Лиз!
Лир с трудом поднялся на ноги, стараясь не пролить выпивку. Раскинул руки, неуклюже пытаясь обнять ее, но она оттолкнула его с преувеличенным неудовольствием на лице. Она носила маленькие очки в черепаховой оправе, совершенно круглые. На лице любой другой женщины они бы выглядели мужскими, но это был совершенно не тот случай.
Ты пьян.
Ни в малейшей степени. Скорее, в немалейшей. И не настолько, как мой новый товарищ по комнате.
Он приложил свободную руку к краю рта и заговорил нарочитым шепотом.
Не говори ему, но минуту назад он выглядел так, будто уже поплыл.
Он поднял бокал.
Выпьешь?
У меня через полчаса встреча с куратором.
Сочту это за согласие. Тим, познакомься, это Лиз Мэйкомб, моя подруга. Лиз, это Тим. Фамилию его не могу вспомнить, но потом вспомню обязательно. Поздоровайтесь, а я пока девушке коктейль сделаю.
Было бы вежливо встать, но почему-то мне это показалось слишком формальным, и я передумал. Кроме того, я не был уверен, что у меня это получится.
Привет, сказал я.
Она села на кровать, поджав под себя худощавые ноги и опустив поверх колен подол платья.
Как поживаешь, Тим? Значит, ты по конкурсу прошел.
Лир неуверенно наливал джин.
Тим из Огайо. Это всё, что я запомнил.
Огайо!
Она произнесла это слово с таким же наслаждением, с каким можно было бы сказать «Паго-Паго» или «Рангун».
Всегда хотела там побывать. На что он похож?
Ты шутишь.
Она рассмеялась.
Ну да, слегка. Но это твой дом. Патриа, родина. Твое место рождения. Расскажи что-нибудь.
Ее прямота была совершенно обезоруживающей. Я попытался придумать, что бы такого сказать стоящего. Что можно рассказать о родном доме, который ты оставил?
Наверное, равнины, так можно сказать. Я внутренне содрогнулся от идиотизма своей фразы. Люди хорошие.
Лир подал ей бокал, и она взяла его, даже на него не глянув.
Хорошие люди хорошо. Мне нравятся хорошие люди. А что еще?
Она не сводила глаз с моего лица. Ее пристальный взгляд заставлял меня нервничать, хотя это и не было неприятно совершенно наоборот. Я разглядел еле заметный пушок у нее над верхней губой, влажной от пота.
На самом деле особо и говорить нечего.
А твоя родня? Чем они занимаются?
Отец офтальмолог.
Уважаемая профессия. Я без этих штук дальше собственного носа ничего не увижу.
Лиз из Коннектикута, вступил в разговор Лир.
Лиз сделала второй глоток, побольше, немного вздрогнув, но не без удовольствия.
Джонас, если не возражаешь, я сама буду говорить, сказала она.
Из какой его части? спросил я так, будто хоть что-то знал о Коннектикуте.
Из маленького городка под названием Гринвич, да-рагой. Я должна бы его ненавидеть, поскольку, вероятно, нет места более ненавистного, но у меня, похоже, не получается. Мои родители ангелы, и я их обожаю.
Джонас, добавила она, глядя в бокал, это реально здорово.
Лир вытащил из-за стола стул и опустился на него, опершись руками на спинку. Я мысленно подметил для себя, что отныне я буду садиться на стул только так.
Уверен, ты можешь побольше рассказать об этом, сказал он, ухмыляясь.
Снова-здорово. Я не цирковая обезьянка, сам знаешь.
Ладно тебе, ягодка моя. Мы просто напились в хлам.
Ягодка. Слышал бы ты себя. Она надула щеки и тяжело вздохнула. Чудесно, на этот раз сойдет. Но чтобы без недомолвок, только потому, что мы не одни.
Я понятия не имел, какие выводы можно сделать из этого разговора. Лиз снова отпила коктейль. В комнате повисла нервная тишина, долгая, секунд на двадцать. Лиз закрыла глаза, будто медиум на спиритическом сеансе, пытающийся вызвать душу умершего.
У него вкус
Она нахмурилась.
Нет, не так.
Ради бога, не мучь меня, простонал Лир.
Тихо.
Миновало еще одно мгновение, и она просветлела лицом.
Как как у воздуха в морозный день.
Я был потрясен. Она была совершенно права. Более чем права. Ее слова не являлись простым описанием опыта, они еще более углубляли его, наполняя реальностью. Я впервые в жизни столкнулся с тем, как сила слова придает жизни остроту. Да еще эта фраза исходила из столь сексуальных губ.
Лир восхищенно присвистнул сквозь зубы:
Хорошо.
Я во все глаза смотрел на нее.
Как у тебя это получается?
Всего лишь талант, который у меня есть. Талант плюс двадцать пять центов, и печенька твоя.
Ты, типа, писатель?
Она рассмеялась:
Боже, нет. Ты когда-нибудь встречал этих людей? Полнейшие пьяницы, все до одного.
Лиз учится на одном из курсов по английскому, о которых мы говорили, сказал Лир. Обуза для общества, совершенно никакой работы.
Избавь меня от твоего дремучего невежества, ответила она и обратилась ко мне: Вот чего он тебе не говорит, что сам-то он вовсе не тот самовлюбленный бонвиван, каким пытается казаться.
Да, я такой!
Тогда почему ты ему не расскажешь, где ты был последние двенадцать месяцев?
Я был окончательно перегружен информацией и под действием трех бокалов крепкого коктейля не додумался задать самый очевидный вопрос. Почему, ради всего святого, Джонас Лир захотел жить в одной комнате с летуном?
Окей, тогда я это сделаю, сказала Лиз. Он был в Уганде.
Я поглядел на Лира:
И что ты делал в Уганде?
Ой, немного того, немного сего. Как оказалось, у них там идет самая настоящая гражданская война. В рекламном проспекте об этом не было.
Он работал в лагере беженцев по линии ООН, объяснила Лиз.
Ага, копал выгребные ямы и грузил мешки с рисом. Это не делает меня святым.
По сравнению со всеми нами делает. Твой новый товарищ по комнате, Тим, не сказал тебе, что у него серьезные планы, как спасти мир. Я говорю об изрядном комплексе спасителя. У него эго размером с дом.
На самом деле я подумываю, чтобы всё это бросить, сказал Лир. Это не стоит того, чтобы дизентерию подхватить. В жизни никогда так не паносил.
Поносил, не «паносил», нет такого слова, поправила его Лиз.
Я едва поспевал за этими двумя, и проблема была не просто в том, что я был пьян или уже наполовину влюблен в подругу моего товарища по комнате. У меня было ощущение, что из 1990 года в Гарварде я прямиком попал в кино 40-х годов с блиставшими тогда Спенсером Трэйси и Катариной Хэпберн.
Ну, думаю, специализация на английском здорово, заметил я.
Спасибо тебе. Видишь, Джонас? Не все в мире такие мещане.
Предупреждаю тебя, сказал Лир, махнув пальцем в моем направлении, ты сейчас разговариваешь с еще одним занудой-ученым.
Лиз сделала раздраженное лицо.
Моя жизнь внезапно наполнилась учеными. Скажи, Тим, а ты какие науки изучаешь?
Биохимию.
А точнее? Мне всегда интересно было.
Я ощутил странную радость оттого, что мне задали такой вопрос. Возможно, дело было в том, кто его задал.
Строительные элементы всего живого, если в общем. То, что дает возможность жить всем существам, то, что заставляет их умирать. Биохимия обо всём этом.
Она одобрительно кивнула:
Что ж, очень хорошо сказано. Я бы сказала, что в тебе есть нечто поэтическое. Ты начинаешь мне нравиться, Тим из Огайо.
Она допила коктейль и отставила бокал в сторону.
Что же до меня, то я здесь на самом деле пытаюсь выработать философию жизни. Весьма дорогой способ, надо сказать, но в свое время мне это показалось хорошей идеей, и я решила этим заняться.
Что же до меня, то я здесь на самом деле пытаюсь выработать философию жизни. Весьма дорогой способ, надо сказать, но в свое время мне это показалось хорошей идеей, и я решила этим заняться.
Какое роскошное устремление четыре года в университетском колледже, двадцать три штуки баксов разом, чтобы выработать в себе личность. Это показалось мне еще одним чуждым аспектом ее характера, который я надеялся узнать получше. Я говорю «чуждым», но имею в виду «ангельским». Я был совершенно уверен в том, что она небесное создание.
Ты это не одобряешь?
Видимо, что-то в моем лице выдало это. Я почувствовал, как мои щеки зарделись.
Я этого не говорил.
Ты ничего не говорил. Позволь совет. «На то мужчине и дается речь, чтоб мог он в сети женщину завлечь».
Извини?
Шекспир, «Два веронца». Если короче, когда женщина задает вопрос, лучше отвечай.
Если хочешь заполучить ее в постель, добавил Лир и посмотрел на меня, не обижайся на нее. Она ходячий цитатник Шекспира. Я половины не понимаю из того, что она говорит.
Я почти не знал Шекспира, мои знания его поэзии, как у большинства людей, ограничивались всем известной цитатой из «Юлия Цезаря» (жестокой, но иногда возбуждающей) и «Ромео и Джульетты» (которую до того момента я считал образцом нелепости).
Я просто хотел сказать, что еще никогда не встречал человека, который бы мыслил таким образом.
Она рассмеялась.
Ну, если ты хочешь общаться со мной, мальчик, повышай квалификацию. И на этом, сказала она, вставая с кровати, я оставляю вас.
Но ты же и вполовину не так пьяна, как мы, запротестовал Лир. Я надеялся, что мне представилась возможность пообщаться с тобой.
Надо думать.
В дверях она остановилась и посмотрела на меня.
Забыла спросить. Ты кто?
Еще один вопрос, на который у меня не было ответа.
Еще раз?
Муха? Сова? Эй-Ди? Только не говори, что ты из «Порселиэн».
Лир ответил за меня:
На самом деле нашему парню, хоть он уже и второкурсник технически, еще только предстоит прожить этот аспект жизни в Гарварде. Очень сложная история, а я слишком пьян, чтобы всё это объяснять.
Значит, ты не в клубе? спросила она меня.
А тут есть клубы?
Клубы студентов. Кто-нибудь, ущипните меня. Ты действительно не знаешь, что это такое?
Термин я слышал, но не более.
Это что-то вроде студенческих братств?
Ну, не совсем, сказал Лир.
Это анахронизм, сущие динозавры, элитарные до мозга костей. Но случайно устраивающие самые лучшие вечеринки. Джонас в клубе Шпее. Как его папа, как папа его папы и как все папы в роду Лиров с тех пор, как у рыб ноги появились. А еще он, как-его-там Джонас, как вы это называете?
Панчмейстер.
Она закатила глаза.
Да уж, звание еще то. Если коротко, то он отвечает за вновь вступающих. Лапочка, ну сделай что-нибудь.
Я с парнем только познакомился. Может, ему это и не интересно.
Уверен, интересно, сказал я, хотя вовсе не был ни в чем уверен. Во что я позволяю себя втянуть? И во что это мне обойдется? Но если это значит, что я буду проводить больше времени рядом с Лиз, ради этого я был готов в огонь идти. Абсолютно. Мне определенно интересно нечто подобное.
Хорошо. Она победно улыбнулась. В субботу вечером. При черном галстуке. Видишь, Джонас? Дело решенное.