Гарин осуждающе посмотрел на него, покачал головой.
Что? непонимающе развел руками Йенсен.
Ничего. Если бы ты не оставлял себе процент с моего заработка, то денег хватило бы.
Карл обиженно фыркнул, закрутился на месте, подбирая слова.
Вот это номер! наконец выдохнул он, возмущенно сопя. От кого, но от тебя Не ожидал, Ю, не ожидал!
Юрий смотрел в сторону в терпеливом ожидании.
Ты что же думаешь, Карл подступился вплотную и пытливо пытался поймать взгляд Гарина. Что я все это ради твоих несчастных денег? Забрал тебя из полиции, поручился, дал жилье, пристроил Элли в больницу? Это сколько ж я с тебя денег имею? Миллионы?
Вопрос был, конечно, интересный. Гарин не привык к деньгам на ковчеге не было единой финансовой единицы. Нормы питания и социальных потребностей ежемесячно определял Штаб, остальное решалось натуральным обменом. Конечно, Юрий знал, что такое деньги в походах то и дело попадались разноцветные прямоугольные бумажки различного номинала, но никакой ценности для пытавшихся выжить людей они не представляли, плохо годились даже для розжига огня.
Здесь деньги именовали рубконами и они были не более материальны, чем слетевшая с губ математическая формула. Местные делали покупки, оплачивали счета, ставили в тотализатор и отдавали долги но все где-то в цифровом пространстве, отсчитывая суммы из виртуальных кошельков.
Я не знаю, сколько точно мне платят, признался Юрий.
Да ну? было видно, что Карла задела тема, он считал себя беспричинно оскорбленным. А я скажу, хочешь? Даже нет, не так. Давай я отдам тебе все заработанное тобой, и мы разбежимся. Вон, на пластик скину и шагай.
Ты знаешь, что мне некуда идти.
А мне что с того? Я же жадный урод, мне срать на твои проблемы.
Гарин решил, что хватит играть на нервах Карла. Он уже успел изучить круглолицего датчанина и знал, что тот легко заводится, но также легко и остывает.
Извини, Юрий повернулся к Йенсену. Просто устал. Я знаю, ты многое для нас с Элли делаешь, и я благодарен тебе. Нужно работать больше я буду работать больше. Мне главное, чтобы Элли поправилась.
Карл практически на глазах сдулся. Вот он стоял, нахохлившийся и красный, а вот уже опустил плечи и расправил морщины на лбу.
Ты меня тоже пойми, Ю, все еще обиженным, но уже более теплым тоном произнес Йенсен. Я ведь все от чистого сердца. И те проценты Ту часть, что я беру с твоего заработка она же не в карман мне идет, а в дело. Сам же понимаешь, тут надо прикрыть, там подсластить. Чтобы проблем не было, понимаешь? Ни у тебя, ни у Элли. Кстати, пойдешь к ней завтра?
Сегодня пойду.
Не поздно?
Нормально.
Ну, привет ей. Деньги за бой обещали утром начислить. Я твою долю сразу тебе на пластик скину.
Спасибо.
Тебя подвезти? Я за углом припарковался.
Пройдусь.
Как знаешь. Ну, тогда до завтра.
Юрий покачал головой, хотел было протянуть для рукопожатия руку, но вспомнил, что здесь такие жесты не в ходу. Просто махнул ладонью уходящему датчанину, вышел из-под козырька на улицу.
Дождь барабанил по капюшону с меланхоличностью усталого музыканта. От этой серости и монотонности в голову лезли тяжелые мысли, сдобренные глухой тоской.
А еще страхом, хотя Гарин никак не хотел этого признавать.
Вокруг все чужое, незнакомое. Иная реальность, к которой он оказался не готов.
Вокруг все чужое, незнакомое. Иная реальность, к которой он оказался не готов.
Оглушало разнообразие, которого, оказалось, Юрий был лишен на ковчеге. Еда, запахи, звуки, не всегда приятные, но каждый раз новые и странно притягательные. Ведь даже выбор рода занятий представлялся движением по огромной неизведанной сельве здесь открывались такие возможности, о которых на Земле Гарин не мог и мечтать. На дрейфующем между мирами «Пилигриме-2» каждый подросток выбирал свое будущее из небольшого числа предоставленных функций. Штаб определял перспективные профессии и выставлял требования школам. Никто не мог стать врачом, если Земля нуждалась в инженерах и сантехниках. Ты мог покинуть функцию лишь в том случае, если в ней отпадала надобность. Или если ты больше не мог выполнять свою работу.
В этом мире ты мог стать кем угодно. В любое время, было бы желание.
Да, это пугало. Как пугало открытое небо над головой, внезапные порывы ветра и виртуальные актеры, снующие по комнате во время работы визора. Но этот страх не сковывал, не заставлял бежать в панике. Нет, это был тот страх, который знаком каждому разведчику страх непознанного.
Пропустив торопливо пролетевшую машину, Гарин перешел дорогу и свернул на улочку, ведущую к больнице. Идти оставалось недолго, вон уже мерцал под темными струями дождя красный крест над входом в больницу.
Юрий буквально изнывал от отсутствия информации об окружающем мире. Каким образом цивилизация смогла выжить? Как люди смогли вырваться за пределы своей Родины и расселиться по всему космосу? Почему все стало именно таким, каким оно стало?
Вопросы, вопросы. Ответа на них пока не было.
В квартирке, которую Гарину предоставил Йенсен, в маленькой коморке с одним окном и узким санузлом, совсем не было книг и журналов. В них не было надобности никто больше не использовал буквы для передачи информации. Балом правили визуальные технологии, яркими и реалистичными картинками дополняющие реальность. Все можно было посмотреть, послушать. Или закачать прямо в голову, в индивидуальную базу данных в инбу.
Инба кажущийся Гарину противоестественным, но любопытным симбиоз живой и неживой тканей, плод гениальных генетических решений. Средство связи, удостоверение личности, архив, кошелек, медицинский диагност, модуль для обучающих матриц и многое-многое другое в тончайшей паутинке искусственных нейронов. Ее невозможно получить в зрелом возрасте, с ней нужно родиться и вырасти.
Юрий так и не понял, являлось ли наличие инбы обязательным для всех. Йенсен говорил, что отказавшихся от нее единицы, и они «либо тупые неудачники, либо гребенные религиозные фанатики».
Однако главным плюсом инбы, по мнению Гарина, была возможность быстро обучаться. Вон, как Карл, загрузил языковую матрицу, подтянул практикой артикуляцию, и меньше, чем за пару недель, сносно заговорил по-русски. А ему, Гарину, почти четвертый месяц приходилось учить этот ужасный лингво, больше похожий на набор сигналов, чем на человеческий язык.
Вот что хорошо удалось освоить, так это компактное средство связи вифон, и устройства для демонстрации объемного изображения визор. Юрий не знал принципа их работы, всех возможностей и, возможно, путался в терминах.
А ведь еще были внеземные цивилизации, межзвездные полеты, научные прорывы, искусственные люди, целый пласт неизвестной истории! Во все это хотелось зарыться с головой, изучать, копаться, сравнивать.
И несмотря на то, что Дэнийорд был всего лишь небольшой старательской колонией на задворках Вселенной, все его жители являлись гражданами огромной и могучей Империи Млечного Пути.
Империи, непостижимым образом выросшей из того агонизирующего мирка, который Юрий с товарищами собирались спасти на своем несущемся в никуда ковчеге.
Возле больницы всегда было грязно к расположенному в конце улицы белому трехэтажному многограннику постоянно наметало песок. Юрий перепрыгнул через серо-черную жижу, чуть не поскользнувшись на мокрой траве. Нырнул под силовой купол, стряхивая с одежды капли дождя. По ярко освещенной дорожке дошел до центрального крыльца, но свернул в сторону, двинулся в тени вдоль здания, мимо полупустой парковки и отключенной на ночь информационной вывески. Воровато осмотревшись, подпрыгнул, ухватился за выступ и взобрался на козырек аварийного выхода. Выпрямился, запрокинув голову, постучал в темное окно.
Его ждали. С мягким шелестом отошла в сторону гармошка противопылевых жалюзи, приглашающее открылась узкая рама. Подтянувшись, Юрий перевалился через карниз и окунулся в сухой и приторный воздух больничной палаты.
Его ждали. С мягким шелестом отошла в сторону гармошка противопылевых жалюзи, приглашающее открылась узкая рама. Подтянувшись, Юрий перевалился через карниз и окунулся в сухой и приторный воздух больничной палаты.
Привет, мягкие губы приветливо коснулись его щеки.
Привет, Гарин попытался приобнять тонкую девичью фигуру в пижаме, но та пискнула, сопротивляясь:
Ой, ты мокрый!
Вообще-то дождь на улице, Юрий скинул куртку, повесил на спинку стула. Не разбудил?
Я не спала, Элли скользнула босыми ногами по мягкому полу и включила тусклый ночник, отбрасывающий на стены продолговатые оранжевые круги. Есть хочешь?
Не очень. Если только горяченького
Тут только диетическая программа, даже кофе нет, девушка просматривала меню небольшого кухонного синтезатора. Бульон будешь?
Отлично! Самое то.
Юрий устало опустился в узкое кресло возле окна, с наслаждением вытянулся.
Осторожно, не обожгись, Элли передала ему бумажный стаканчик с густой полупрозрачной жидкостью, забралась с ногами на кровать. Опять дрался?
Гарин неопределенно промычал, аккуратно пробуя горячий бульон.
Неужели нет другого способа заработать? с осуждением спросила девушка.
Есть, Юрий отлип от чашки, облизывая губы. К тому же, я так еще и пар выпускаю.
Через нос, как чайник? девушка улыбнулась. То-то он у тебя распух.
Только сейчас Гарин заметил как она похудела заострились скулы, и без того большие глаза казались просто огромными.
Как ты себя чувствуешь? спросил он, рассматривая Элли поверх чашки.
Хорошо. Нет, правда. Чего ты так смотришь?
Потому что на «хорошо» ты не выглядишь. Приступы повторялись?
Элли заерзала, отвела глаза.
Почти нет.
Элли!
Честно! девушка вскинула голову, тряхнув выросшими ниже плеч волосами. Вот как на прошлой неделе случилось, так больше не было.
Почему тогда тебя не выписывают? Юрий хотел задать вопрос с легкой долей сарказма, но больничный бульон, насыщенный витаминами и нанитами, так приятно согревал тело, что фраза вышла просто заинтересованной.
Доктор Джайна ничего не говорит, но один медбрат обмолвился, что у меня какая-то аномалия мозговой активности, поделилась Элли. Завтра обещали попробовать новую формулу лечения.
Девушка вздохнула.
Может, я просто схожу с ума?
С чего ты взяла? губы двигались с трудом, веки словно налились свинцом. Гарин как мог, боролся с теплой негой, тянущей в объятия сна. Все же многодневная усталость брала свое.
Это, наверное, от их процедур, предположила девушка. Как думаешь, Юра, они дают мне снотворное?
Что? Нет, не думаю. Мы бы с Карлом знали, Гарин заставил себя сесть прямо, протер глаза кулаком, разрывая рот долгим зевком.