Уилла повернулась к нему, загораживая кастрюлю, но отец подошел ближе и заглянул через ее плечо. Он еще не разделся, от его вязаной кофты пахнуло зимним холодом.
Какао? спросил отец.
Шоколадный пудинг, сообщила Уилла своим ботинкам.
Не понял?
Шоколадный пудинг, папа! радостно выкрикнула Элейн. Мы приготовили тебе десерт! Хотели сделать сюрприз!
Сюрприз удался. Я и не знал, что вы умеете готовить. Это ж надо!
Мы его загубили! выпалила Уилла.
Что-что?
Все кусками! Мешали, мешали, а оно не размешивается!
Ага. Ну давай глянем.
Уилла нехотя посторонилась, отец ложкой, торчавшей из кастрюли, пошевелил варево:
Хм. Понятно.
Вышла каша.
Да нет, не каша, нечто вроде Где рецепт?
Уилла кивнула на поваренную книгу на столешнице.
Так в отдельной посуде ты смешала сахар, какао-порошок и соль потом отсыпала четверть стакана, а оставшееся подогрела, помешивая, на очень медленном огне
Ну
потом в другой посуде развела крахмал и в него добавила остаток смеси
Что? Нет. Мы смешали все сразу.
М-да.
Поэтому так получилось?
Видимо, да, милая.
Но я же не знала!
Когда берешься за неизвестное блюдо, вначале стоит прочесть инструкцию.
Чтобы отец не видел ее слез, Уилла опять уставилась на свои ботинки.
Сперва удостоверяешься, что у тебя есть все ингредиенты
Я так и сделала.
Хорошо, милая. Потом выкладываешь их на столешницу
Я выложила! Я старалась!
Затем читаешь пошаговый порядок готовки. То же самое я говорю ученикам на уроках по столярному делу: прикидываешь, с чего начнешь и чем закончишь, что за чем идет
Уиллу возмутило, что отец так ее поучает, прям тычет носом, не слушая никаких возражений.
Я поняла! Блин! Я не тупица.
Конечно, нет, милая. Ты только учишься. В следующий раз будешь аккуратнее.
Я и сейчас была аккуратной! Я разложила все ингредиенты Пойми, я хотела сделать тебе сюрприз.
Это не важно, милая. Правда.
Не важно? Уилла подняла взгляд. Теперь ее не волновало, что отец увидит ее слезы. Пусть видит. Как ты можешь такое говорить, когда я вгрохала столько сил?
Нет, я имел в виду
Ладно, проехали. Уилла развернулась и вышла из кухни. В столовой села за уроки, схватила карандаш.
В дверном проеме возник отец, за ним тенью маячила Элейн.
Уилла, дорогая
Я занимаюсь.
Не надо так.
Можно я сделаю домашнее задание?
Отец потоптался, но Уилла, не поднимая головы, хмуро таращилась в тетрадку. Он вернулся в кухню. Элейн посмотрела на сестру и тоже ушла.
В тетрадке по истории Уилла жирно зачеркнула свой последний ответ.
На ужин были горячие сэндвичи с сыром и горошек. Уилла, уставившись в тарелку, не проронила ни слова, отец и сестра с наигранным оживлением говорили безумолчно. Элейн поведала, что на урок «Назови предмет» Домми Маркони принесла кролика.
Кстати, крольчонок, ешь горошек, сказал отец.
Кстати, крольчонок, ешь горошек, сказал отец.
Элейн закинула горошину в рот и попыталась по-кроличьи пошевелить носом. Отец засмеялся. Смотреть противно.
Можно выйти из-за стола? спросила Уилла.
Тебе не понравился ужин, милая? Отец посмотрел на недоеденную половину сэндвича на ее тарелке.
Я не голодна. Уилла встала, скрежетнув стулом, и ушла в столовую.
Со стола убирали отец и Элейн. Из кухни доносилось звяканье посуды, потом полилась вода. Значит, моют тарелки.
Отец даже спасибо не сказал за то, что Уилла перемыла всю посуду.
Она уже закончила с уроками, но все равно сидела за книжками предлог не помогать на кухне. В комнату заглянул отец:
Сыграем в лудо?
Сегодня мой банный день, сухо сказала Уилла.
Так еще рано.
Она не ответила. Не глядя на отца, вышла из столовой и поднялась к себе.
В зеркальной дверце шкафа отразились зареванное лицо и всклокоченные волосы кудряшки торчали во все стороны, ресницы слиплись от слез.
Уилла открыла дверцу, отражение исчезло. Она сняла пижаму с крючка и пошла в ванную. Напустила горячей воды и, усевшись в ванне, глядела, как сморщиваются подушечки пальцев.
«Вдруг с мамой случилось несчастье?» подумала Уилла. Может, она хотела сразу вернуться, но попала в аварию? Им бы сообщили? А вдруг она без сознания в больнице?
Или в морге.
Почему такая мысль не пришла в голову отцу? Нет, с их семьей что-то не так. Единственный нормальный человек в ней она, Уилла.
Покончив с мытьем, Уилла сразу улеглась в постель, хотя еще не было восьми и спать совсем не хотелось. В темноте она лежала навзничь и смотрела в потолок. Снизу доносились голос отца, хихиканье Элейн. Потом на лестнице раздались легкие шаги, Уилла прикрыла глаза. Потоптавшись на пороге, Элейн вошла в комнату и, не зажигая лампу, переоделась ко сну. Сквозь смеженные веки Уилла видела ее силуэт: подпрыгивая на одной ноге, потом на другой, сестра влезла в пижамные штанишки. Затем взяла с тумбочки «Домик в лесной чаще» и опять сошла вниз, откуда через минуту послышался невнятный голос отца, читавшего вслух.
Разделавшись с главой, он вместе с Элейн поднялся в спальню. Уилла успела повернуться лицом к стене. Она слышала, как отец укрыл сестру одеялом и пожелал спокойной ночи. Потом он подошел к ее кровати и прошептал:
Улли? Уилл? Ты спишь?
Она не ответила, отец ушел.
По лестнице он ступал так тихо и огорченно, что у Уиллы защемило сердце.
Когда она проснулась, косой солнечный луч перечеркивал одеяло, а в доме пахло беконом и тостами. По лестнице простучали стремительные шаги, в комнату вошла мама:
Подъем, утятки!
В хорошем настроении она всегда называла их «утятками» и сама как будто превращалась в маму-утку такими сочными счастливыми голосами в радиопостановках говорили актрисы, изображая радость. Уиллу всякий раз это веселило, но сегодня она даже не шевельнулась в кровати.
Зато Элейн радостно подскочила и заверещала: «Мамочка!»
До чего противно ведь всегда говорила просто «мама».
Я по тебе так соскучилась, мамочка! Сестра спрыгнула с кровати и, лучась счастьем, обхватила мать за ноги. Улыбаясь, та ее обняла. Мать была в розовом халате значит, вернулась еще ночью. Где ты была, мамочка? Куда ты ходила? не унималась Элейн.
Так, кое-куда, беззаботно ответила мать и лучезарно улыбнулась Уилле: С добрым утром, соня!
С добрым, буркнула Уилла.
Могу сделать яичницу, омлет или пашот. Что желает ваше высочество?
Подобное бывало часто мать так держалась, словно ничего не произошло, и всем своим видом говорила: ну подумаешь, бросила вас, что такого-то? Не берите в голову! Наверное, застань их мертвыми, она бы воскликнула: «Господи! Чего это вы надумали?»
Правда, после самых жутких вспышек (был случай, она ударила Уиллу половником по лицу, наградив чудовищным синяком, а в другой раз сожгла любимую куклу Элейн) мать себя вела точно героиня киношной мелодрамы тискала дочерей в объятиях и, уткнувшись в них носом, горько рыдала: «Душеньки мои! Сможете ли вы меня простить?» Странно вспоминать, что когда-то Уилла тоже плакала и, прижимаясь к матери, бормотала: «Ну конечно, мама, я тебя уже простила». Теперь же она, застыв в кольце материнских рук, смотрела в сторону, и мать, отпрянув, говорила: «Ты ледышка, Уилла Дрейк».
Однако нынче она выглядела свежо и привлекательно, розовый халат оттенял румянец на щеках, в доме витал уютный аромат, а жизнь как будто вошла в свою колею, и потому Уилла промямлила:
Омлет, наверное.
Заказ принят! А тебе, Лейни?
И мне омлет, мамоцка, просюсюкала сестра, будто малышка.
Когда мать, выпевая «Сей момент!», развернулась к выходу, Элейн, как была в пижаме, потащилась за ней.
Уилла вылезла из постели, потом долго умывалась, одевалась и двумя заколками зашпиливала волосы, в зеркале разглядывая свое мрачное лицо.
Сойдя вниз, она увидела, что домашние уже завтракают, причем в столовой, словно нынче воскресенье. Стол был сервирован фарфоровыми тарелками, из специальной подставки торчали тосты, похожие на зубья гребешка.
Доброе утро, милая, поздоровался отец.
Доброе. Не глядя на него, Уилла проскользнула на свое место.
Кто-то у нас копуша, сказала мать.
Уилла искоса глянула на ее рот не кривится ли верхняя губа, не стиснуты ли зубы. Нет, вроде все хорошо. Даже вон подливая отцу кофе, она ласково коснулась его плеча.
Любимый омлет с тертым сыром уже был чуть теплый, но все равно вкусный, а превосходный бекон без единой жиринки. Уилла умяла целых три куска.
Позвоню-ка я Дугу Ло, скажу, что подвозить меня не надо начал отец, но мать его перебила:
Ой, совсем забыла! Кажется, машина немножко сломалась.
Насколько немножко?
Только заведешь, на панели вспыхивает красный огонек.
Отец вскинул бровь:
То есть все это время ты ездила с дурацким огоньком?
С дурацким?
Уилла напряглась, испугавшись, что мать неправильно истолковала слово, но та спокойно продолжила:
Да, наверное.
И не сообразила заехать в мастерскую?
Знаю, я кошмарная, ничего не смыслю в технике, весело призналась мать и скорчила глупую рожицу.
Нет, вы представляете? обратился отец к дочерям. Судя по его лицу, он был страшно доволен и вопрос подразумевал «Ну разве она не прелесть?».
Элейн его не услышала, поскольку увлеченно обмазывала тост джемом. Уилла промолчала и только окинула отца взглядом.
Мать посмотрела в сливочник, встряхнула его и пошла в кухню. Элейн опять начала историю про кролика Домми Маркони, теперь называя его зайчиком:
Домми говорит, зайчики очень спокойные, кроме того, их не надо выгуливать. Пап, давай заведем зайчика? Ну пожалуйста!
Отец разглядывал Уиллу:
Милая, ты все еще сердишься?
Уилла пожала плечами.
Я так и не понял, что вчера произошло. Давай проясним? Он говорил мягко, однако настойчиво.
Затевать разговор не хотелось, но Уилла знала, что отец не отвяжется, и потому снова пожала плечами:
Наверное, я просто переутомилась.
Ах вон что.
Похоже, ответ его удовлетворил. Во всяком случае, больше вопросов не последовало.
Повисло молчание, сестры обменялись долгими озадаченными взглядами.
1977
В колледже имелся микроавтобус, который накануне больших праздников совершал рейсы в аэропорт. Уилла никогда им не пользовалась перелет стоил дорого, и она, если вдруг решала навестить домашних, ездила междугородным автобусом, но в конце третьего курса ее парень решил познакомиться с ее родичами. Идея слетать к ним на пасхальные праздники исходила от него. На кой черт, сказал он, целую ночь мыкаться в автобусе и всего через два дня мучиться снова. Именно так Уилла и поступила бы, однако спорить не стала.