А вот Кайя Сульнес, судя по всему, пришла именно за травматическими воспоминаниями. Она хотела говорить о пережитом. Быстро и много. Так быстро и так много, что ему приходилось ее притормаживать. Но казалось, у нее мало времени, она хотела получить ответы немедленно.
Антон был швейцарцем, сказала Кайя Сульнес. Врачом, работавшим на швейцарский Красный Крест. Я была в него сильно влюблена. А он в меня. Вернее, это я так думала.
То есть вы считаете, что ошибались?
Нет. Не знаю. Он бросил меня, заявил, что нам лучше расстаться. Ну, пожалуй, «расстаться» не совсем подходящее слово. Когда люди вместе находятся в зоне военных действий, то расстаться в принципе невозможно: мы ведь жили и работали бок о бок. Но он рассказал мне, что встретил другую женщину. Она засмеялась. «Встретил» тоже не совсем верное слово. Соня работала медсестрой в Красном Кресте. Она тоже приехала из Швейцарии. Антон предпочитал красивых женщин, поэтому, само собой разумеется, она была красива. И умна. Отличалась великолепными манерами. Происходила из хорошей семьи. Швейцария ведь такая страна, где это еще что-то значит. Но хуже всего было то, что Соня вызывала симпатию. Она умела по-настоящему сопереживать, она приходила на работу вся буквально заряженная энергией, мужеством и любовью. Я слышала, как она плачет ночью после проведения жестких операций, когда было много погибших и раненых. И она была очень добра ко мне, причем совершенно искренне. Она говорила: «Merci vilmal»[52]. Не знаю, по-немецки это, по-французски или же на обоих языках сразу, но Соня постоянно это повторяла: «Спасибо, спасибо, спасибо». Насколько мне известно, когда она появилась на горизонте, то ничего не знала о том, что нас с Антоном связывают какие-то отношения; он был женат, поэтому мы все держали в тайне. И теперь настал черед Сони хранить все в тайне. Парадоксально, но я стала единственным человеком, кому она доверилась. Она пожаловалась мне, что любовник пообещал ей уйти от жены, но все время это откладывает. Я слушала, утешала ее и ненавидела все больше и больше. Не потому, что Соня была плохим человеком, а, наоборот, потому, что она была очень хорошей. Вам это кажется странным, Мадсен?
Эрланд Мадсен немного удивился, что она обратилась к нему по фамилии, обычно Кайя называла его просто «доктор».
А вам это кажется странным?
Нет, ответила Кайя Сульнес, немного поразмыслив. Я ненавидела Соню, потому что именно она, а не хронически больная состоятельная жена Антона стояла между мной и Антоном, да?
Это логично. Продолжайте.
Дело было недалеко от Басры. Вам не приходилось там бывать?
Нет.
Самый жаркий город на земле. Не будешь пить умрешь, как говорили журналисты в баре отеля «Султан Палас». А по ночам из пустыни приходили гигантские хищные медоеды, они охотились на улицах и пожирали все, что находили. Крестьяне из окрестных сел утверждали, что медоеды начали даже нападать на их коров. Люди боялись этих зверей до смерти. Но зато финики в Басре просто восхитительные.
Уже кое-что.
Короче говоря, нас вызвали на ферму, где несколько коров проломили ветхое ограждение минного поля. Отец с сыном помчались за ними, чтобы выгнать животных оттуда. Как выяснилось впоследствии, крестьяне думали, что там только противопехотные мины. Они похожи на цветочные горшки с торчащими проводами, их хорошо видно и легко обойти. Но на поле находились также мины ПРОМ-1, а их заметить значительно сложнее. Кроме того, ПРОМ-1 это современный вариант «прыгающей Бетти».
Мадсен кивнул. Большинство мин лишало своих жертв ног и нижней части тела, а эта выпрыгивала из земли, когда на нее наступишь, и взрывалась на уровне груди.
Почти вся скотина вернулась назад целая и невредимая, не знаю уж, в чем дело: инстинкт сработал или же коровам просто повезло. Отец тоже почти покинул пределы поля, как вдруг прямо у самого забора наступил на ПРОМ-1. Она выпрыгнула и изрешетила его осколками. Но поскольку эти мины выскакивают из земли, они часто наносят повреждения также и людям, находящимся на большом расстоянии. Сын крестьянина забежал на тридцать-сорок метров дальше, чтобы вернуть последнюю корову, но осколками задело и его. Мы вытащили с поля отца и попытались его спасти, пока парень лежал на минном поле и орал от боли. Его крики были невыносимы, но солнце уже садилось, а мы не могли пойти по минному полю, где имелись ПРОМ-1, без миноискателя, нам надо было дождаться подкрепления. И вот приехала машина Красного Креста. Из нее выпрыгнула Соня. Она услышала крики, подбежала ко мне и спросила, что за мины на поле. Она положила руку мне на плечо, как обычно делала, и я заметила на ее пальце кольцо, которого раньше там не было. Помолвочное кольцо. И я поняла, что Антон решился и наконец ушел от жены. Мы стояли поодаль от остальных, и я сказала Соне: «Противопехотные». И когда я сделала вдох, чтобы добавить, что там еще есть ПРОМ-1, она уже неслась к минному полю. Я кричала ей вслед, но, видимо, не слишком громко, и к тому же меня заглушали крики раненого парня.
Кайя взяла чашку с чаем, которую подал ей врач, и посмотрела на собеседника. Психотерапевт понял: она знает, что он с нетерпением ждет окончания истории.
Соня погибла. Отец тоже. А вот парень выжил.
Эрланд нарисовал в блокноте три вертикальные черточки. Две из них перечеркнул горизонтальной.
Вы чувствуете вину? спросил он.
Разумеется. На ее лице было написано удивление. Услышал ли Мадсен тень раздражения в ее голосе, или же ему показалось?
Почему разумеется, Кайя?
Потому что это я ее убила. Я убила человека, в котором не было ни капли зла.
Вам не кажется, что сейчас вы слишком строги к себе? Вы же сказали, что пытались предупредить Соню.
За такие деньги, Мадсен, вы могли бы более внимательно слушать то, что вам рассказывают. В голосе ее отчетливо прозвучала агрессия, хотя выражение лица оставалось по-прежнему мягким.
Чего же, по вашему мнению, я не услышал, Кайя?
Можно успеть сделать вдох и прокричать: «ПРОМ-1!» до того, как человек повернется к тебе спиной, перепрыгнет через забор и наступит на одну из этих жутких мин, Мадсен. И твои крики не смогут заглушить вопли парня, лежащего от тебя на расстоянии примерно в половину футбольного поля.
На несколько секунд в кабинете воцарилась тишина.
Вы еще с кем-нибудь об этом говорили?
Нет. Как я уже упоминала, наши отношения с Соней касались только нас двоих. Я сказала остальным, что предупредила ее насчет ПРОМ-1. Никто не удивился, ведь все знали, насколько самоотверженной была эта девушка. Во время поминок в лагере Антон сказал мне, что Соня слишком хотела, чтобы все приняли и полюбили ее, и именно это в конце концов и погубило бедняжку. Я потом думала об этом: насколько опасным может стать желание быть любимым. Только я одна знала правду о случившемся. А теперь вот еще и вы узнали. Кайя улыбнулась, обнажив маленькие острые зубы.
Как будто они два подростка, связанные одной тайной, подумал Эрланд.
Какие последствия имела для вас эта история?
Я вернула Антона.
Вы вернули Антона. И все?
Да.
А как вы думаете, почему вам хотелось вернуть человека, который предал ваши чувства?
Я хотела, чтобы Антон был рядом со мной, чтобы наблюдать за его страданиями. Видеть, как он скорбит о потере, как горе пожирает его изнутри, совсем как меня раньше. Я пробыла с ним какое-то время, а потом заявила, что больше его не люблю, и ушла от него.
Вы отомстили?
Да. А потом до меня дошло, почему я с самого начала хотела заполучить Антона.
И почему же?
Потому, что он был женат и недоступен. И потому, что был высоким и светловолосым. Антон напоминал мне одного человека, которого я любила раньше.
Эрланд подумал, что этот факт тоже важен, но к нему они, возможно, вернутся несколько позже.
Давайте поговорим о психологической травме, Кайя. Вы говорили, что испытывали чувство вины. Но позвольте мне задать вопрос, который вы, возможно, сочтете похожим, хотя на самом деле он о другом. Вы раскаивались?
Кайя уперлась указательным пальцем в подбородок, будто хотела показать ему, что задумалась.
Да, сказала она. Но одновременно это принесло мне и странное облегчение. Я почувствовала себя лучше.
Вы почувствовали облегчение, когда Соня умерла?
Вы хотите сказать после того, как я убила Соню? Да, после убийства я почувствовала себя лучше.
Эрланд Мадсен зафиксировал эту ее последнюю фразу в истории болезни и уточнил:
Можете описать, что именно входит в понятие «лучше»?
Свобода. Я ощутила себя свободной. Убить это все равно как перейти границу между странами. Тебе кажется, будто это непреодолимая преграда, что-то вроде стены, но когда ты ее пересекаешь, то понимаешь: это всего лишь условная линия, начерченная людьми на карте. Мы с Соней обе перешли границу. Она была мертва, а я была свободна. Но я чувствовала себя лучше прежде всего потому, что человек, предавший меня, испытывал страдания.
Вы говорите об Антоне?
Да. Он страдал вместо меня. Антон был моим Иисусом. Моим личным Иисусом.
Каким образом?
Я распяла его на кресте, чтобы он мог взять на себя мои страдания, а ведь точно так же люди поступили с Иисусом. Потому что Иисус ведь не добровольно взошел на крест, Он страдал не по своей воле, это мы распяли Его, в этом все дело. Мы достигли спасения и вечной жизни, убив Иисуса. Бог мало что мог сделать. Он не приносил в жертву своего сына. Если правда, что Бог дал человеку свободную волю, то, значит, мы убили Иисуса против воли Божьей. И в тот день, когда мы поймем это, поймем, что можем поступать против воли Господа, в тот день мы освободимся, Мадсен. И тогда уже может произойти все, что угодно.
Вы говорите об Антоне?
Да. Он страдал вместо меня. Антон был моим Иисусом. Моим личным Иисусом.
Каким образом?
Я распяла его на кресте, чтобы он мог взять на себя мои страдания, а ведь точно так же люди поступили с Иисусом. Потому что Иисус ведь не добровольно взошел на крест, Он страдал не по своей воле, это мы распяли Его, в этом все дело. Мы достигли спасения и вечной жизни, убив Иисуса. Бог мало что мог сделать. Он не приносил в жертву своего сына. Если правда, что Бог дал человеку свободную волю, то, значит, мы убили Иисуса против воли Божьей. И в тот день, когда мы поймем это, поймем, что можем поступать против воли Господа, в тот день мы освободимся, Мадсен. И тогда уже может произойти все, что угодно.