Наступившее затем озадаченное молчание было прервано голосом седьмого:
Что же такое с ним стряслось?
Одежда незнакомца пропиталась водой, и от него исходил запах реки этакий мутный зеленовато-коричневатый запах. Несчастье произошло на воде, в этом сомнения не было. Они заговорили о разных опасностях, подстерегающих людей на Темзе, которая всегда готова сыграть злую шутку даже с самыми опытными речниками.
Опрокинулась лодка? Может, мне пойти ее поискать? вызвался лодочный мастер Безант.
Тем временем Марго смывала кровь с лица пострадавшего, делая это быстро, но по возможности бережно. Она невольно вздрогнула, отвернув края глубокой раны, которая рассекла его верхнюю губу, так что два раздвинутых лоскута кожи обнажили осколки зубов и окровавленное нёбо.
Забудьте вы о лодке, сказала она. Сперва надо заняться человеком. Тут дело серьезное, я сама не справлюсь. Кто сбегает за Ритой?
Она огляделась и остановила свой выбор на одном из молодых батраков, который был трезвее других по причине банального безденежья.
Забудьте вы о лодке, сказала она. Сперва надо заняться человеком. Тут дело серьезное, я сама не справлюсь. Кто сбегает за Ритой?
Она огляделась и остановила свой выбор на одном из молодых батраков, который был трезвее других по причине банального безденежья.
Нит, парень ты вроде резвый. Сможешь быстро добраться до дома лекарши и позвать ее сюда? Только без спотыканий и падений второй калека за одну ночь будет уже перебором.
Резвый парень отбыл без промедления.
А Джонатан все это время держался в стороне от остальных. Промокшая кукла оттягивала ему руки, и он сел на стул, примостив ее у себя на коленях. Подумал о драконе из папье-маше, которого использовала в своей постановке труппа бродячих актеров на прошлое Рождество. Дракон был твердым и легким, а если постучать по нему пальцами, отзывался сухим гулким «тат-тат-тат». Но эта кукла была сделана из другого материала. Вспомнились тряпичные куклы, набитые рисом, те были мягкими и увесистыми. Но ему еще не случалось видеть куклу таких размеров. Джонатан понюхал ее голову. Пахло рекой, но никак не рисом. Кукольная шевелюра состояла из натуральных волос, и он не смог понять, каким образом эти волосы прикреплены к голове. Ухо было воистину безупречным не иначе как делалось по слепку с настоящего человеческого уха. Он подивился ресницам, идеально ровным и подогнанным одна к одной. Коснулся пальцем их упругих, влажных, щекочущих кончиков, и веко чуточку приоткрылось. Бережно, с максимальной осторожностью, он дотронулся до поверхности века и ощутил под ней нечто гладкое, округлое, одновременно твердое и податливое.
Какое-то темное, смутное чувство вдруг овладело его сознанием. Предоставленный самому себе его родители и завсегдатаи трактира собрались у стола, он слегка встряхнул куклу. Ее рука соскользнула с колена Джонатана и свободно закачалась над полом, как не должны качаться руки обыкновенной куклы. Он ощутил внутри себя что-то вроде мощной, стремительно растущей приливной волны.
Это настоящая девочка.
Над полумертвым незнакомцем продолжался спор, и никто не услышал Джонатана.
Он повторил, на сей раз громче:
Это настоящая девочка!
Спорщики обернулись на голос Джонатана.
Но она не просыпается, добавил он.
Джонатан приподнял маленькое тело в мокрой одежде, чтобы другим было лучше видно.
Они подошли и окружили Джонатана. Дюжина пар глаз уставилась на девочку.
Ее кожа тускло мерцала, как вода пасмурным днем. Складки хлопчатобумажной рубашки облепили ее ноги, а голова повернулась и склонилась под углом, какой не мог быть предусмотрен ни одним кукольником. Она была не куклой, а настоящей девочкой, о чем никто из них не догадался, хотя теперь это казалось очевидным. Какой же мастер станет вкладывать массу труда в создание столь совершенной куклы, чтобы затем нарядить ее в простенькое платье под стать бродяжкам и нищенкам? Кому взбредет в голову придать кукольному лицу такой жутковатый, безжизненный цвет? Какой творец, помимо самого Господа, способен создать эту линию скул, эту ножку с пятью очень разными, детально проработанными пальцами. Разумеется, это была маленькая девочка! И как получилось, что они не заметили этого сразу?
В комнате, всегда полной речей и споров, теперь стояла тишина. Отцы вспоминали своих отпрысков и мысленно клялись впредь относиться к ним только с любовью, и никак иначе. Пожилые мужчины, не имевшие детей, горько сокрушались по этому поводу, а бездетные молодые люди всем сердцем жаждали когда-нибудь побаюкать на руках собственных малышей.
Наконец это молчание было нарушено.
Боже правый!
Она мертва, бедная крошка.
Утонула!
Положи перо ей на губы, мама!
Ох, Джонатан, для нее это слишком поздно.
Но с мужчиной это получилось!
Нет, сынок, он дышал и до этого. Просто перышко показало нам, что в нем еще осталась жизнь.
Может, она остается и в ней!
Увы, эта бедняжка скончалась, по ней сразу видно. Она не дышит, да и цвет лица взгляни на ее кожу. Кто отнесет несчастное дитя в длинную комнату? Сделай это, Хиггс.
Но там сейчас холодно, запротестовал Джонатан.
Мать погладила его по плечу:
Ей это не навредит. Сейчас она уже не с нами. А в тех местах, куда она отправилась, холодов не бывает.
Позволь мне самому ее нести.
Ты понесешь фонарь и откроешь дверь для мистера Хиггса. Она тяжеловата для тебя, мой милый.
Позволь мне самому ее нести.
Ты понесешь фонарь и откроешь дверь для мистера Хиггса. Она тяжеловата для тебя, мой милый.
Дюжий гравийщик взял девочку из слабеющих рук Джонатана и поднял ее с такой легкостью, словно она весила не больше гуся. Джонатан с фонарем шагал впереди, освещая путь. Они вышли наружу, завернули за угол дома и направились к небольшому каменному флигелю. За дубовой дверью обнаружилось узкое вытянутое помещение без окон, используемое в качестве кладовой. Земляной пол, голые стены, никогда не знавшие штукатурки, покраски или какой-нибудь другой отделки. В теплые месяцы это место отлично подходило для кратковременного хранения ощипанных уток или улова форели, а в такую зимнюю ночь холод здесь пробирал до костей. По всей длине одной из стен тянулась низкая полка, на которую Хиггс и поместил маленькое тело. При этом Джонатан, вдруг вспомнив о хрупкости папье-маше, успел придержать голову девочки «чтобы не повредилась».
Хиггс приблизил фонарь к лицу девочки.
Ма говорит, что она мертва, сказал Джонатан.
Это верно, малец.
Ма говорит, что она сейчас в другом месте.
Так и есть.
По виду она все еще здесь.
Но ее мысли уже не с ней. Ее душа отлетела.
А может, она просто спит?
Нет, малец. Иначе она бы уже проснулась.
В мерцающем свете фонаря по неподвижному лицу скользили тени, а его теплый свет пытался скрасить мертвенную бледность кожи, но это не могло послужить заменой внутреннему свечению жизни.
Однажды была девушка, проспавшая целых сто лет. Потом ее разбудили поцелуем.
Хиггс раздраженно поморщился:
Это всего лишь сказка.
Круг света переместился с лица девочки на пол под ногами Хиггса, когда тот направился к выходу, но уже в дверном проеме обнаружил, что Джонатан не идет за ним следом. Развернувшись, он поднял фонарь как раз вовремя, чтобы заметить, как Джонатан наклоняется и целует детский лоб.
Несколько мгновений Джонатан сосредоточенно смотрел на девочку. Потом ссутулил плечи и отвернулся.
Они покинули флигель и заперли за собой дверь.
Тело без истории
В двух милях от Рэдкота жил врач, но никто даже не подумал послать за ним. Он был стар, брал за лечение втридорога, а после этого лечения его пациенты частенько отдавали концы, что не очень-то вдохновляло. Вместо этого они поступили разумнее: послали за Ритой.
И вот через полчаса после того, как незнакомца уложили на сдвинутые столы, снаружи раздались шаги, дверь отворилась, и в трактир вошла женщина. Если не считать Марго и ее дочерей, которые были такой же неотъемлемой частью «Лебедя», как его дощатые полы и каменные стены, сюда редко заглядывали женщины, так что все глаза сразу нацелились на Риту Сандей. Она была среднего роста при нейтральном ни светлом, ни темном цвете волос. В остальном же ее внешность усреднению не поддавалась. Как правило, оценивающий взгляд мужчин отмечал недостатки практически во всем. Слишком высокие и острые скулы, слишком большой нос, слишком широкий и выступающий вперед подбородок. У нее был красивый разрез глаз, но им не очень подходил серый цвет, как и манера слишком пристально вглядываться в окружающий мир из-под идеально симметричных бровей. Она уже достигла того возраста, когда женщину перестают называть молодой, и многие ее сверстницы более не удостаивались мужских оценок, но с Ритой было иначе, поскольку даже при не очень эффектной внешности и тридцати с лишним годах одинокой жизни какая-то изюминка в ней все же сохранилась. Может, причиной тому была ее личная история? Известная в округе лекарка и повитуха, она родилась в женском монастыре, где и жила до совершеннолетия, а медицинские знания и навыки приобрела в монастырской лечебнице.
Итак, Рита вошла в зимний зал «Лебедя». Как будто не замечая устремленных на нее взглядов, она деловито расстегнула пуговицы и сняла скромное шерстяное пальто. Платье под ним было темным, без всяких украшений.
После этого она сразу направилась к столам, на которых лежало окровавленное и по-прежнему бесчувственное тело.
Я нагрела для тебя воду, Рита, сказала Марго. И приготовила куски ткани, все чистые. Что еще нужно?
Больше света по возможности.
Джонатан принесет лампы и свечи со второго этажа.
Еще понадобится вымыв руки, Рита осмотрела разорванную губу незнакомца, понадобится бритва и человек с умелой и твердой рукой, чтобы его побрить.
С этим справится Джо, верно?
Джо кивнул.
И спиртное. Самое крепкое, какое у вас есть.
Марго отомкнула замок особого шкафчика, достала оттуда зеленую бутыль и поставила ее рядом с сумкой Риты. Бражники тотчас впились глазами в сосуд. Отсутствие на нем этикетки предполагало, что внутри находится местный самогон, достаточно крепкий, чтобы свалить с ног любого.
Двое речников, державших лампы над самой головой мужчины, наблюдали за тем, как Рита исследует дыру, некогда бывшую его ртом. Двумя испачканными в крови пальцами она вынула оттуда сломанный зуб. Через несколько секунд к нему добавилась пара других. Затем ее чуткие пальцы прошлись по его все еще влажным волосам. Она проверила каждый дюйм черепа.