«Глупец, выругал он себя. Все и без того паршиво, а ты еще придумываешь призраков».
И все же ему было трудно забыть детские истории о Прайрате, лысой голове Красного Священника и его жестоком лице, а также стуке его сапог, когда он разгуливал в башне по ночам. Отец Прайрата был демоном, так утверждали некоторые истории, и умел разговаривать с мертвыми.
Сненнек добрался до края крыши, и теперь над ним виднелся лишь невысокий купол, накрывавший верхнюю часть башни. Тролль перевалился через край мгновение его ноги болтались в воздухе, как у лягушки, прыгающей в воду, а потом исчезли. Морган стоял и смотрел вверх, а сердце отчаянно колотилось у него в груди.
Через несколько мгновений появилась голова Сненнека, темный узелок, залитый лунным светом.
Я завязал веревку! крикнул он вниз, и Морган едва различил его голос из-за большого расстояния.
А через мгновение Морган увидел, как разворачиваются кольца серебристой веревки. Ее конец несколько мгновений раскачивался и остановился на высоте стены.
Сненнек что-то сказал, но на этот раз Морган не расслышал его слов, а тролль скрылся за краем крыши.
Что он сказал? Чтобы Морган лез вверх и присоединился к нему? Или что-то другое? Может быть: «Это опасно. Оставайся на месте. Я спускаюсь».
Но в таком случае где он?
Морган ждал. И ждал. И ждал.
Луна скользнула за тучи и спряталась. Мех с кангкангом находился совсем рядом и, казалось, звал Моргана сладким, несущим покой голосом. Еще несколько глотков, и ему станет все равно. Он может остаться здесь, прилечь и поспать, а потом кто-нибудь придет и обо всем позаботится. Сненнек спустится с башни, или Квина вернется со стражниками или со своим отцом.
Или с моими дедушкой и бабушкой
Морган принялся расхаживать взад и вперед, чувствуя, как ночь прогоняет опьянение, оставляя лишь отвратительный холод. Как он может ждать, когда кто-нибудь придет? Он дал слово, обещание принца. Он заставил да, заставил тролля забраться на опасную башню. Может быть, Сненнек лежит там, он поскользнулся или споткнулся в темноте и сильно ударился? А что, если маленькая Квина заблудилась в лабиринте коридоров и переулков в сердце древней цитадели? И тогда никто не придет и никто ничего не станет делать, за исключением самого Моргана. Он должен забраться на башню.
«Возможно, именно это и означали гадальные кости Сненнека, его Черная расселина и Противоестественное рождение? И я никогда не стану королем из-за того, что упаду с башни и умру?»
Лунный свет освещал свисавшую веревку, казавшуюся серебристой на фоне темного камня и слегка раскачивавшуюся под легким ветерком.
Морган вытер руки об одежду, наклонился, взял пригоршню земли и тер ладони до тех пор, пока они не стали сухими. Подъем предстоял нелегкий даже и без потных рук.
Морган вытер руки об одежду, наклонился, взял пригоршню земли и тер ладони до тех пор, пока они не стали сухими. Подъем предстоял нелегкий даже и без потных рук.
Добраться до того места, где болтался конец веревки, оказалось не так трудно, как опасался Морган. Фасад не обновляли много лет, и расстояния между камнями стали широкими. Один или два раза ему пришлось доставать из-за пояса нож и счищать старую штукатурку, чтобы получить достаточный упор для руки или ноги, но только оказавшись у конца стены, Морган понял, в какое тяжелое положение попал.
Он не доставал до веревки всего несколько дюймов, и ему требовалось слегка подпрыгнуть, чтобы ухватиться за нее. Из чего следовало, что в случае неудачи он рухнет на камни мостовой. Пока он находился всего лишь на втором этаже, такое падение его наверняка не убило бы, но он не сомневался, что вполне может сломать руки или ноги.
Теперь Морган глубоко сожалел о своей глупости. Несмотря на то что первая часть подъема оказалась не слишком трудной, кангканг полностью выветрился у него из головы. Во всяком случае, так ему казалось впрочем, когда он посмотрел вниз и обнаружил, что камни мостовой раскачиваются под ним, словно лежат на дне ручья с быстрым течением, он уже не был так в этом уверен.
Наконец ему удалось найти удобную опору для одной ноги, и он сумел подняться выше теперь конец веревки находился всего на расстоянии одной ладони. Он вытер руки об одежду, вознес молитву сначала к святому Риаппу, затем к святому Сутрину и напоследок к Элизии, матери Эйдона, надеясь на любую помощь, которую только мог получить. А потом, боясь передумать, приподнялся на цыпочки и прыгнул вперед и вверх, чтобы ухватиться за веревку.
Морган сумел ее достать и удержаться, но в тот момент, когда он облегченно вздохнул, веревка начала раскачиваться, точно отвес, и он ударился о каменную стену башни. Ему пришлось приложить все силы, чтобы не выпустить ее из рук, и несколько мгновений он висел на ней, точно больная обезьяна, цепляющаяся за ветку.
Вскоре он почувствовал, что его хватка слабеет, и ему пришлось искать ногами упор в трещинах стены. Наконец ему это удалось, но теперь он висел под углом к стене башни, и почти весь его вес приходился на руки. Он стал понемногу подниматься вверх и сначала даже почувствовал некоторую уверенность, когда сумел добраться до верхней части второго этажа, упираясь ногами, когда приходилось перехватывать веревку руками. Но когда у него сорвалась нога, он снова начал раскачиваться, однако все-таки исхитрился найти новую трещину и на некоторое время замер, стараясь восстановить дыхание.
Довольно скоро он поднялся на такую высоту, что у него уже не осталось сомнений: если он сорвется, то разобьется насмерть. Кроме того, он начал опасаться, что не сможет использовать веревку до конца плечи у него горели от напряжения, пальцы сводила судорога. Он принялся поносить себя последними словами если бы его учителя их услышали, у них из орбит повылезали бы глаза и они бы поспешили в церковь.
«Остается только одно, сказал он себе. Сделать это так же, как тролль».
Отказаться от веревки и тогда ноги смогут принять на себя половину нагрузки.
«Добрый Эйдон, храни меня, ведь, если я умру, что подумают люди? Они решат, что я идиот. Конечно, так и случится. И они будут правы».
Но у него не оставалось выбора, разве что закричать и попросить о помощи, и, хотя руки ужасно болели, еще больше его пугала мысль о том, что все сбегутся посмотреть на чудовищную глупость наследного принца. Он завязал веревку вокруг пояса на тот случай, если совершит серьезную ошибку, потом слегка покачался взад и вперед, пытаясь найти на стене подходящий упор для руки. В первый раз у него ничего не получилось, но со второго он нашел трещину и просунул в нее пальцы и почти сразу перестал раскачиваться. Поискал ногами выступ, но узел на поясе стал слабеть, и он начал соскальзывать со стены вниз.
Морган вознес молитву к Элизии, думая о добром снисходительном лице матери бога, рассчитывая, что в ее душе найдется милосердие для пьяных молодых идиотов, потом снова качнулся в сторону башни, полностью отпустил веревку и вставил пальцы в ближайшую щель в стене. Узел развязался, веревка соскользнула вниз и теперь раскачивалась у него за спиной, а он не мог до нее дотянуться. Все внутри у Моргана похолодело. Теперь он мог лишь двигаться вверх или вниз по стене, как делал Сненнек.
Дальше начался настоящий кошмар. Морган плохо помнил, что происходило потом, ему лишь казалось, будто поиски очередного уступа продолжались часами. Он знал, что этот подъем будет сниться ему до конца жизни, если повезет и он уцелеет. Он изо всех сил старался не обращать внимания на боль и медленно, невозможно медленно, как гусеница, двигался дальше, он безумно устал, все тело у него мучительно ныло, и он уже не мог вспомнить, что когда-то чувствовал себя иначе. Он миновал третий этаж, потом четвертый, так невероятно медленно, словно ждал, пока растает снег. Он мог думать только о том, как найти упор для руки или ноги и подтянуться вверх. Вес собственного тела казался чужим, словно на плечах висел еще один человек и тащил его вниз, в пустоту, к гибели.
Четвертый этаж проплыл мимо, и наконец он оказался на пятом. Морган видел лишь то, что находилось над ним, и ему ничего не оставалось, как толкать свое тело вверх, прижимаясь к стене башни, нащупывая в ней новые трещины. Один из его башмаков соскользнул и упал вниз, но он даже не обратил на него внимания. Он полз все выше и выше, и с каждым мгновением это становилось больше и одновременно меньше, чем просто подъем. Иногда довольно долго ему казалось, будто он ползет по горизонтальной поверхности, животом вниз, а сильный ветер мешает ему двигаться вперед. Позднее он решил, что пробирается по туннелю в другую страну, где тепло и можно будет отдохнуть. Но о чем бы он ни думал, о чем бы ни мечтал, что-то тянуло его вниз, пытаясь сбросить в пустоту. Злобный враг хотел, чтобы он разбился насмерть о камни.
Морган вынырнул на поверхность после очередного погружения в темноту, когда понял, что не может найти новой опоры для руки, потому что их попросту не было его свободная рука шарила в пустом пространстве. Он впервые за долгое время поднял глаза и увидел, что добрался до вершины. Это так его поразило, что он едва не свалился, но сердце быстрее забилось в груди, мысли вернулись к реальности, и он снова оказался в темноте, почти на вершине башни.
Перебраться через край оказалось едва ли не самым трудным делом его жизни. В какой-то момент, когда он пытался поднять левое колено на крышу башни, из его глаз хлынули слезы. Никто не пришел, чтобы ему помочь. Он позвал Сненнека, или ему показалось, что он его позвал, но никто не ответил.
Наконец он перенес самую тяжелую часть своего тела через край, распластался на изогнутой поверхности куполообразной крыши, а потом пополз вперед, пока не почувствовал, что и ноги лежат на твердой поверхности. Тогда он перекатился на спину и застонал, потому что все тело у него пульсировало от жгучей боли. Морган не знал, заснул он или просто перестал думать, но некоторое время он неподвижно лежал в темноте, а когда открыл глаза, то увидел над собой лишь звезды.
«Я не знаю их названий, подумал он. Кто-то сэр Порто? Дедушка? пытался когда-то меня учить, но я не слушал».
Если только это его звезды. Если только он не забрался так высоко, что оказался в другом мире, в неведомой стране на небесах.
Наконец он перевернулся на живот и встал на четвереньки. На крыше Сненнека не оказалось, хотя он рассчитывал его увидеть. Пологая крыша купола плавно закруглялась, поднимаясь всего на несколько локтей между краем и центром, непохожая на купол с окнами и падающим из них светом, как в соборе Святого Сутрина. Это был массивный каменный купол, полный тайны, как и вся Башня Хьелдина. Рядом с вершиной строители сделали четыре больших люка, по одному на каждый квадрант неба. Двери люков заперли на цепи, когда башню закрыли, но сейчас один из них был открыт, и квадратное черное отверстие зияло точно голодный рот.