Свяжите меня с полицейским управлением, попросил я телефонистку. Отдел убийств.
К моему удивлению, Виктор не только оказался на месте, но и сам поднял трубку.
Слушаю вас.
Это Альтманн, представился я.
В голосе по ту сторону провода послышалось веселое изумление:
Роберт? Что у вас стряслось?
Я звоню по поводу объявления Яндра Хевель. Вам знакомо это имя?
Ах, этот, голос снова поскучнел. Вам нужен четвертый отдел.
Только если четвертый отдел занимается расследованием убийств.
Что вы хотите сказать?
Что мистер Хевель уже не вооружен и не опасен.
Он мертв? уточнил Виктор.
Давно. Его тело находится в университете вторую неделю. Попытка ресуррекции назначена на завтра.
Вы уверены, что это он? через помехи на линии я услышал, как Эйзенхарт подозвал к себе сержанта.
Уверен. Все совпадает, вплоть до татуировки, кстати, неправильно вами описанной.
Эйзенхарт некоторое время помолчал.
Буду у вас через двадцать минут, наконец сказал он и отключился.
В дверь телефонной комнаты постучали. Я вышел в холл и обнаружил там Максима со злополучной газетой в руке.
Я прочел всю страницу, но так и не понял, что вас взбудоражило, сообщил он.
Вы не помните его? я указал на фотографию.
Он посмотрел на нее и перевел полный любопытства взгляд на меня.
А должен?
Его тело находится сейчас в нашем морге.
Мой собеседник безразлично пожал плечами.
Я редко запоминаю их лица. Но в таком случае он осекся на середине фразы, но все же я понял, что он хотел сказать.
Полиция уже в пути.
Профессору это не понравится.
Мысленно я с этим согласился. Профессор Фитцерей, наш общий начальник, крайне болезненно реагировал на любые попытки посторонних пробраться в его владения, особенно в его отсутствие.
Мы можем с ним связаться до появления полиции?
Не успеем, я покачал головой. Я должен идти, но вы можете попробовать дозвониться до него.
Взвесив все «за» и «против», коллега проследовал за мной в гардеробную.
Позвоню ему из университета, решил он. Будет лучше, если вам не придется встречать купов в одиночестве.
Глава 2
Доктор
Мы вошли в морг за пять минут до полицейских. Кроме Эйзенхарта и сержанта Брэмли, я увидел мужчину в сером пальто.
Мистер Конрад из четвертого отдела, представил его Виктор. Мистер Конрад возглавляет расследование по делу Хевеля. А это, мистер Конрад, доктор Альтманн, я рассказывал вам о нем по дороге, и Виктор перевел взгляд с Максима на меня, ожидая, что дальше церемонию знакомства проведу я.
Максим Мортимер, ассистент профессора Фитцерея, главы кафедры танатологии.
Эйзенхарт удивленно вскинул бровь.
Танатолог?
Специалист-танатолог, педантично уточнил Максим.
Замешательство Эйзенхарта можно было понять. В представлении обывателя танатология недалеко ушла от некромантии, и предполагалось, что служитель столь темного знания должен выглядеть, как положено всякой проклятой душе: мрачным как дрозд, затянутым во все черное и полубезумным. Мортимер с его белокурыми локонами, актерской улыбкой и юношеским обаянием не слишком вписывался в этот портрет. В отличие, видимо, от меня. Моя принадлежность к неблагородной профессии еще ни у кого не вызывала вопросов.
Мы хотим увидеть тело, впервые заговорил мистер Конрад.
Одну минуту.
Я нашел необходимую камеру и с помощью Максима переместил тело на лабораторный стол. Полицейские склонились над ним.
Это он.
Эйзенхарт согласился с коллегой.
Как он умер? поинтересовался Виктор.
Истек кровью. Колотая рана, нанесенная обоюдоострым лезвием. Пробила бедренную артерию. Вот здесь, показал я. Сейчас она, разумеется, зашита это стандартная процедура перед проведением эксперимента.
Моя работа, похвалился Максим аккуратностью стежков.
Как он попал к вам? это спросил уже мистер Конрад.
У университета договор с городским моргом. Раз в месяц мы имеем право набрать из невостребованных тел определенную квоту для экспериментов по ресуррекции. Этот был в последнем поступлении. Я передам вам сопроводительные документы, они наверху.
Среди неопознанных тоже? уточнил полицейский.
Таких среди невостребованных большинство. Если тело не подходит ни под одно из описаний, высланных полицией, по прошествии должного срока мы можем забрать его. Если есть сомнения, в морг вызывают седьмой отдел. Спросите детектива Эйзенхарта, он знает, как это происходит.
Виктор подтвердил мой рассказ.
Не представляю, правда, как они упустили Хевеля. Мы разослали всем ориентировку еще в январе, добавил он.
Полицейский из четвертого отдела помрачнел.
Будем разбираться. Где его вещи? задал он следующий вопрос.
Максим поставил перед полицейскими картонку, на дне которой одиноко болтались часы-луковица.
Это все?
Все, что было при нем, когда он попал в морг. А что вы ищете?
Эйзенхарт проигнорировал вопрос и со вздохом обратился к коллеге:
Значит, либо они отправились в мусор, либо
Попали не в те руки, закончил за него мистер Конрад.
Не обязательно. Если бы он успел встретиться с заказчиком, мы бы услышали. Что, если он оставил их где-то перед смертью?
Тогда мы этого не узнаем.
Не обязательно, повторил Эйзенхарт. Доктор, вы ведь хотели оживить его?
Я покосился на него.
Как я говорил вам, только духи способны оживлять. В случае успеха мы можем вернуть мистера Хевеля в мир живых на некоторое время. Пару минут. Возможно, час. Не более. Но и на это шансы невелики.
Попробуйте. Сейчас, потребовал детектив.
Вперед выступил Мортимер.
Подождите! Ресуррекция должна проводиться в присутствии профессора. Вы можете подождать
Мы не можем, невежливо перебил его Эйзенхарт. Государственные интересы и все такое. Но вы можете связаться с профессором и пригласить его присоединиться к нам сейчас.
Если дело только в этом, мы выпишем подтверждение, что эксперимент был вызван полицейской необходимостью, добавил мистер Конрад. Полагаю, это избавит вас от проблем. Думаете, это поможет, Эйзенхарт?
Точно не помешает, отмахнулся от него детектив, пытавшийся убедить Мортимера в необходимости провести ресуррекцию немедленно.
После некоторых споров Максим сдался и ушел наверх дозваниваться до профессора, в то время как мне выпала сомнительная честь готовить труп к попытке воскрешения. С помощью побледневшего Брэмли я перетащил тело в соседнюю комнату, обычно запертую и скрытую от посетителей. Мистер Конрад, взглянув, как мы стягивали лежавшее на столе тело ремнями, попросил позвать его, когда приготовления закончатся, и расположился в морге на стуле для посетителей. Эйзенхарт же с выражением откровенного любопытства на лице заглядывал через мое плечо.
Всегда было интересно, чем вы тут занимаетесь, признался он, увидев, как я прикрепляю провода к телу. Значит, будете гальванизировать труп?
Не только. Я закрепил последний провод и объяснил: Стимуляция грудо-брюшного нерва и диафрагмы поможет запустить вновь процессы дыхания, в то время как эти провода должны привести в действие мозговую активность. Но главное не это.
Проверив работу насосного механизма, я достал из холодильного ящика консервированную кровь.
Теперь вы собираетесь делать ему переливание крови, прокомментировал Эйзенхарт. Неужели все так просто?
Я промолчал, устанавливая катетеры. Флакон с бесцветной жидкостью, появившийся из холодильного ящика следующим, вызвал у Эйзенхарта еще больше вопросов.
Что это? Хлорид кальция? Адреналин?
Я пообещал себе, что не стану на него отвлекаться, пока не закончу, но не сдержался:
Надеюсь, вы осознаете, что введение такого количества адреналина внутривенно приводит к летальному исходу?
Правда? Я запомню, пообещал Эйзенхарт и сделал пометку в блокноте. В наше время так легко получить на него рецепт Тогда что это, доктор? Неужели великий эликсир?[12]
Подготовив все для инфузии, я ответил:
Не знаю.
Разумеется, такой ответ только подогрел его интерес.
Как так?
Пришлось начать издалека:
За историю танатологии было перепробовано множество теорий. Но они ни к чему не привели. Та же гальванизация, о которой вы так презрительно отозвались Несколько десятилетий назад мистер Юре считал, что подобным образом можно оживить человека, погибшего от удушения или утопления. Разумеется, этого было недостаточно: электрическое возбуждение мускулов приводит только к спазматичным движениям, которыми сейчас не обмануть даже простую публику. Первый настоящий прорыв случился семь лет назад: ученый из Гельветских Кантонов, ваш тезка, кстати, заявил, что узнал, как оживлять безжизненную материю. В его лабораторию попало тело человека, за сутки до того воскрешенного дроздами. Довольно ироничная ситуация: духи велели вернуть его в этот мир после аварии, чтобы спустя день он погиб под копытами понесшей лошади. Тогда впервые попытка ресуррекции увенчалась успехом: мужчина вернулся на тридцать девять секунд и успел назвать свое имя, прежде чем окончательно ушел в мир духов. После были проведены всевозможные анализы, чтобы понять, чем он отличался от предыдущих подопытных, и в его крови обнаружилось это вещество.
И вы действительно не знаете, что это за раствор? Вы, должно быть, шутите! Как такое возможно?
Если бы Эйзенхарт подозревал обо всем невозможном, что даровали нам духи, он бы не удивлялся. Увы, бездушнику это было недоступно.
Это невозможно. Лучшие химики мира бьются над загадкой этого вещества уже который год, и пока их вердикт неизменен: что бы это ни было, оно не может существовать. Ни один тест не смог еще дать определенных результатов. Если не верите, поинтересуйтесь на химическом факультете. Только дрозды знают, что это. Но они связаны клятвой и не могут сказать.
Закончив с насосом, я кинул взгляд на Эйзенхарта: у того был вид мальчишки, которому поведали сказку, и теперь он не знает, верить ей или нет. Я промолчал и не стал добавлять, что уверен: это вещество не имеет материальной, объяснимой природы. Восемь лет я проработал по соседству от шатра дроздов и ни разу не видел в их святилище медицинского оборудования. То, что они делали, как они воскрешали погибших, совершалось по воле духов, а не в соответствии с современной наукой. Оставив Виктора в одиночестве, я вышел в помещение морга.
Все готово, объявил я. Можем начинать. Мортимер еще не вернулся?
Брэмли вызвался сходить за ним, и вскоре мы собрались вокруг стола. Я поместил в стоявший в изголовье фонограф новый восковой валик и отошел в сторону.