Сколько тебе лет, дитя? вкрадчиво поинтересовался портрет.
Двадцать три, вспомнила, что для обитателей Океании я была древнейшей старушенцией. А тут, выходит, все иначе?
Мы очень любим молодых людей, решил порадовать меня сородич серокожего.
Зашибись!
Зашибать не будем, мы ценим людей живыми и невредимыми. Ты девушка?
Хм что тут сказать? Не мужик точно, а все остальное не его ума дело.
Ответь мне, елейным голосом попросил портрет.
По половым признакам да, мысленно давно нет
А в действительности?
А в действительности ни один любитель проверок в живых не остался, и радостно улыбаюсь от уха до уха. Убивать я их тоже буду с улыбкой, дожить бы до этого момента.
Что это значит? вопросил серокожий, так и не объявившись на свету.
Она точно из четвертого мира и она подходит, вынес вердикт прототип портрета «Дориана Грея» и начал, чернея, покрываться трещинками.
Затем свет из оконца приобрел слепящий бирюзовый окрас и по насыщенности многократно усилился. Снизу повеяло холодом, судя по запаху, могильным, что-то загрохотало, и над нами стали произноситься слова, жуткие рычаще-шипящие, и очень громко.
Куда подхожу? обхватила себя руками и повторила вопрос.
Под определение, последовал тихий ответ от серокожего:
А что за определение?
В поднявшемся ветре и грохоте еле-еле расслышала: «Съедобная» и временно выпала в осадок. Тут монолог на непонятном языке перебил не менее насыщенный монолог на русском. Из всего сказанного выходило, что я кому-то что-то должна на постоянной основе отдавать, а мне никто никогда и ничего.
Чего? не поняла я.
Зачитка слов бредового обряда Обмена энергией повторилась. Из монолога на русском стало понятно, что сторону, отдающую всю себя, возглавляю я, а вот получающую все от меня достопочтимый Лихо Лишерс Миро.
Чего должна?
Ты должна сказать: «Да!» подсказал довольный «получающий».
Да пошел ты!
Принимается? поинтересовался этот хитрюга у портрета.
Нет.
Монолог повторился в третий раз, вновь рассказал, как серокожий будет мной пользоваться, а я безмолвно подчиняться. После чего был задан важный вопрос, согласна избранница или нет. Грохот начал набирать силу, ветер так вообще ледяной, но я стою на своем.
Нет!
Обитатель масленой живописи вспылил:
Слушай ты, человечишка, ты должна!
Я Галя Гаря и тебе, урод, ничего не должна!
Ветер унялся, грохот стих, почернение с портрета слетело, как не бывало, и морда Лиховского сородича с удивлением на меня воззрилась:
Слушай ты, человечишка, ты должна!
Я Галя Гаря и тебе, урод, ничего не должна!
Ветер унялся, грохот стих, почернение с портрета слетело, как не бывало, и морда Лиховского сородича с удивлением на меня воззрилась:
Галя из четвертого мира? Та самая Галя, которая посетила Аид, Дарлогрию и Океанию Гарвиро?
Она самая, настороженно ответила я. Уж слишком много затаившихся эмоций было в этом голосе и красном взгляде прожигающем меня.
Мой дорогой пра-пра-правнук, протянул старший сородич клыкастого, в твою обитель угодила лучшая из жертвенниц Темнейшего из Светлейших! Мои поздравления, Лихо, ты всегда делал лучший выбор источника.
И не успела я удивиться восторженному тону и блеску в глазах «жуткой живописи», как портретюга отдал приказ, с презрением глядя на меня.
Срочно сделай своей или уничтожь.
Вот тебе и плюсы бесценного знакомства с дьяволом. Чертовски интересно, за что же его так любят, а? В сравнении с Ганом, Люц очень даже неплох, периодами самая настоящая рогатая душка. Но его не любят, а вместе с ним и меня. Несправедливо!
Захотелось провалиться под землю, только бы не видеть этих налитых кровью глаз. Собственно, через мгновение я так и сделала, провалилась. Потому что невидимая рука, затянутая в перчатку, то есть пустая, но объемная перчатка прикоснулась к полу. Тот задрожал, а камни подо мной с неприятным звуком «хлоп!» осыпались вниз. И я поневоле составила им компанию. Летим, вокруг плотный туман, темное пятно земли и оно становится все ближе и все больше. Желания кричать нет, ругаться и проклинать также. Что мне уготовано, понятно: с первым не согласна, а со вторым выбора уже нет лечу вниз, причем весьма быстро. И такая апатия напала, что когда вблизи появились две пустые перчатки, я послала их обладателя далеко и надолго. А потом с зевком спросила, когда уже земля.
Зачем тебе?
У нас говорят: «Отоспишься на том свете», мне бы поскорее уснуть.
Глаза сами собой закрылись, в теле появилась легкая усталость
Как мое падение замедлилось и прекратилось в руках невидимки не помню. Зато хорошо запомнился диалог между Лихо и портретом его предка-заразы.
Получил? беспокойство отчетливо слышится в голосе масляной живописи.
Нет. Она не боится смерти. Выходит, о дьяволе правду говорят.
Безжалостен и коварен, подтвердил пра-пра-пра. Люциус пошел в отца своего Люцифера, другого ожидать не приходится. Убьешь ее.
Но руки Лихо чуть сильнее прижали меня к груди.
Ух, ты! Получается, меня только что из «окна» выбросили, как самую настоящую ценность. Что же он во мне разглядел, помимо завтрака, обеда и ужина? Неужели ночной перекус после 24:00?
Не хочешь инициируй! и со смешком, от которого мороз по коже, портретюга предка добавил. Своим источником сделаешь ее позже.
Опять все без меня решили и без спроса понесли в неизвестном направлении для весьма загадочного действа. И в чем у них заключается инициация? Меня кусать будут или Да, ну, к черту! Нардо, ты где?
И как по заказу явился, не запылился, стоит синеглазый брюня посередине раскуроченной спальни, лепестки превратились в тлен, ручей пропал, ветки деревьев обугленные и тишина вокруг гробовая.
То бишь, искать ты меня не намерен, так?
Он вздрогнул и обернулся:
Галочка?
Слышать слышим, а видеть не видим, констатировала я его пустой взгляд, который мало того, что скользнул сквозь меня, так еще и уперся куда-то вправо. Тебе вообще, плевать на меня, так?
Галочка, нежная моя, ты где? он сделал несколько шагов навстречу.
Прямо перед твоим носом, еще чуть-чуть и поцелуешь.
И что чельд делает? Вытягивает губы и целует предположительно в лоб:
Я не вижу тебя, малыш.
А я тебя не чувствую. И сплю, кажется.
Так где ты?
Хрен его знает где. У вурдалаков! Меня тут решено инициировать на скорую руку И, я понять не могу, ты хоть что-то предпринять собираешься?
Собираюсь. Ты у каких вурдалаков?
Я у
Мягкое скольжение дьявольской ладони вверх по изящной ножке демонессы было прервано грохотом на дальней заставе дворца Темного Повелителя.
Люциус досадливо поморщился их нашли. Немыслимо, и это после того, как он отключил все варианты сообщения с поданными, удалил всевозможные источники информации, закрыл целый континент 129 мира и тайно увез в свой дивный дворец Олимпию. И все это, чтобы прикоснуться к ней, к самой нежной и ненаглядной. Ведь разрешение есть, договор между семьями спешно заключен, да и первая часть брачного ритуала была совершена сразу же после обряда между Нардо и Галей. Так зачем оставлять такую радость на потом? Он и не оставил, спонтанно спланировал побег и исчез. Как оказалось, совсем ненадолго.
Когда грохот раздался уже и на внутренней заставе, стало понятно визитер не только силен и нагл, он еще и не отступится. Дьявол, сжав девичьи ножки в своих руках, ткнулся лицом в долгожданные коленки, которых, судя по всему, он не получит.
Олимпия с улыбкой запустила пальчики в его волосы:
Знаешь, прихожу к мнению, что Галя была права, говоря об излишней спешке.
От Темного повелителя послышался протяжный вздох.
Сам посуди, только мы решаемся на новый шаг, все оборачивается против.
О эта Галя он медленно поцеловал коленки демонессы. Иногда я очень сожалею, что связался с ней.
Да, неужели? голос демонессы сочился веселой иронией. В таком случае ты бы не понял, кто тебе я.
Нет, я не о том, что он поднял к ней лицо и искренне заверил, милая, ради тебя я готов еще раз пройти через все это. А зная, что ты существуешь и ждешь меня, даже не раз много-много раз. Но Галя!
Понимаю. Выводит из себя?
Дерзит, хамит и наглеет, прекрасно зная, насколько я заинтересован в ее помощи, улыбнулся и поправил сам себя. Был заинтересован.
А сейчас?
Сейчас у меня другие увлечения, он потерся щекой о колени водной демонессы, и медленно поднял ладони от тонких лодыжек к икрам.
Дорогой, я понимаю, что судьба бывшей жертвенницы теперь мало интересна для тебя. Но все же, узнай, что у нее случилось.
С чего ты взяла, что вопрос визита неизвестного связан с ней? пробурчал Темнейший.
Это Нардо, и он ждет тебя внизу в холле.
Как он вошел во дворец? удивился дьявол.
По-видимому, молча.
Темный Повелитель исчез, и Олимпия, накинув халат, так же поспешила спуститься вниз. К тому моменту, когда она вошла в залу, бледный Нардо срывающимся голосом рассказывал о Гале.
Она не просто пропала, как только пояс чести был снят. Я ее не чувствую! Простите, Повелитель, за то, что потревожил, но я бы он запнулся, увидев сестру, я бы не рискнул явиться и пройти через магические барьеры, если бы предварительно не просканировал все подвластные Вам миры. Ее в них нет.
Занятно, поймав демонессу за руку, Люциус занял вместе с ней небольшой диванчик. Но если Галя не в моих мирах, почему ты здесь? Следовало связаться с моими родственниками.
Она явилась ко мне Рассказала, что находится у вурдалаков и ее вот-вот инициируют. А миры серых были изгнаны из покровительства Вашей семьи многие века назад. И я не знаю, как ее вызволить.
В зале повисло гнетущее молчание. Мир кровопийц не лучшее место для человека и им это было доподлинно известно.
Явилась осязаемой?
В том-то и дело нет, прорычал его помощник. Я различил только голос и холод. При этом она меня видит. Шпунько подтвердил это из-за его кулона Галя не осязаема и невидима. Но не смог заверить, что ее не тронут.
И где инкуб?
Застрял на первой заставе.
Хоть кого-то она остановила, дьявол сердито прищурился, обратившись к черту. А как прошел ты?
Он участвовал в разработке магических барьеров этого мира, быстро ответила за брата Олимпия, несомненно, умолчав о том, что об их местоположении предупредила родных.
Да? Люциус удивился такому объяснению, но тему не развил. Что ж ты правильно сделал, что пришел сюда, 129 мир либерален к перемещениям из менее преуспевших цивилизаций.
Дьявол повел рукой в воздухе и на полу, покрытом деревянной мозаикой, проступили очертания огненной пентаграммы. Вслед за этим пространство наполнилось темнотой, вначале сгустившейся под потолком, затем, словно смерч, спустившейся к центру пентаграммы.