Отец Виберт задержался еще на несколько мгновений, явно рассчитывая, что лорд-канцлер передумает и прочитает письмо вдовствующей принцессы прямо сейчас. Как и многие представители священнослужителей, что уже достаточно давно обнаружил Пасеваллес, Виберт обожал сплетни однако в конце концов он смирился и вышел. Глядя ему вслед, Пасеваллес подумал, что из-за костлявых колен и локтей его секретарь больше похож на марионетку, чем на духовное лицо.
«И это мое проклятие, сказал себе Пасеваллес. Видеть истинное, а не то, что другие хотят, чтобы я видел».
Вне всякого сомнения, это действительно было его проклятием, но иногда он думал, что и счастьем одновременно быть не таким слепым, как все люди, которые не хотят смотреть правде в глаза.
Пасеваллес осторожно взял письмо принцессы, словно сложенный листок бумаги имел острую, как у клинка, грань. Именно об этом он иногда думал, когда смотрел на принцессу нож, который может долго лежать без дела, а потом в один ужасный момент внезапно появиться на свет и все изменить. Он сомневался, верно ли это относительно вдовы принца Джона Джошуа, или для разнообразия он себя обманывает. В любом случае он опасался осложнений, которые могли возникнуть из-за нее, но и не закрывал глаза на преимущества дружбы с королевской особой. Он понюхал письмо. Оно было надушено, как заметил Виберт, розовая вода и бальзам, смесь мирского и духовного. Послание? Или ее обычные ароматы? Пасеваллес изучил печать и, когда убедился, что она не повреждена, сломал ее и развернул письмо.
«Мой дорогой лорд,
Я знаю, что в отсутствие наших любимых короля и королевы вы были очень заняты в последние месяцы. Если честно, мы все в долгу перед вами за вашу напряженную и самоотверженную работу. Я уверена, что настанет день, когда ваша значимость для королевства будет замечена и вас наградят в соответствии с вашими достоинствами».
«Утонченность, как у молота палача, подумал он. Ну, миледи, давайте, вы можете намного лучше».
«И все же я должна вас немного отругать, дорогой Пасеваллес. С вашей стороны было очень мило прислать ко мне доброго брата Этана, чтобы он посмотрел книги бедного Джона Джошуа, но мне следует быть честной и сказать: я рассчитывала, что вы сами придете, чтобы проделать эту работу, не только из-за того, что я доверяю вашей мудрости и благоразумию, но и просто потому, что рассчитывала провести некоторое время в вашем обществе».
И еще: «Дорогой Пасеваллес». Принцесса не стала утруждать себя тонкими маневрами, а сразу перешла к делу. Интересно, почему она так хочет сделать из него союзника. Неужели что-то произошло во время королевского путешествия на север, о чем сам Пасеваллес не знал и что вызвало тревогу принцессы относительно ее положения при дворе? Ему было трудно представить, что может его изменить. Ведь она вдова принца и мать нынешнего наследника. Ничто не могло поставить под сомнение эти два факта.
«Вот почему, возможно, мы сможем выбрать вечер, когда после ужина вы отложите все заботы своей должности и присоединитесь ко мне, чтобы выпить бокал вина из Комиса. Мои фрейлины будут присутствовать, и вам не нужно тревожиться о своей или моей репутации».
Тут он не сумел удержать улыбки. Принцесса была хитрой женщиной, чем сильно отличалась от своего грубовато-добродушного и практичного отца.
«Я бы хотела многое с вами обсудить, и прежде всего библиотеку, которая будет носить имя моего мужа, и книги, все еще остающиеся в моем распоряжении. Быть может, мы сможем встретиться после церковной службы в День святого Динана. Скажите, что вы придете».
Конечно, простой лорд-канцлер не мог отказаться от подобного приглашения, и Пасеваллес не собирался этого делать. Он избегал встреч с принцессой столько, сколько у него получалось, пока решал более срочные вопросы, потому что был уверен: принцесса Идела больше всего желает его времени и внимания. И все же его начало интриговать упорство, с которым она его преследовала. Чего она хочет? Конечно, не чего-то очевидного, как любая овдовевшая женщина, ищущая внимания холостого мужчины? Он всегда считал принцессу Иделу более изощренной.
Пасеваллес написал соответственно избыточный ответ, промокнул бумагу и сложил письмо, прежде чем приложить печать собственную, а не печать Верховного Престола, которой ему разрешалось пользоваться как лорду-канцлеру, когда он писал от имени короля и королевы. Если Идела что-то от него хотела, он собирался сделать все, что в его силах, чтобы отделить их отношения от его нынешней должности, которую он получил с таким трудом. Ведь в отличие от тех, кому рождение или брак обеспечили высокое положение, Пасеваллес всего добился тяжелым трудом и умными решениями. Но из этого следовало, что без семьи или титулованной супруги ему совсем непросто сохранить то, что он сейчас имел. Судьба была колесом, как Пасеваллес знал лучше многих, и Колесо Судьбы могло повернуться без всякого предупреждения, подняв одних и сбросив других в пыль.
Пчелы, улетевшие из-за молодого монаха, который работал среди кустов розмарина, снова вернулись, но брат Этан уже не чувствовал себя счастливым. Тиамак подумал, что он выглядит так, будто однажды утром проснулся и увидел, что небо находится внизу, а земля наверху.
Ты побледнел, сказал Тиамак. С тобой все в порядке, брат? Ты выглядишь больным. Разве хорошие новости, которые я принес, тебя не радуют?
Хорошие новости? Этан смотрел на Тиамака так, словно не понял, что он сказал. Прошу прощения, милорд, но разве это хорошие новости? Я должен отказаться от своего дома и работы и уйти в мир в чужие земли, к варварам! А моя задача состоит в том, чтобы отыскать детей, которые исчезли более двадцати лет назад. Очевидно же, затея совершенно безнадежна.
Тиамак поджал губы, он был недоволен собой.
О боже. Я понимаю. Пусть Тот, Кто Всегда Ступает По Песку простит меня, потому что я выбрал неверный путь. Он положил тонкую руку на плечо Этана. Давай сядем, и я постараюсь тебе объяснить.
Этан позволил увести себя в сад лекарственных растений, разбитый при соборе, к скамейке, которая стояла возле дорожки. Монах рассеянно вытер руки о сутану, но ему не удалось избавиться от масла розмарина, более того, пушинки от одежды прилипли к ладоням и пальцам.
Тебе ведь известно, что я родом из Вранна, сказал ему Тиамак. В детстве я даже представить не мог, что есть другие страны, не говоря уже о том, как сильно они могут отличаться от привычных мне болот. Я не знал никого, кто ходил в обуви! Я вообще мало что знал. Когда я покинул свою деревню в первый раз и по воде добрался до Кванитупула, то поразился уже тому, что подобное место может существовать. Так много людей! И никто из них никогда не ступает по земле так мне казалось. Как ты знаешь, Кванитупул практически полностью построен на помостах.
Мне кое-что известно о Кванитупуле, лорд Тиамак. Вы рассказывали мне о нем прежде.
Тиамак улыбнулся:
Да, но я не собираюсь говорить о Кванитупуле. Речь идет о путешествии из родного дома и знакомого окружения. Потому что в тот момент Кванитупул стал для меня самым великолепным и жутким зрелищем, какое мне доводилось видеть. Затем я отправился на Пердруин, остров, показавшийся мне таким же большим, как Вранн, и почти весь его занимал огромный и шумный город. А потом я увидел Наккигу!.. Тиамак покачал головой. Я рад, что не попал туда сразу после того, как покинул болота, вероятно, его размеры и шум заставили бы мое сердце остановиться.
Но я, простите меня, лорд, не вранн, сказал Этан. Я живу в одном из самых больших городов в Светлом Арде. И я встречал людей со всего мира. Это совсем не то же самое, что жить ну, на болоте.
Нет, конечно нет. Но я пытаюсь донести до тебя другую мысль нет ничего, что так раздвигает рамки мышления, как нечто новое. «Медленнее, сказал себе Тиамак. Только для того, чтобы ошеломить, но не ослепить». Ты очень мудрый молодой человек, Этан, но ты жил в убежище. Сейчас ты получаешь шанс побывать в тех частях мира, которые архиепископ Джервис никогда не видел и не увидит.
Но почему? Вот что я хочу вас спросить. Почему именно я? И почему я получаю это странное задание сейчас, когда вокруг столько всего, к чему я мог бы приложить руки?
Прежде всего потому, что я считаю: ты лучший выбор для выполнения данного задания. Тиамак позволил себе говорить тверже. Я неплохо разбираюсь в людях, обладаю некоторой мудростью и опытом и не слишком часто говорю: «Вот человек, который достаточно мудр, но может стать еще мудрее, он способен самостоятельно мыслить». Однако я считаю, что ты именно таков.
Этан снова заметно смутился:
Неужели никто не может это сделать лучше, чем я, милорд? Какой-нибудь рыцарь или, еще того лучше, дворянин, который способен заставить людей отвечать на свои вопросы?
Любой может солгать, брат. Люди говорят могущественным представителям власти то, что, по их мнению, те хотят услышать. Или они считают, что любые произнесенные ими слова могут оказаться для них опасными, и будут просто молчать. Если мы пошлем большую королевскую миссию с сэром Закиелем или графом Эолейром во главе, люди выстроятся в очередь и начнут рассказывать полуправду или просто передавать слухи, рассчитывая получить какую-то услугу. Так невозможно выяснить что-то полезное тем более сохранить тайну.
Значит, миссия должна оставаться тайной?
А как иначе? Неужели мы, в то время когда новая война с норнами становится пугающе возможной, расскажем всем, что единственный уцелевший сын короля Джона, которого большинство считало погибшим в последнем сражении с Королем Бурь, на самом деле жив, но мы не знаем, где он, а также его жена и оба королевских ребенка? У нас уйдут годы, чтобы отделить ложные истории от правдивых, поверь мне, их появится превеликое множество, не говоря уже о бесчисленных претендентах на трон, утверждающих, будто они пропавшие дети Джошуа. И как, ты думаешь, отнесутся к известию об их исчезновении в Стормспейке? Нам придется не только разыскивать Джошуа, но и попытаться опередить норнов.
Пожалуй, я начинаю видеть некоторый смысл в том, что вы говорите. Этан нахмурился, обдумывая то, что ему поведал Тиамак. Но почему сейчас? Вы же сами сказали, что скоро может начаться война хотя, должен признаться, я не понял, насколько серьезна угроза. Зачем приступать к поискам сейчас, если в течение двадцати с лишних лет никто ничего не пытался узнать?