Это что-то новенькое.
Поскольку считалось, что у Холе есть алиби, никто особенно основательно его не проверял. Но утром после разговора с Фройндом я заскочил к Петеру Рингдалу. Выяснилось, что незадолго до меня туда заходил Харри Холе, и со слов владельца бара у меня сложилось впечатление, что Холе понял, что сеть вот-вот опутает его, а потому отчаянно искал козла отпущения. Но когда он сообразил, что Рингдала в этом качестве использовать не получится, его последняя надежда испарилась и он Сон Мин указал рукой на дорогу перед ними, чтобы его собеседница сформулировала эту мысль своими словами.
Катрина Братт подняла подбородок, как делают мужчины определенного возраста, когда их шею сжимает слишком тугой воротничок, но сейчас у Сон Мина возникли ассоциации со спортсменом, который пытается мысленно взбодриться, стряхнуть с себя проигранные очки, перед тем как продолжить борьбу.
Какие еще версии есть у Крипоса?
Сон Мин посмотрел на Катрину. Он что, неясно выразился? Неужели она не поняла, что это не версия, а освещенный четырехполосный автобан, на котором не смог бы заблудиться даже Уле Винтер, и они уже достигли цели, хотя и не имели на руках бренных останков виновного. И Ларсен твердо ответил:
Больше никаких версий у нас нет.
Катрина Братт все кивала и кивала, то моргая, то не мигая глядя прямо перед собой, как будто для осмысления этого простого, в общем-то, факта ей требовалось приложить серьезные ментальные усилия.
Но если Харри Холе погиб, сказала она, то Крипосу нет смысла торопиться и объявлять его главным подозреваемым.
Сон Мин тоже начал кивать. Не оттого, что давал ей какое-то обещание, а чтобы показать, что он понимает, почему собеседница об этом просит.
Местная полиция выпустила пресс-релиз, что-то вроде «Мужчина пропал без вести после падения автомобиля в реку с дороги номер двести восемьдесят семь», сказал он, сделав вид, будто не знает, что это дословная цитата. Весь его опыт подсказывал, что собеседник начинает нервничать и становится менее общительным, если продемонстрировать ему слишком хорошую память, слишком хорошее умение разбираться в людях или слишком логическое мышление. Лично я не думаю, что Крипос испытывает потребность давать общественности более подробную информацию, но решение будет принимать мое начальство.
То есть Винтер?
Сон Мин посмотрел на Катрину Братт, спрашивая себя, зачем ей потребовалось произносить имя его шефа вслух. Но похоже, Катрина сделала это без всякой задней мысли, и не имелось никаких оснований полагать, что ей известно, сколь неприятно Ларсену было напоминание о том, что он вынужден подчиняться Уле Винтеру. И неудивительно, ведь сам Сон Мин никогда ни одной живой душе не говорил, что считает Винтера посредственным следователем и слабым руководителем. Слабым не в смысле мягкотелым и излишне уступчивым, а, наоборот, по-старомодному авторитарным и упрямым. Винтер никогда не признавал собственных ошибок, что, по мнению Ларсена, свидетельствовало о комплексе неполноценности. Давно пора передать больше полномочий молодым коллегам, у которых имеются свежие идеи. И если уж совсем честно, более умным и способным. Но все это Сон Мин держал при себе, поскольку считал, что так во всем Крипосе думает только он один.
Я могу сама поговорить с Винтером, предложила Катрина Братт. И связаться с офисом ленсмана в Сигдале. Они в любом случае не обнародуют имя пропавшего до того, как проинформируют его родственников, а если я возьму эту печальную миссию на себя, то смогу контролировать ситуацию.
Хорошо придумано, произнес Сон Мин. Но вечно скрывать его имя невозможно, и ни вы, ни я не сможем помешать общественному мнению, когда СМИ узнают, что погибший
Пропавший.
является супругом женщины, которую совсем недавно убили.
Он заметил, что по телу Катрины Братт будто прошла дрожь. Снова расплачется? Нет, не сейчас. А вот когда окажется одна в своей машине почти наверняка.
Спасибо за кофе, поблагодарила Катрина, открывая дверь. Будем на связи.
Добравшись до Сулеватна, Катрина Братт заехала на пустую площадку для отдыха, припарковалась и оглядела большое, покрытое льдом озеро, пытаясь хоть немного успокоиться. Когда ей удалось усмирить пульс, она вынула телефон и увидела, что ей пришло сообщение от Кари Бил, телохранительницы Дагни Йенсен, но решила прочитать его позже. Она позвонила Олегу и рассказала о том, что произошла авария и машина Харри свалилась в реку.
В трубке воцарилась продолжительная тишина. А когда Олег заговорил, голос его звучал на удивление спокойно, как будто случившееся не стало для него страшным потрясением, как ожидала Катрина.
Это не несчастный случай, произнес Олег. Харри сам лишил себя жизни.
Катрина собиралась было сказать, что не знает, но потом поняла: это не вопрос.
На поиски тела может уйти немало времени, произнесла она. Озеро еще покрыто льдом.
Это не несчастный случай, произнес Олег. Харри сам лишил себя жизни.
Катрина собиралась было сказать, что не знает, но потом поняла: это не вопрос.
На поиски тела может уйти немало времени, произнесла она. Озеро еще покрыто льдом.
Я приеду, ответил Олег. У меня есть сертификат водолаза. Раньше я боялся воды, но потом
На мгновение стало тихо, и Катрина подумала, что связь прервалась. Но затем услышала долгий дрожащий вздох, и Олег продолжил говорить, борясь с подступающими рыданиями:
Харри научил меня плавать.
Она ждала. Вновь раздавшийся в трубке голос снова стал твердым:
Я свяжусь с офисом ленсмана в Сигдале и спрошу, можно ли нам с поисковой группой понырять. А потом поговорю с Сес.
Катрина попросила Олега сообщить, если она может что-нибудь сделать для него, дала ему номер прямого рабочего телефона и отсоединилась. А потом откинулась на подголовник и заплакала.
Глава 42
Половина пятого. Последний клиент на сегодня. Эрланд Мадсен недавно обсуждал с одним психиатром, где проходит граница между терминами «клиент» и «пациент». Обусловлена ли она названиями их профессий, психотерапевт и психиатр, или же тем, принимает человек лекарства или обходится без них. Самому Мадсену невозможность выписывать рецепты иногда казалась помехой, особенно в случаях, когда он точно знал, что́ требовалось его клиенту, но был вынужден направлять его к психиатру, который знает намного меньше, чем он, скажем, о том же посттравматическом стрессовом расстройстве.
Эрланд Мадсен сложил руки. Обычно он поступал так, когда они с клиентом заканчивали обмен вежливыми фразами и собирались приступить к обсуждению того, для чего, собственно, и встретились. Он делал это на автомате, не задумываясь, но когда обратил внимание на этот ритуал, то провел небольшое исследование и вот что выяснилось. Историки религии полагают, что данный жест пришел к нам из тех времен, когда пленников связывали стеблями или веревками, и, таким образом, сложенные руки постепенно превратились в символ подчинения. В Древнем Риме побежденный солдат мог сдаться и молить о помиловании, показав сложенные руки. Христианская молитва о милосердии, обращенная к всемогущему Богу, была, в общем-то, другой стороной того же самого явления. Значит, когда Эрланд Мадсен складывал руки, он подчинялся клиенту? Вряд ли. Скорее уж психотерапевт от имени клиента и от своего собственного подчинялся сомнительным авторитетам в области психологии и психотерапии и постоянно меняющимся догмам; точно так же священники, эти флюгеры теологии, просят свою паству отвергнуть вечные истины вчерашнего дня и принять сегодняшние. Но в отличие от священников, которые, складывая руки, призывали помолиться, Мадсен обычно говорил: «Давайте начнем с того, на чем мы остановились в прошлый раз».
Он дождался от Руара Бора кивка, а потом продолжил:
Поговорим об убийствах. Итак, во время нашей предыдущей беседы вы назвали себя Мадсен заглянул в записи, монстром. Почему?
Бор прочистил горло, и Мадсен увидел, что он тоже сложил руки. Неосознанное подражание весьма распространенное явление.
Я довольно рано сообразил, что являюсь монстром, сказал Бор. Потому что мне очень хотелось убивать
Эрланд Мадсен пытался сохранить нейтральное выражение лица, не показывая, что ему очень хочется услышать продолжение, а, напротив, демонстрируя открытость, готовность слушать спокойно, не осуждая. Профессионал обязан скрывать любопытство, жажду сенсации, желание узнать занимательную историю. Но разве Мадсену не следовало признать, что он с особым нетерпением ждал именно этого сеанса, этого разговора, этой темы? Да, он должен вести себя соответствующим образом. С другой стороны, кто сказал, что ключевое переживание клиента не может быть развлечением для психотерапевта? И, хорошенько поразмыслив, Мадсен пришел к выводу, что это абсолютно правильно: все, что идет на пользу клиенту, автоматически должно вызывать любопытство у каждого серьезного психотерапевта, пекущегося о благе человека, который к нему пришел. А Мадсен был знающим и добросовестным специалистом. И теперь, когда он расставил причину и следствие в правильном порядке, он не просто переплел пальцы, но и прижал ладони друг к другу.
Мне так хотелось убивать, повторил Руар Бор. Но я не мог. И поэтому считал себя уродом.
Мне так хотелось убивать, повторил Руар Бор. Но я не мог. И поэтому считал себя уродом.
Он замолчал. Мадсену пришлось считать про себя, чтобы не прервать паузу слишком быстро. Четыре, пять, шесть.
Вы не могли?
Нет. Думал, что могу, но ошибался. В армии работают психологи, в задачи которых входит научить солдат убивать. Но особые подразделения вроде спецназа их услугами не пользуются. Опыт показывает, что люди, подающие заявления в такие структуры, уже настолько мотивированы, можно даже сказать, супермотивированы, что тратить время и деньги на психологов не имеет никакого смысла. Я был уверен, что с этим у меня проблем не возникнет. В то время, когда мы учились убивать, абсолютно ничто ни мои мысли, ни чувства не указывало на то, что у меня могут появиться какие-то возражения против этого. Как раз наоборот, я бы сказал.
Когда вы обнаружили, что не можете убивать?
Бор вздохнул:
Это случилось в Басре, в Ираке, во время совместного рейда с американским спецназом. Мы использовали тактику змеи, взорвали стену и ворвались в дом, откуда, по словам наших наблюдателей, велся огонь. В доме находилась девочка лет четырнадцати-пятнадцати. На ней было голубое платье, лицо ее посерело от пыли после взрыва, а в руках она держала калашников размером с нее саму. Автомат был направлен на меня. Я попытался застрелить ее, но внезапно впал в ступор. Указательный палец не подчинялся приказу мозга: отказывался нажимать на спусковой крючок, и все тут. Девочка начала стрелять, но ее по-прежнему ослепляла пыль, и пули летели в стену за моей спиной; помню, я чувствовал, как кирпичные крошки бьют мне в спину. А я по-прежнему так и стоял. Девчушку пристрелил один из американцев. Маленькое тельце повалилось на диван, покрытый разноцветными коврами, уронив столик с фотографиями, вроде бы на них были запечатлены ее дедушка и бабушка.