***
Любой взгляд на жизнь обман.
И теперь всякая мысль кажется мне нелепостью.
***
Легче удержать себя от неправильного, чем потом делать много правильных вещей, чтобы избавиться от последствия неправильных.
***
Мир, в котором я родился когда-то и начал жить, всё тот же, но декорации сменились. Мир прежний, с прежними интересами и страстями. Это угнетает. Тысячи лет за плечами человечества, а пьеса всё та же секс, война, богатство. Персонажи являются всё те же, что и раньше, и твердят всё о том же.
***
Иногда мне кажется, что книга лежит где-то готовая, что она чуть ли не в моих ладонях, горстью насыпана в моих руках и что её не надо даже записывать, а надо лишь как-то одним махом ощутить, а потом просто выдохнуть это ощущение. Но, чувствуя эту мою будущую книгу в моих ладонях, я всё-таки не могу никаким волшебством сделать её сразу готовой. Её при всей её «готовности», при знании и «осязаемости» мельчайших деталей всё же надобно написать от начала до конца. И когда я начинаю записывать её, она теряется, рассыпается, исчезает. А должна появляться.
Какое странное и невозможное физическое состояние, невыразимый духовный процесс рождение книги.
***
Все пастыри обманывают паству. Нет правителей, заботящихся о своём народе. Народ дойная корова. Когда корова перестаёт давать молоко, её убивают.
Пастыри всегда идут позади, иначе невозможно гнать стадо. Они не увлекают за собой, а гонят перед собой.
***
Рай это любовь художника к тому, что он делает. Карандаш или краска это инструменты сотворения рая.
***
Медитация есть отсутствие ожидания. Медитация есть нахождение внутри процесса.
В любую картину можно влюбиться, если не анализировать её, если не искать в ней ответа, а просто принять её краски и формы. Не понимаешь? А что понимать? Ты видишь, и увиденное тебя радует или не радует. Никакого понимания не должно быть. Понимание есть только при наличии мысли.
Жизнь вовсе не мысль, не проявление мысли, но о жизни можно думать..
***
Многие знакомые давно перестали быть моими друзьями, с ними можно теперь даже не созваниваться. Им до меня дела нет, мне до них тоже. Иногда некоторые звонят, и по их голосу понятно, что просто хотят узнать, жив я или уже нет, а если жив, то хуже мне живётся, чем им, или лучше. И что же? Зачем мне такие телефонные разговоры? А уж о встречах «во плоти» и вовсе речи нет. Пугают такие встречи стареющих людей, не желающих смотреть в глаза. Встретятся и скорее к рюмке, чтобы спрятаться от неловкости и от действительности.
Не хочу видеть никого без любви, без желания, без глубокого интереса. Не хочу поверхностного и формального. Не хочу ничего «для галочки». Хочу захлёбываться восторженными разговорами, хочу смотреть в глаза собеседнику, хочу горячих объятий, хочу взаимного влечения.
Не хочу видеть никого без любви, без желания, без глубокого интереса. Не хочу поверхностного и формального. Не хочу ничего «для галочки». Хочу захлёбываться восторженными разговорами, хочу смотреть в глаза собеседнику, хочу горячих объятий, хочу взаимного влечения.
***
Разве не обидно, что, рождаясь, мы не знаем, продолжением чего мы являемся?
Будь мы продолжением наших родителей, в нашей общей линии жизни была бы общая логика. Но логика, к сожалению, отсутствует, поэтому на неё невозможно опереться. Продолжение это развитие, однако развития нет, всё топчется на месте.
***
Легко верить в то, чего рядом нет. Скажем, можно верить в воскресшего Христа и в то, что Лазарь восстал из мёртвых. Но невозможно поверить в то, что из мёртвых восстал родственник, о котором вам рассказывает какой-то ваш знакомый. Вот тут начинает почему-то включаться жёсткий рационализм.
***
«Слова из уст мудрого благодать, а уста глупого губят его же» (Екклесиаст, гл.10).
Всматриваясь в мир, вижу, что глупые криком кричат глупости и это не губит их, зато губит целые народы. Сказать глупость не так уж страшно для сказавшего, но этой глупостью питаются толпы. Миром управляют глупцы, а мудрецам нет места, мудрецов никто не слушает.
***
Если человека не устраивает окружающий мир, надо построить свой собственный мир.
Беда в том, что подавляющее большинство людей убеждено, что мир надо строить в прямом смысле слова: дома, проспекты, города, одежда, причёска, совершать революции, то есть изменять внешнее, в то время как мир человека это то, что у него внутри.
Рисовать, сочинять книги, ставить спектакли, создавать фильмы и музыку. Внутренний мир не имеет границ, это единственное, что дано человеку для ощущения подлинной свободы и подлинного счастья. Если кто-то не поймёт вас, не принимайте близко к сердцу, не огорчайтесь. Если кто-то не поймёт вас, это значит, что в вашу дверь не так легко войти: вы либо не пускаете никого, либо люди не знают вовсе о существовании вашего мира, либо они довольствуются тем, что у них есть. Разве можно осуждать кого-то за то, что он довольствуется тем, что у него есть?
***
У Андрея Губина в «Молоке волчицы» есть такие слова: «Она охотно пела слабеньким голосом, рассказывала всё, что довелось видеть, и только отказывалась говорить о себе и своей жизни, считая это неинтересным, тоже думала, что всё интересное где-то там, в Москве или на Курильских острова».
Это именно то, о чём я постоянно твержу: большинство людей считают себя и свою жизнь неинтересной, они отказываются рассказывать о себе, они прячутся. А ведь именно человек интересен, не то, что он видел, а то, как он прожил и прочувствовал то, что видел. Чувства и мысли вот что важно. Поступки это внешнее, часто даже не имеющее значения, а вот внутренняя жизнь, которая всегда ярче, сокрыта от внешнего мира. Поступок нередко результат глубокой внутренней борьбы с самим собой, поступок результат сложного, иногда непостижимого духовного пути. Как же это может быть неинтересным?
Но все закрываются панцирем. Почему? Разговоры всё чаще о «посторонних» вещах, о пустом. Постоянно замечаю, как на серьёзный вопрос люди отвечают шуткой, стремясь с её помощью ускользнуть от разговора. Может, они боятся, что разговор разрушит их мир?
***
Раньше я носил в кармане блокнот и записывал интересные мысли, рождавшиеся во мне. Интересные они были чаще по форме, чем по сути. Возникали монологи и диалоги «просто так», не для конкретного сюжета. Это развлекало и увлекало меня. Я доставал из кармана блокнот и записывал туда мысли, чтобы они не ушли.
Сейчас не записываю. Вижу их, радуюсь им, но не удерживаю. С некоторой грустью наблюдаю за тем, как они медленно уходят прочь, в туман, в небытие. До какого-то момента их ещё можно удержать, вернуть, но если не сделать этого, то они уходят безвозвратно. Они напоминают мне обидевшихся друзей, от которых я отказался и тем самым совершил страшнейшее преступление. Они ждут, что я опомнюсь, потянусь к ним, обниму их, сделаю их моей неотъемлемой частью. Но я ничего не делаю, чтобы удержать их. Они рождаются во мне, а я предаю их, зная наверняка, что без меня они не выживут.
***
Странным образом устроен мой мозг. Читаю что-нибудь, натыкаюсь на какую-то фразу, и в голове начинает стремительно выстраиваться новый текст мой текст. Если я не запишу его, то забуду быстро, но если начну записывать, то получится сразу несколько страниц. Эти страницы рождаются часто из пустой фразы, часто в ней и мысли-то нет. Это похоже на то, как человек спотыкается о небольшой камень, а потом кубарем летит долго вниз по склону Однако дальше этих нескольких страниц ничего нет, потому что, наверное, не мысль лежала в основе, а некое сочленение слов, необязательное для того, чтобы из него, как из семени, выросло дерево. Я иногда перебираю листы, хранящиеся в разбухшем старом портфеле, и понимаю, что написать дальше нечего. Есть тексты, которые служат началом будущей повести или большой книги, но на это «будущее» у меня просто нет сил, а есть тексты без продолжения, много страниц без продолжения. Они обрываются так же внезапно, как были зачаты. Оргазм непонятно чего. Порыв, начатый чужими словами и ушедший, как вода уходит в песок.
Что же это за состояния?
Я часто расспрашивал раньше моих знакомых, которые рисовали, работали со словом, сочиняли музыку и т.д., расспрашивал о том, как в них зарождается «начало» творчества. Они огрызались. Они думали, что я расспрашиваю о технической стороне, а меня интересовала «биология» творческого процесса, она ведь наверняка у всех разная. Я по-своему пишу, по-своему слышу, по-своему вижу, по-своему желаю. Они все по-другому. У каждого есть свой предбанник и своя кухня. Будь мы одинаковы, мы не создавали бы разного и не жили бы по-разному. Поделиться своим миром это открыть путь к себе, позволить другому человеку сродниться, слиться с тобой.
***
Я никого не люблю Вернее, люблю многих, мне хорошо среди людей, но я не люблю их так, как мне хотелось бы любить. В моём воображении я нарисовал такую любовь, какую не встречал никогда, и во мне тоже нет такой любви. Я ущербный, у меня не получается любить так, как мне хотелось бы. Не умею. Но если нет той любви, о какой я мечтаю, то может ли быть другая? И любовь ли это?
***
Мне не нужны сорванные цветы. Мне нужны цветы, трава и деревья, уходящие корнями в землю, ибо по ним струятся соки жизни. Их форма лишь оболочка, милое обрамление невидимого содержания. Мне нужна не женщина, не её лицо, не её груди, не её промежность и тело вообще. Мне нужна жизнь, пульсирующая в ней, сладкое ощущение её жизни, головокружительное проникновение в это состояние. И только после этого оболочка, куда помещена эта жизнь.
***
Самое важное в жизни уметь сжигать мосты. И уметь возводить новые. Я не умею ни того, ни другого.
***
Я пытаюсь сбросить с души то немногое, чем она покрыта.
Лохмотья обмана.
Я обнажаюсь всякий раз, когда начинаю разговор. Разговор по душам.
Сколько лжи в надетых масках! Сколько неправды в наших нарядах! Сколько скованности в наших надуманных движениях! Сколько растраченных сил в погоне соответствовать чему-то
***
Дураков надо либо убивать, либо обходить далеко стороной. Второе проще, но первое надёжнее.
***
Один край его жизни лежал в детстве, другой в старости. Между ними раскинулось полотно, на котором оставили свои следы и пролитое вино, и пролитая кровь, и пролитые слёзы. Что лежало за краями его жизни, он не помнил, хотя сердцем чувствовал, что знал это. Но если знал, но не помнил, это всё равно, что не знал. Где нет памяти, там нет знаний.