не могу не согласиться с мистером Муром. По сути, мы предварительно согласились более эффективно работать над его Персонализированной Программой Независимых Обучающих центров. Сообщения о том, что его компания уже отправила результаты пилотного проекта, внушают оптимизм. Не секрет, что я не большая поклонница ЧШП, но я остаюсь открытой к этой идее, если экспериментальная школа получит одобрение государственной инспекции в следующем месяце. Как вы знаете, пока что туда у нас не было доступа Да, следующий вопрос
Я сразу узнала голос президента Круз, и этот ее тон мне тоже был хорошо знаком. Он означал, что она устала сопротивляться, как делала это уже много лет, и ее наконец загнали в угол.
Что такое ЧШП? спросил Роман.
Частные школы для «пси», сказала я, вслушиваясь в то, что продолжала говорить президент. Наверное, пресс-конференцию организовали сегодня утром. Смело, учитывая то, что сейчас у всех на слуху. Что-то вроде интерната для таких, как мы. Основная задача лучше интегрировать нас в общество, обучить навыкам, которые пригодятся на рынке труда.
Я думал, это что-то вроде независимых поселений? Разве не ты проводила презентацию?
Этот проект не прошел голосование, раздраженно бросила я. Но я злилась не на Романа, а потому что вспомнила, чем все закончилось. Решили, что он слишком дорогостоящий для экономики, которая только восстанавливается. Несколько компаний, включая фирму Мура, предложили профинансировать различные школы и проекты жилых комплексов. В результате выбрали его предложение.
Если детей действительно будут учить полезным навыкам в безопасных комфортных условиях, идея сама по себе вполне неплохая. Особенно с учетом того, что самым первым предложением по-прежнему шокирующе популярным среди многих американцев было выделить удаленную территорию, обустроить там самую простую инфраструктуру и запереть «пси» за электрической изгородью.
Нет, Джордж, я согласна и с ним, и с вами, продолжала Круз. Эти программы могут стать отличным шансом, особенно для невостребованных «пси». Первый класс пилотного проекта состоит из двенадцати добровольцев, и мы надеемся, что сможем перевести из интернатов и приемных семей еще пятьдесят человек. Но, повторяю, это станет возможным только после того, как мистер Мур закончит первоначальное тестирование и представит программу для более глубокой проверки.
Сколько детей остаются невостребованными? Роман запнулся на этой отвратительной формулировке.
Одна тысяча сто двенадцать, сказала я. Большинство находятся в приемных семьях, но «пси» старшего возраста чаще живут в интернатах. Каждый из них находится под патронажем властей, для них выделены социальные работники, которые с ними всегда в контакте.
Парень снова уставился на дорогу, на его лице отразилась озадаченность.
В чем дело? спросила я.
Все в порядке, пожал он плечами. Просто я удивлен, что ты вроде как приняла это решение. Ты же была в лагере.
Я ошарашенно посмотрела на него.
А при чем тут это?
После того как много лет назад перед всем миром прозвучало мое большое интервью и вслед за этим еще десяток подобных, мне уже казалось, что нет человека, который бы не слышал эту историю. Тысячи людей были в курсе всех деталей моей жизни, и я уже не ощущала ее в полной мере своей.
Я думал, ты возненавидишь его, потому что этот проект предлагает такую же жизнь, пояснил Роман. Прости, я не хотел поднимать эту
Всe в порядке. Я действительно была в порядке. Дети добровольно вызвались участвовать в программе Мура, к тому же им гарантирована возможность из нее выйти. Судя по предоставленным фотографиям, это место выглядит как верх роскоши по сравнению с тем, что было у нас. Раньше мне не приходило в голову об этом спросить, но теперь прямо сорвалось с языка. А ведь ты не был в лагере, да?
Парень покачал головой.
Нет. Мы выживали на улице. Мы ни разу не попадали в систему.
И как же вам удалось?
Было время, когда я бродяжничала с другими, но в какой-то момент скрываться от охотников за головами и СПП стало почти невозможно. Угрозу для нас представляли даже обычные граждане, которые были не прочь быстро заработать, сообщив о том, что видели «пси». А что если власти вообще не располагают никакой официальной информацией на Романа и Приянку.
Мы нашли заброшенный дом и поселились там, проговорил парень, потирая испещренную шрамами ладонь. Слова звучали равнодушно. Отрепетированно. Сосед приносил нам еду.
Определенно, это была ложь. Такие вещи случались только в мечтах.
Каково это было, спросил он, жить в лагере?
Вряд ли я могу рассказать что-то новое. Это была тюрьма во всех смыслах этого слова. Каждая секунда нашей жизни находилась под контролем. По приказу мы спали, ели если считалось, что мы вообще имеем право поесть. Нас заставляли работать, чтобы мы были постоянно заняты. Это как будто ты оказался в аду, тебя облили бензином, и ты пытаешься не сгореть.
Резкость этих слов оставила горький привкус во рту, и между нами повисла неловкая тишина.
Представь, что ты живешь, а твое сердце в клетке, помолчав, добавила я. Ничто не вырывается на волю. Ничто не попадает внутрь.
Дома, еще до Каледонии, еще до Сборов, еще до того, как впервые проявилась моя сила, я росла, слушая истории, которые переходили в нашей семье из поколения в поколение, о лагерях для интернированных японцев здесь, в Америке, во время Второй мировой войны. Я знала, что туда отправляли американцев японского происхождения, а их собственность конфисковывали просто потому, что считалось, будто люди японского происхождения опасны по своей природе. И все-таки когда автобус, который вез меня и других детей в Огайо, въехал в ворота Каледонии, я, наивный ребенок, надеялась, что в этом «реабилитационном центре» будет все так, как обещали нам в новостях: медицинская программа, которая поможет нам выжить, изолированная от внешнего мира школа, и место, где мы сможем не бояться.
Сейчас речь шла о другом, и на самом деле эти программы нельзя даже сравнивать. Я только жалела, что слушала те семейные рассказы недостаточно внимательно, и не увидела, какое отношение они имеют непосредственно ко мне. И если бы понимала, что не стоит надеяться на лучшее, а правительство и президент не всегда похожи на мудрых родителей, которые хотят позаботиться о нас, мне не было бы так больно потом.
Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это, тихо произнес Роман. Я понимаю, почему ты так усердно работаешь, защищая «пси».
Я не знала, что на это ответить, потому что я не хотела соглашаться. Я не хотела, чтобы у нас появилось что-то общее.
Приянка вышла из уборной, осторожно закрыла за собой дверь и посмотрела в сторону закусочной. Убедившись, что посетители стоят к ней спиной, она перебежала через улицу.
Давление в моей груди достигло такой степени, что уже грозило взрывом.
Пожалуй, сказала я, открывая дверь, я тоже немного прогуляюсь.
Опустив глаза, я прошла мимо Приянки, которая, пока я шла к уборной, смотрела мне вслед. Когда я подошла к зданию, бармен вышел из-за стойки, чтобы протереть столы.
Пригнувшись, я прокралась вперед, пока не оказалась прямо под окнами, и замерла, выжидая. Теплый сырой воздух наполнял мои легкие и мягко касался кожи.
Сузуми Кимура, «пси», ответственная за ужасное нападение в Пенсильванском университете, участвовала в работе ее кабинета!
Все мышцы моего тела напряглись, когда я услышала, как из телевизора в закусочной доносится вкрадчивый голос Джозефа Мура, произносящий мое имя.
Временный президент Круз никогда не избиралась на этот пост ее назначили кукловоды из ООН. Каждая невыгодная сделка, которая исходит от них и с которой она соглашается, наносит ущерб интересам американских трудящихся. Анабель Круз набивает карманы наших зарубежных хозяев и, вместо того, чтобы воспитать поколение «пси», смогла лишь взрастить его радикальных представителей. Как можно доверять ее суждениям? Как она может беспристрастно судить о «пси», если ее собственная дочь Роза является одной из них? И которая, кстати, появлялась на публике лишь раз с того момента, как ее мать начала предвыборную кампанию.
Мне хотелось, чтобы он прекратил произносить мое имя и имя Розы своим гадким ртом. Роза жила в Канаде и ходила в школу там после того, как кто-то попытался похитить ее по дороге домой.
Нам не нужна новая американская мечта нам нужно вернуть ту, которую украли у нас в тот день, когда мы позволили миру решать наши проблемы. Первый шаг это клятва верности! Я вздрогнула, услышав одобрительные возгласы, последовавшие за этими словами. Да! Именно! И дайте мне закончить, дайте мне закончить второй шаг должен гарантировать всем: атака, подобная той, которую устроили Кимура и ее сородичи-дегенераты, никогда не повторится снова.
Дегенераты.
Ярость пожирала меня. Вся моя работа все мои выступления каждое оскорбление, которое я принимала, в ответ лишь подставляя другую щеку оказалось, что сделан был лишь один шаг вперед и тысяча шагов назад.
Снова заговорил ведущий:
Хотя администрация президента неоднократно отвергала требования партии «На страже свободы» о введении клятвы верности как чрезмерные, атака на Пенсильванский университет, кажется, заставит их изменить свою политику.
Я проползла немного дальше и выпрямилась лишь тогда, когда добралась до двери уборной. С этого места мне было видно, как в окне отражается экран телевизора.
На трибуну конференц-зала вышла пресс-секретарь. Ее слова звучали напряженно. Они с Мэл были близкими подругами. И она знала многих журналистов, которые участвовали в освещении того мероприятия:
Чтобы гарантировать безопасность граждан и сотрудничество со стороны «пси», с понедельника вводятся две новые меры. Во-первых, ко всем «пси», даже к тем, что находятся на содержании своих семей, со стороны местных властей будет прикреплен консультант, который будет обрабатывать любые запросы на пересечение границ зоны, а также решать другие юридические вопросы. Во-вторых, на первой встрече с этими консультантами все «пси» должны будут подписать документ гарантию того, что они обязуются не совершать в какой бы то ни было форме актов насилия или государственной измены против Соединенных Штатов.
Это была клятва верности. Я сделала шаг вперед, не веря своим ушам, я хотела сама увидеть экран, просто чтобы убедиться, что это не кошмарный сон.