За две недели до своего отъезда Джинни опять поехала в горы вместе с несколькими другими членами медицинской команды лагеря. Пока все шло гладко, замена Джинни ожидалась из Нью-Йорка через неделю. Джинни добродушно болтала с Энцо, молодым итальянским врачом, находившимся в лагере считаные дни. Взбираясь верхом на лошадях и мулах по крутым горным тропам, они обсуждали меню, которое заказали бы у себя дома, здесь еды было в обрез, а та, что была, часто вызывала тошноту. За сложным поворотом они увидели пещеры, где, по слухам, часто прятались повстанцы. Они как раз смеялись над какой-то шуткой Энцо, когда неподалеку грохнул выстрел, и лошадь Джинни от испуга встала на дыбы.
Джинни вцепилась в конскую гриву, молясь, чтобы лошадь не свалилась с узкой тропы в пропасть. Ей удалось успокоить лошадь и заставить ее попятиться, но, судя по прижатым ушам, животное все еще испытывало сильный страх. Итальянец хотел было поймать уздечку и помочь Джинни, но тут прогремел второй выстрел, еще ближе первого. Джинни нашла взглядом командира группы, махнувшего рукой: мол, возвращаемся назад. В следующее мгновение Энцо упал на шею своего коня: пуля угодила ему в затылок. Фонтаном хлынула кровь. Джинни поняла, что он убит.
Один из немцев схватил лошадь убитого под уздцы и повел отряд обратно, вниз. Больше стрельбы не было, Энцо стал первой жертвой среди сотрудников лагеря почти за год. Отряд двигался без передышки до самого лагеря. Там кто-то из мужчин стянул безжизненное тело Энцо на землю. Джинни всю обратную дорогу не давала ему выпасть из седла. Его внезапная смерть повергла всех в шок.
Вскоре все собрались в палатке Руперта, чтобы обсудить меры безопасности, которые было необходимо принять перед наступлением ночи. Преследования на обратном пути как будто не было, поэтому большинство склонялось к мнению, что в беднягу угодила шальная пуля. Завернутое в брезент тело погрузили в кузов пикапа; его предстояло доставить в город, оттуда Красный Крест должен был отправить его в Италию.
Руперт предупредил всех о необходимости утроить бдительность и поручил мужчинам по очереди нести караул. Местные власти, оповещенные по рации, обязались прислать полицейских. Весь лагерь напрягся, хотя Джинни и все остальные старались успокоить женщин и детей. Атмосфера изменилась мгновенно: недавняя уверенность сменилась крайней настороженностью и страхом. До Джинни только теперь дошло, насколько опасна их работа: связанные с ней риски требовали самого серьезного отношения.
Руперт предупредил всех о необходимости утроить бдительность и поручил мужчинам по очереди нести караул. Местные власти, оповещенные по рации, обязались прислать полицейских. Весь лагерь напрягся, хотя Джинни и все остальные старались успокоить женщин и детей. Атмосфера изменилась мгновенно: недавняя уверенность сменилась крайней настороженностью и страхом. До Джинни только теперь дошло, насколько опасна их работа: связанные с ней риски требовали самого серьезного отношения.
Руперт снова позвал Джинни к себе в палатку. Он с мрачным видом сидел за своим самодельным столом.
На следующей неделе я отправляю тебя и некоторых других женщин по домам. Мне только что доложили, что вчера вечером в нескольких милях отсюда орудовал еще один снайпер.
Джинни знала, что ее сменит мужчина. Руперт из сил выбивался, чтобы защитить их всех, умея при необходимости действовать эффективно и очень профессионально.
Так мне будет легче. Ты провела здесь два с половиной месяца, это почти весь положенный срок командировки. Хватит, ты свое отработала.
В эти два месяца, не в последнюю очередь усилиями Джинни, лагерь работал, как часы.
Я бы лучше осталась, тихо возразила Джинни. Мы просто отменим поездки в горы. Повстанцы и бойцы оппозиции редко выбирались из пещер и спускались вниз.
Знаю я тебя. Не сомневался, что ты так скажешь. Нет, тебе пора домой, твердо сказал Руперт, и она поняла, что спорить бесполезно. Решение было принято.
Поблагодарив его, она ушла. Порядки в лагере отчасти смахивали на армейские: делай то, что тебе говорят. Руперт командовал лагерем по-военному. В нем проснулся отставной офицер, привыкший, чтобы ему повиновались. У себя в палатке Джинни сказала женщинам, что их отправляют домой. Мужчин он оставлял, а женщин торопился убрать по возможности всех. Если бы они остались, он бы лишился покоя и не смог бы правильно выполнять свои обязанности. Женщинам ее сообщение принесло облегчение. Желание остаться высказала одна Джинни; если бы Руперт ей позволил, она бы не уехала.
Гибель Энцо на много дней омрачила настроение всему лагерю. Больше происшествий не было, но Руперт остался верен своему решению избавиться от женщин, причем список возглавляла Джинни, со дня на день ждавшая замены. В день прибытия ее сменщика Руперт опять собрал женщин у себя в палатке.
Завтра вы отправляетесь, тихо начал он. Ходят настойчивые слухи, что здесь скоро станет жарко. Думаю, лагерь придется переместить. Но это произойдет уже без вас.
Он поблагодарил всех за безупречную работу. Когда все разошлись, он попросил Джинни остаться и немного поболтал с ней.
Работать с тобой было удовольствием, сказал он. Еще до твоего прибытия сюда я слышал о тебе восторженные отзывы, но действительность превзошла все ожидания. Он улыбнулся. Ты чертовки храбрая женщина. Отличная работа! Это была наивысшая похвала, на какую был способен этот образцовый профессионал. Надеюсь, дома у тебя тоже все будет отлично, и мы с тобой еще встретимся в каком-нибудь жутком местечке. Есть места поприличнее, но они определенно не для нас.
Сам он всегда предпочитал опасность. Ему не хватало приливов адреналина, испытанных в бою, и он хладнокровно шел на риск. Это был настоящий воин, умевший по достоинству оценить такую женщину, как Джинни. Она тоже ничего не боялась. Даже после убийства Энцо она не запаниковала, а спокойно и уверенно достигла лагеря, помогая другому всаднику удерживать убитого в седле. Ей и в голову не пришло испугаться, что ее тоже может настигнуть пуля.
Ты немного побудешь в Нью-Йорке? спросил он, считая своим долгом развлечь Джинни светской беседой.
Я никогда там надолго не задерживаюсь, с улыбкой ответила Джинни. Я вроде тебя. Мое место здесь. Здесь, делая эту работу, я оживаю. В Нью-Йорке мне скучно.
А как же, там же не ждешь, что по тебе откроют пальбу из пещеры! Этой радости там нет. Оба знали, что риск часть их работы, за это они ее и ценили.
Вечером в палатке-столовой был устроен сдержанный, но все равно веселый прощальный вечер. Назавтра Руперт провожал отъезжающих. Вместе с Джинни лагерь покидали пять женщин: две француженки из Лиона, присланные полгода назад французской организацией, англичанка и две немки. Джинни обошла своих подопечных, женщин и детей, и со всеми простилась. В ту минуту, когда пикап выезжал из лагеря, она уже скучала по сплотившему работников лагеря товариществу. Всю дорогу до Асадабада и дальше до Джелалабада, откуда вылетал их рейс в Кабул, шесть женщин без умолку болтали. Радовались отъезду только француженки, а немки и англичанка грустили так же, как Джинни. Все они знали, что им будет нелегко снова привыкать к цивилизованной, расслабленной жизни.
В разговоре выяснилось, что Джинни занимается этим уже целых три года. Никто из тех, кого они знали, не задерживался «в поле» так долго. Но для Джинни другой жизни теперь не существовало. Меньше всего она стремилась засесть за канцелярский стол в Нью-Йорке. Риск и лишения стали ее жизнью.
Только когда рейс из Джелалабада приземлился в Кабуле, Джинни снова задумалась о своей жизни в Нью-Йорке. Обычно она боялась возвращаться в пустую квартиру, к жизни, не достойной так называться. Но в этот раз ей не терпелось очутиться в Нью-Йорке. Предстояло найти Блу. Она надеялась, что он появится у нее в квартире в тот день, когда планировалось ее возвращение. Если этого не произойдет, Джинни примется за поиски и перевернет весь город вверх дном. Ее не покидало странное паническое чувство, похожее на перекатывающуюся через нее волну: она не перестала думать о том, что случится, если она больше никогда не увидит Блу. Джинни знала, что будет полностью опустошена. Нет, она его непременно отыщет!
Уже в кабульском аэропорту она попробовала позвонить Блу по скайпу, не получила ответа и до отлета успела отправить ему мейл. Во время ожидания следующего рейса в Лондоне она возобновила попытки, но Блу не отвечал ни по скайпу, ни по электронной почте. Где бы он ни находился, он сидел тихо-тихо. Как бы снова не забился в домик-аппаратную Начался апрель, холода опасаться уже не приходилось, поэтому паниковать причин не было. Тем не менее Джинни хотела найти Блу как можно быстрее, узнать, как его дела, почему он бросил школу. Она пообещала Бекки, что, найдя его, обязательно навестит в Лос-Анджелесе отца.
По пути в Нью-Йорк размышления о Блу были прерваны сном. Проснулась Джинни с этими же мыслями. Она все время видела его мысленным взглядом то озорного, то серьезного. При приземлении она бодрствовала. Приехав к себе, она бросила вещи и поспешила в аппаратную. Но Блу там не было. Городские службы опомнились и повесили на дверь аппаратной здоровенный замок. Джинни застыла в нерешительности, не зная, где искать Блу.
Назавтра она, даже не позавтракав, отправилась в «Хьюстон-стрит» и нашла Хулио Фернандеса. Тот сказал, что Блу даже не попытался приспособиться к жизни в приюте, все его мысли были на улице, как и у некоторых других ребят. Такая жизнь была им привычнее, а порой и легче, невзирая на неудобства и риск. Фернандес пожелал Джинни удачи в поисках.
Она позвонила Шарлин, тете Блу, но и та не знала, где он. За время отсутствия Джинни Шарлин не получала от него вестей, да и вообще не говорила с ним уже семь месяцев. Она напомнила Джинни о своем предупреждении, что Блу сбежит.
Джинни искала его по другим приютам, в местах, где, по слухам, собирались бездомные подростки. К концу недели у нее опустились руки. Теперь оставалось только ждать, что он вдруг появится у нее в квартире. Джинни послала ему несколько мейлов о своем возвращении, но все они остались без ответа. Она разместила на сайте для бездомных детей объявление для него на случай, если его ноутбук украден или потерян. Теперь все способы были исчерпаны. В унылом настроении она направилась в офис SOS/HR сдавать отчет. Там знали о снайпере и радовались, что она осталась невредимой. Рада была и Бекки, слышавшая о несчастье в новостях. Их отцу, принимавшему новое лекарство, становилось все лучше, хотя они знали, что облегчение временное, в конце концов ему снова станет хуже. Лекарство было лишь замедлителем болезни Альцгеймера. Джинни еще раньше предлагала поговорить с отцом по телефону, как только вернется в Нью-Йорк, но Бекки сказала, что при телефонных беседах он по-прежнему путается.