Достаю из пакета свободную белую рубаху с длинными рукавами, но без воротника. Натягиваю через голову. А неплохо! И не жмет, и продувается в самый раз по жаре.
Следующим номером оказались модные противосолнечные очки в пол-лица. В таких голливудские герои обычно гоняют на экране голливудских же негодяев. Собственно негодяев проницательный зритель отличает сразу у них другие очки. Последняя модель конкурентов спонсора.
Штаны оставим, они из образа не выпадают. А теперь это напяливай.
Долго непонимающе смотрю на толстенную нашейную цепь из откровенно самоварного золота и аляпистую пародию на «Ролекс».
Понимаю, что это выглядит дико, но здесь так носят.
Тяжело вздыхаю и начинаю превращение в дуб у Лукоморья.
Ты обещала рассказать, за что ты так невзлюбила того мужика.
Закажи водки.
Может, коньяка или кальвадоса?
Нет, хочу водки. По-французски это будет
это будет «о-де-ви». Я в курсе, это второе французское слово, которое я разучил, после «бонжур».
Помахал рукой немолодому, но шустрому официанту, а заодно бармену и портье отельчика в маленькой деревушке в горах. Кафешка при отеле единственное злачное место в округе, поэтому зал сейчас заполнен больше, чем наполовину. В основном немолодыми мужчинами, что-то неспешно обсуждающими под пиво или какую-то вонючую настойку. Сколько раз был во Франции, и всегда поражался как можно пить всякую гадость при здешнем изобилии недорогого хорошего вина? Возможно, дело в том, что местные вино за выпивку не считают
Мы добрались сюда уже в сумерках. День выдался на редкость хлопотным. Долго ждали, пока немного затихнет суета. Вышли за полицейское оцепление. Проблем не возникло, на нас глянули вскользь и пропустили. Забрали машину со стоянки. Выписались из гостиницы, для чего Лили снова превратилась в европейку, а я снял уродские побрякушки. Как и следовало ожидать, кожа под самоварным золотом окрасилась в зеленый цвет. Насилу отмыл.
В пригороде нашли парикмахерскую, где всего за пару часов Лили из блондинки превратилась в коротко стриженную жгучую брюнетку. Увеличивающий лифчик, яркая футболка в облипку, тесные бриджи, косметика чуть за гранью вкуса Ни один, самый наблюдательный человек, не узнает в моей теперешней подруге давешнюю убийцу. Да и я больше не похож на элегантного, чуть полноватого мсье из ресторана. Майка навыпуск, кроссовки, мешковатые шорты. Типичные американцы на отдыхе. Мы даже говорили между собой по-английски, а с местными общался я, добавив к французскому прононсу чуть больше нижегородского, чем обычно.
Официант принес две стопки и два стакана воды. Лили выпила водку одним длинным глотком, закашлялась, взялась запивать. Я макнул губы и тем ограничился завтра за руль, а выезжать рано.
Знаешь, как я оказалась на Новой Земле?
Нет, ты не рассказывала.
Конечно, не рассказывала. Пыталась забыть. Но оказалась здесь, и все опять
Она помолчала, потом взяла мою стопку и лихо опрокинула в рот. Снова присосалась к стакану, отставила, отдышалась.
Ты же знаешь, арабы здесь были всегда. Несколько веков точно. И мы с ними много лет жили рядом. Соседи как соседи. Работали, детей растили. Со своими тараканами в голове, но у кого их нет? Дети играли вместе, подростки тусили одной большой компанией. Даже браки смешанные были, и никого это не напрягало. К арабам иногда приезжали дикие родственники из Африки, но их поначалу довольно жестко контролировала община, а потом они втягивались и сами старались ассимилироваться побыстрее, получить гражданство.
Я заметил, здесь к французам-арабам относятся гораздо спокойнее, чем в том же Париже.
Угу. Потому, что они сами уже больше французы, чем арабы. Но лет десять-пятнадцать назад из Африки валом повалили беженцы, как они себя называли. Молодые здоровые мужики, которые совершенно не собирались врастать в наше общество. Планировали жить по своим традициям и по своим законам. На пособие для беженцев, потому что работать они тоже не собирались.
Это вроде сейчас по всей Европе так?
У нас особенно. Но удивительно другое их не трогала полиция. Та самая полиция, которая совсем недавно с успехом гоняла и выдворяла из страны нелегальных иммигрантов, сейчас как шоры надела. Эти арабы и негры новой волны творят что хотят, а полиция бездействует. А иногда и вовсе защищает иммигрантов от местных, когда местные пытаются возмущаться!
Дурдом!
Именно так. Так вот, мою близкую подругу изнасиловала и убила пара таких вот беженцев. Насильники особо не прятались, было множество свидетелей. А потом как отрезало. Полиция заминает дело, свидетели отказываются от своих показаний, ее родителям сначала грозят, потом убивают. А когда я поднимаю шум, требуя раскрытия дела, грозить начинают уже мне.
И ты уехала?
Да. А что оставалось делать? И вот, спустя много лет, я приезжаю сюда, и в первый же день вижу одну из этих мразей. В приличном костюме, выходящим из дорогого кабака. И его тогдашнего подельника в роли шофера.
Черт, знал бы прибил бы гада.
А что, шофер тоже был в ресторане сегодня?
Ага. И уже целился в тебя. Хорошо, я успел его вырубить. Внимательнее надо.
Её передернуло. Отходняк после стресса вещь знакомая. А у меня, на удивление, всё ровно. Видать, подсознание это наше сегодняшнее приключение не сочло чем-то необычным. Привык уже, ага.
Я нашел глазами бармена и жестом попросил повторить.
Первый с кем-то договаривался по телефону о встрече сегодня в том ресторане. Я услышала. Ну а дальше Решила оставшиеся дни прожить так, как будто они последние. Даже в церковь сходила.
Почему меня не предупредила?
Потому, что ты меня не пустил бы, и пошел убивать этого гада вместо меня. А я хотела сама эту тварь застрелить. Пистолет у меня был, с собой привезла. На всякий случай, раз уж мы поехали на машине.
А где научилась так стрелять?
Она невесело улыбнулась.
Это Жаку спасибо. Представляешь, первое мое дежурство в Новом Мире, и привозят молодого патрульного. Классический дАртаньян, как у Дюма описан высокий, худой, носище, усы. И улыбается. У него две дыры в груди, пневмоторакс, дышать толком нельзя, а он комплименты пытается говорить и шуточки шутит.
Молчу. Сравнение явно не в мою пользу. Я-то в ее крепкие сестринские руки попал овощ-овощем, крепко по голове прикладом стукнутый. И телосложением я к Портосу ближе. Разве что длиной носа еще можно было бы померяться, но не с гасконцем.
Долго он у нас лежал. Обаятельный парень. Все сестры и даже некоторые доктора к нему неровно дышали, а выбрал почему-то меня. Это было какое-то сумасшествие. Пока он восстанавливался после лечения, мы почти не расставались. Гуляли, купались, стреляли Это он мне тогда пистолет подарил и стрелять научил. Я потом полгода отрабатывала занятые у других девчонок выходные. У нас можно замениться, если найдешь, кто за тебя смену отработает.
А потом?
А потом его убили на материке. Парамедики не успели, и он кровью истек.
Извини. Не надо было спрашивать.
Ничего. Уже ничего. А тогда казалось, что и жить незачем. Не сорвалась только потому, что работала много. Выходные отрабатывала.
Лили не глядя подхватила со стола очередную стопку и опрокинула в рот. Я подвинул стакан с водой, но она покачала головой.
Я сегодня сделала последнее, что должна была в этой жизни. Всё.
Не дури! Ты молодая красивая баба! Замуж выйдешь, детишек родишь!
Не получится. Помнишь, я говорила, что эти уроды мне угрожали? Но не сказала, как они это делали. Я никого и никогда больше не рожу.
Так же безразлично она махнула еще одну стопку.
Всё, пошли спать.
Все-таки горный воздух творит чудеса. Мы проснулись рано, но прекрасно выспались. И никаких последствий вчерашнего алкоголь успокоил нервы и выветрился без следа.
Заказали в кафешке завтрак, и, пока хозяйка жарила омлет, я успел перетаскать барахло из номера в машину. Уселись за столик возле выхода, взялись за вилки-ножи.
Всё, пошли спать.
Все-таки горный воздух творит чудеса. Мы проснулись рано, но прекрасно выспались. И никаких последствий вчерашнего алкоголь успокоил нервы и выветрился без следа.
Заказали в кафешке завтрак, и, пока хозяйка жарила омлет, я успел перетаскать барахло из номера в машину. Уселись за столик возле выхода, взялись за вилки-ножи.
Кафешка почти пустая, только ближе к стойке сидят другие постояльцы мама и две дочери подросткового возраста. На барышень уже приятно посмотреть, да и мамаша не сдает позиций. Но долго глазеть некогда. Сегодня последний наш день в Старом Мире. Впереди длинная дорога по горам, а сутки здесь короткие. Позавтракаем, и сразу в путь.
Прелесть тихого утра нарушает рев пробитого глушителя и «тынц-тынц» из хрипатых динамиков. Древний Рено. Или Пежо. А может и вовсе Де-Дион-Бутон какой-нибудь, не силен я в древнефранцузской машинерии. Не гарантирую, что эта колымага помнит Шарлеманя, но Франциска Первого застала наверняка.
Тарантас свернул с дороги и остановился возле отельчика. Здесь, помимо кафешки, еще и магазинчик есть, оказывается, и даже небольшая заправка. Вчера по темноте не заметил. Из колымаги вылезла четверка подростков. Один остался возле заправочной колонки, трое вошли в кафешку.
Эй, ты! Полный бак!
Хотя ни наличных, ни карточки хозяин не получил, колонка на улице исправно зажужжала, перекачивая халявный бензин в бездонный бензобак колымаги.
Сочтя свою основную задачу выполненной, пацаны принялись оглядываться по сторонам. Без интереса глянули в нашу сторону, и скрестили взгляды на мамаше с дочками. Сально заулыбались.
Какие красотки! Девочки, поехали с нами!
Мы спешим
А мы ненадолго, до ближайших кустов, хе-хе. Вы не бойтесь, это почти не больно. Глядишь, и понравится
Я увидел, как окаменело лицо Лили. Если сейчас не вмешаться, она ринется на помощь. Перехватываю ее руку, аккуратно отнимаю знакомый «чизет». Вроде бы лично выкидывал на стройке, а он снова оказался в безразмерной сумке. Встаю, стреляю в небо сквозь открытую дверь кафешки. Навожу еще дымящийся пистолет на распоясавшихся негодяев:
Валите на хрен отсюда! Еще раз кого здесь увижу яйца отстрелю!
В глазах несостоявшихся насильников непонимание, постепенно сменяющееся злостью и страхом. Делаю шаг вперед, прицеливаюсь в ближнего. Они что-то начинают бормотать, пятятся, потом по максимальному радиусу огибают меня и выскакивают на улицу. Пилорамой визжит мотор древнего автомобиля, затихает вдали.
Нагнулся подобрать гильзу. Поднял голову, осмотрел зал. Беспокойство Лили, испуг спасенных и недоумение хозяина. Недоумение, тут же сменившееся страхом, стоило задержать на нем взгляд.