Ну, все это очень любопытно, сказала женщина, постукивая по папке длинным костлявым пальцем, а затем стала перечитывать медицинское заключение.
Мы заручились справкой, которую выдала нам директор школы, добавил папа, показывая на листок бумаги, высовывающийся из общей кипы. Из нее явствует, что мисс Харви считает, что самой адекватной реакцией на происшествие может стать лишение Алекс ее привилегий старосты.
Старостой я была очень недолго. Мое имя было добавлено в список, когда я находилась в коме после того происшествия в садах Кью, а затем спешно вычеркнуто оттуда, стоило мне только прийти в сознание и оказаться под следствием за езду с временными правами без сопровождающего. Я даже не увидела своего значка старосты.
Женщина-полицейский, выглядевшая так, будто собиралась отчитать папу за то, что он вмешался в разговор, выудила письмо из папки и просмотрела его.
Спокойно, ты все делаешь как надо, сказал голос у меня в голове. Только не слишком уж лебези.
Я вздохнула с облегчением: Кэллум вернулся. Утро выдалось таким длинным и трудным, что у меня не было ни минуты на то, чтобы позвать его, но он все-таки оказался здесь, и мой амулет звякнул как обычно, когда он так шевельнул рукой, что наши находящиеся в разных мирах одинаковые браслеты пересеклись. Я быстро взглянула на свое отражение в стеклянной двери и увидела, как у меня за плечом мелькнуло ослепительно красивое лицо Кэллума. И все мое беспокойство улетучилось моя любовь к нему уничтожила остальные эмоции. Увидев, что я смотрю на него, он подмигнул мне, а затем стал невероятно серьезен.
Из больницы я выписалась всего две недели назад, и его голос у меня в голове был источником любви и комфорта. Он прекрасно истолковывал события, происходившие в моем мире.
Сосредоточься! А не то что-нибудь под конец напортачишь! Он был прав. Конец был близок. Я быстро взглянула на женщину-полицейского, удостоверившись прежде, что на моем лице не отразилась внезапная радость из-за появления Кэллума.
В дверь постучали, и в ней появился молодой, явно нервничающий полицейский.
Прошу прощения, что беспокою вас, инспектор Келли, но вы просили дать вам знать, когда будет готово экспертно-криминалистическое заключение.
Я быстро оглянулась на инспектора; ее невозмутимое лицо осветилось золотистым светом. Я понимала, что это значило: либо она была довольна тем, что заключение наконец готово, либо видеть стройного, симпатичного полицейского ей было очень даже приятно. Ради нее же мне бы хотелось, чтобы дело было в полицейском.
Меня до сих пор поражало, насколько полезной оказалась моя новая способность различать, о чем человек думает о хорошем или о плохом. Похоже, это было неожиданным побочным эффектом моего чудесного выздоровления, выхода из вегетативного состояния. Только двое знали, что со мной произошло в действительности: я и Кэллум, чье таинственное отражение видела одна я.
Кэллум, как всегда, терпеливо ждал. Я изо всех сил старалась не смотреть на его отражение в сверкающей поверхности стекла, а вместо этого сосредоточилась на полицейских, как он и посоветовал мне. Но игнорировать его оказалось ужасно трудно. Моя любовь к нему была столь глубока, и судя по тому, что он с большим риском сделал для меня, он тоже очень меня любил. Я знала, что мы с ним были разъединены я сглотнула и постаралась вспомнить все как можно точнее, потому что он утонул, но это никак не сказывалось на силе моего чувства к нему. С тех самых пор, как мы встретились с ним под куполом собора Святого Павла, я полюбила его истово и безусловно. Стряхнув с себя эти мысли, я вновь сосредоточилась на инспекторе Келли; и, приглядевшись к ней повнимательнее, заметила, что ее взгляд, когда она смотрела на молодого полицейского, становился несколько мягче.
Спасибо, констебль, сказала она официальным тоном. Скоро я присоединюсь к вам, и вы обратите мое внимание на главные моменты заключения.
Я поспешно глянула на полицейского; у него над головой тоже было золотистое мерцание. И я немного погадала, а признаются ли они когда-нибудь в том, что очень даже неравнодушны друг к другу. Но сейчас мне было достаточно того, что инспектор пребывала в хорошем настроении. Возможно, мне удастся избежать наказания.
Она посмотрела на меня и отодвинула от себя папку.
Ну, Александра, я вижу, ты уже изрядно наказана своей школой. И в этих обстоятельствах, она махнула рукой на медицинское заключение, мы мало чего достигнем, если станем и дальше обвинять тебя в содеянных правонарушениях.
Мое сердце воспарило при этих ее словах, но я старалась и дальше изображать глубокое раскаяние.
Но тем не менее, продолжала она, и душа у меня ушла в пятки, я должна вынести тебе официальное предупреждение. Ты раскаялась, и если твое вождение не приведет к каким-либо несчастным случаям в дальнейшем, то мы не станем портить тебе жизнь. Но это предупреждение мы приобщим к делу, и если что-либо подобное повторится, то не жди от нас никаких поблажек.
Тем не менее папа, покинув участок, вовсе не светился от счастья.
Понятия не имею, как такое предупреждение скажется на страховом полисе, буркнул он. Может быть, тебе лучше не водить пока до тех пор, пока все не устаканится.
Я не против, папа. И слегка улыбнулась ему, не в силах скрыть своей радости. С удовольствием буду ездить с вами, особенно когда Джош осенью уедет.
Папа, уразумев, что я права, издал короткий стон. Если он не оплатит мою страховку, то ему придется постоянно возить меня куда-нибудь, как только мой брат Джош отправится в университет. Ситуация у него была безвыходная, он понимал это, и потому я удивилась, когда он неожиданно улыбнулся мне в ответ.
Я сегодня же поговорю со страховщиками, сказал он, и узнаю, насколько они повысят плату. Выпишешь мне чек на эту разницу.
На это у меня не было немедленного ответа. Так что в конечном счете он победил. Он знал, что я накопила достаточно денег для того, чтобы купить собственную машину, когда придет время, поскольку откладывала на нее все деньги, которые получала, работая няней. Я почувствовала покалывание в руке и услышала смешок Кэллума, врубившегося в заключительную часть нашего разговора.
На это у меня не было немедленного ответа. Так что в конечном счете он победил. Он знал, что я накопила достаточно денег для того, чтобы купить собственную машину, когда придет время, поскольку откладывала на нее все деньги, которые получала, работая няней. Я почувствовала покалывание в руке и услышала смешок Кэллума, врубившегося в заключительную часть нашего разговора.
Знаешь, а он прав. Ты вляпалась во все это по собственной вине. Если бы ты не поверила Кэтрин, когда она лгала тебе обо мне, ничего подобного не произошло бы.
Я уклончиво пробормотала что-то, призванное выразить мои чувства к Кэллуму, не насторожив при этом папу. Когда мы сели в машину, я прикинула, какие изменения произошли в моей жизни за последнее время. Меньше месяца тому назад я была совершенно счастливым, нормальным подростком, радующимся окончанию экзаменов. А теперь вот лгала полиции и пыталась изыскать любую возможность, чтобы остаться наедине со странным и великолепным призраком, которого можно вызвать амулетом, найденным мною в Темзе. Я скосила глаза на амулет на моем запястье, на поблескивающий на свету камень и почувствовала переполняющую меня благодарность за то, что я его нашла и смогла распознать его сверхъестественную силу.
Откинувшись на пассажирском сиденье, я, не прекращая улыбаться, стала думать о Кэллуме. Он был высоким русым парнем с атлетической фигурой. Я могла видеть его рядом с собой в зеркалах или в каких-то других отражающих свет поверхностях, а также разговаривать с ним, если наши браслеты находились в одном и том же пространстве, но большую часть времени чувствовала лишь его легчайшие прикосновения к своему плечу во время разговора. Он стал дерджем, Зависшим, душой, застрявшей между жизнью и смертью, после того как упал в реку Флит и утонул. В наши дни Флит практически полностью заключена в коллектор, и мало кто из лондонцев подозревает, что она вообще существует, но несколько веков тому назад это была судоходная река, берущая начало в Хэмпстеде на севере Лондона, и каким-то таинственным образом ее воды, до сих пор впадающие в Темзу, меняли тех, кто утонул в ней, хотя никто из дерджей не мог понять, как и почему это происходит. Они знали лишь, что день за днем жили за счет счастливых мыслей и воспоминаний, которые забирали у ничего не подозревающих людей и хранили в амулетах, с которыми не расставались. И каждую ночь какое-то необъяснимое влечение приводило их к собору Святого Павла они называли его своим домом.
Дерджи знали только один способ покончить с мучениями, но для этого живым людям, доверявшим им, требовалось заплатить очень большую цену. Сестра Кэллума Кэтрин заставила меня поверить в то, что он на самом-то деле не любит меня. Я была в полном отчаянии, и ей почти удалось убедить меня принести себя в жертву. Она выпила все мои воспоминания и оставила умирать. А ожила я только потому, что Кэллум оказался готов ради моего спасения пойти на отчаянный риск он опустошил свой собственный амулет с украденным счастьем и потому смог наполнить его копией всех моих воспоминаний, что вытягивала у меня Кэтрин. И после того как она наконец вырвалась из своего чистилища и умерла в вихре искр, он вернул их мне, сам оставшись ни с чем. Каждый раз, когда я думаю об этом, у меня перехватывает дыхание от любви к нему и благодарности. Бо́льшую часть времени, по крайней мере, когда я была рядом, создавалось впечатление, будто он неплохо справляется с отчаянной пустотой своей жизни, одолевающей его из-за утраты вещей, которые так важны для него. И он ничего не говорил мне о том, что ему нужно сделать, дабы заново наполнить свой амулет. А я не хотела ни о чем спрашивать. Как бы то ни было, но он вел себя по отношению ко мне с той же любовью, что и в ту ночь, когда мы с ним встретились впервые.
Когда мы вернулись домой, там никого не было, и мне не пришлось тратить долгие часы на то, чтобы поведать маме, что произошло в полиции. При первой же возможности я побежала наверх в спальню проверить, там ли уже он. В спальне было мрачновато из-за заколоченных окон, но когда я присела на стул рядом со столом, то сразу почувствовала знакомое покалывание, и меня охватила волна спокойной уверенности и удовлетворения. Лицо Кэллума за моим плечом было прекрасно видно в зеркале, его яркие голубые глаза поблескивали от изумления.