Филип Пулман
Голоса деймонов
Philip Pullman
Dæmon Voices
Essays on Storytelling
Original text © Philip Pullman, 2017
Compilation: © Simon Mason, 2017
© А. Блейз, А. Осипов, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2019
Посвящается Майклу и Клэр
Голоса деймонов
Эссе об искусстве сочинять истории
Под редакцией Саймона МейсонаВ этот сборник вошло более тридцати эссе, написанных Филипом Пулманом за последние двадцать лет. Один из лучших писателей современности размышляет об искусстве сочинять истории. Сердечная, забавная, честная, увлекательная и, самое главное, глубоко продуманная, эта книга расскажет и о том, как Пулман писал свои книги, и о литературном мастерстве вообще, и о тех писателях, которые сыграли в его жизни самую важную роль.
Искусство сочинителя наглядно проявилось и в самих эссе в их непосредственном обаянии, юморе и эрудиции, ярких образах, эффектных выражениях и впечатляющих случаях из жизни. Вместе они составили одно целое, оказавшееся больше суммы частей, связное и последовательное повествование о вымышленных историях и о том, как они появляются на свет.
Трилогия «Книга Пыли»
Прекрасная дикарка
Трилогия «Темные начала»
Северное сияние
Чудесный нож
Янтарный телескоп
Другие книги о вселенной «Темных начал»
Оксфорд Лиры
Однажды на Севере
Тетралогия «Таинственные расследования Салли Локхарт»
Рубин во мгле
Тень «Полярной звезды»
Тигр в колодце
Оловянная принцесса
Другие книги
Призрачная буря
Галатея
Граф Карлштайн
Как быть крутым
Джек Пружинные пятки
Сломанный мост
Удивительная история Аладдина и волшебной лампы
Часовой механизм, или Всё заведено
Дочь изобретателя фейерверков
Пестрая Шкурка
Татуировка в виде бабочки
Я был крысой!
Кот в сапогах
Чучело и его слуга
Банда идущих напролом
Добрый человек Иисус и негодник Христос
Сказки братьев Гримм для малых и старых
Некоторые темы я затрагиваю неоднократно, возвращаясь к ним в разных эссе. В этом списке эссе сгруппированы по темам, и с его помощью вы быстрее отыщете то, что вас интересует.
Воображаемые друзья
Намерение
Детская литература без границ
Напишем это красным
Таланты и добродетели
Потерянный рай: предисловие
Эпосы
Народные сказки Британии
Прозрачно, как вода
Воображаемые друзья
Волшебные ковры
Классический тон
Грезы шпилей
Бог и Пыль
Генрих фон Клейст: о театре марионеток
Чтение в Пограничье
Тропа через лес
Как сочинить историю
Прозрачно, как вода
Намерение («Чучело и его слуга»)
Poco a Poco[1] («Часовой механизм» и «Я был крысой!»)
«Дочь изобретателя фейерверков» на сцене
Тропа через лес («Я был крысой!»)
Добрый человек Иисус и негодник Христос
Притворимся, будто
Напишем это красным
Волшебные ковры
Оливер Твист
«Дочь изобретателя фейерверков» на сцене
Бар в Фоли-Бержер
Маус
Оливер Твист
Poco a Poco
Чтение в Пограничье
Дебаты на воздушном шаре
Бог и Пыль
Чтение в Пограничье
Анатомия меланхолии
Детская литература без границ
Бог и Пыль
Я должен сотворить Систему
Таланты и добродетели
Потерянный рай: предисловие
Рождение Вселенной
Добрый человек Иисус и негодник Христос
Как сочинить историю
Я должен сотворить Систему
Напишем это красным
Poco a Poco
Рождение Вселенной
Тропа через лес
Как сочинить историю
Дебаты на воздушном шаре
Воображаемые друзья
Волшебные ковры
Таланты и добродетели
Небесная республика
Прозрачно, как вода
Генрих фон Клейст: о театре марионеток
Я должен сотворить Систему
Маус
Оливер Твист
Потерянный рай: предисловие
Анатомия меланхолии
Классический тон
Ночь нежной Беулы
Я должен сотворить Систему
Напишем это красным
Волшебные ковры
Таланты и добродетели
Poco a Poco
Кошка, резец и надгробный камень
Как писать фэнтези правдоподобно
Бог и Пыль
Я должен сотворить Систему
Намерение
Напишем это красным
Волшебные ковры
Оливер Твист
Poco a Poco
Кошка, резец и надгробный камень
Классический тон
Тропа через лес
Предисловие
Филип Пулман, один из самых известных писателей современности, почти не нуждается в представлении: миллионы читателей по всему миру жадно читали не только трилогию «Темные начала», но и сказки братьев Гримм в его пересказе и повести-сказки его собственного сочинения, романы о Салли Локхарт, притчу «Добрый человек Иисус и негодник Христос» и многие другие его произведения. Пулман по праву считается одним из величайших сочинителей в мире.
Пока я готовил к изданию его эссе, мы время от времени встречались обычно у него дома. В личном общении Пулман поражает сочетанием импозантности с тихими, сдержанными манерами. Одежду он, как правило, носит простую и практичную, с множеством карманов, из-за чего кажется похожим на мастерового какого-нибудь электрика или плотника впрочем, он ведь и в самом деле плотник! Когда мы только познакомились, он еще ходил с длинными волосами, собирая их в хвост: как известно многим его поклонникам, Пулман поклялся не стричься до тех пор, пока не закончит первый том «Книги пыли». В журнале Bookseller[2], говорил он, написали, что с этим хвостом он выглядит как отставной рабочий сцены при разъездном театре. Но через несколько месяцев он наконец постригся и показал мне хвост, упакованный в пластиковый пакет: «Думаю, не подарить ли его Бодлианской библиотеке?»
Остроумный, невероятно эрудированный интеллектуал, всегда твердо держащийся своего мнения, он совершенно чужд снобизма и прост в обхождении, так что в его присутствии невольно расслабляешься и чувствуешь себя естественно. При каждой встрече я понимал, что снова, как в первый раз, сражен и покорен его ненавязчивой учтивостью. (И уже в другом смысле сражен и покорен парочкой его гиперактивных щенков кокапу, Микси и Коко, которые бросались на меня как бешеные со всех сторон, иногда даже откуда-то сверху, пока Филип, ничего не подозревая, готовил кофе на кухне.) Комната, в которой мы беседовали, с низким потолком и с настоящим камином, была битком набита музыкальными инструментами, картинами, книгами и разными деревянными конструкциями, которые Филип мастерит своими руками. Он не скрывает любви к хорошо сделанным вещам и не раз показывал мне свои сокровища: издание «Потерянного рая», отпечатанное в типографии «Давз» их знаменитым шрифтом[3]; гравюру Джона Лоуренса[4]; игрушечный алетиометр в натуральную величину, изготовленный каким-то поклонником «Темных начал». При этом почти для каждого такого предмета у него находилась увлекательная история. Так, по поводу «Давз» он рассказал, что совладелец типографии Т. Дж. Кобден-Сандерсон после ссоры со своим деловым партнером Эмори Уокером решил уничтожить шрифт и сделал это очень оригинальным способом: на протяжении пяти месяцев, с конца августа 1916 до января 1917 года, он приходил темными ночами на Хаммерсмитский мост и бросал литеры в Темзу. (Сто лет спустя один дизайнер решил оцифровать шрифт «Давз» и нанял в Лондонском порту команду водолазов-спасателей, которым удалось достать литеры со дна реки.)
Инстинкт рассказчика пустил в душе Филипа глубокие корни. Истории, которые сочиняет он сам, пронизаны чистой радостью сочинительства, и в этом отношении мало кому удается его превзойти. Но популярность их, на мой взгляд, объясняется еще и тем, насколько они продуманы и глубокомысленны, с каким любознательным энтузиазмом они исследуют различные идеи и темы и поднимают интересные вопросы. Разумна ли наша Вселенная? Каково наше место и предназначение в мире? Что такое зло? Откуда берутся религиозные верования? Можно ли вернуть невинность? Сказки и притчи Пулмана захватывающие путешествия в поисках ответа на подобные вопросы. И его эссе тоже.
Тридцать два из них, отобранные для этой книги из ста двадцати с лишним, Пулман писал на протяжении многих лет. Самое старое, «Напишем это красным», увлекательное (и увлеченное) размышление о сочинительстве, представленном в виде игры, написано в июне 1997 года. Самое свежее, «Ночь нежной Беулы», в ноябре 2014-го; это пылкая и глубоко личная дань мудрости и оригинальности поэта Уильяма Блейка, который, пожалуй, повлиял на Филипа больше всего.
Эти эссе очень разнообразны. Отчасти потому, что Пулман писал их в разных обстоятельствах и с разными целями: многие из них были задуманы как речи для выступлений на конференциях или симпозиумах; некоторые как газетные заметки; другие как заказные статьи для журналов, главы из книг, программные или рекламные тексты. Но главная причина разнообразия в том, что круг интересов Филипа необычайно широк. Не случайно его личный деймон ворон, птица всеядная и подбирающая себе корм повсюду. Подобно большинству выдающихся писателей, Филип еще и выдающийся читатель, и в этих эссе он размышляет обо всем, что успел насобирать за целую жизнь, жадно глотая книги самых разных авторов физиков и теоретиков литературы, историков и кинорежиссеров, теологов, искусствоведов, романистов и поэтов.
Его интересуют и научные открытия («дерзновение ума и блеск фантазии, не знающие себе равных»), и демократические свободы (в особенности «великая демократия чтения и письма»), и пороки авторитаризма (который «всегда стремится все свести к примитиву и неважно, находится он при этом у власти или нет»), и недостатки образовательной системы («любой подход к образованию, пренебрегающий необходимостью вызывать у учеников чувство восторга, всего лишь сухая и пресная диета, лишенная питательных веществ»). Религия Филипа тоже интересует, и очень глубоко, хотя некоторые ее стороны приводят его в недоумение. «Первое, что я хочу сказать об аргументах, которые излагает епископ в своей книге, пишет он в эссе Бог и Пыль, это то, что я согласен с каждым его словом за исключением тех слов, которых мне непонятны. А непонятны мне такие слова, как дух, духовный и Бог».
Но особенно Филипа интересует человеческая природа: как мы живем, любим и сражаемся, как предаем и утешаем друг друга. И как мы объясняем друг другу сами себя.
Итак, собранные здесь эссе очень разнообразны. Но при этом все они и не случайно посвящены одной теме: сочинению книг. Это то, что Филип знает лучше всего свои собственные книги и опыт их сочинения; чужие книги и свою страстную любовь к ним; приемы литературного ремесла; удовольствие от чтения; важнейшую роль, которую книги играют в нашей культуре.
Вот лишь несколько примеров я выбрал их наугад. В «Волшебных коврах» он пишет о разных видах ответственности, лежащей на писателе: перед его читателями, перед языком, перед самим текстом и не в последнюю очередь перед его, писателя, семейным бюджетом. В эссе «Как сочинить историю» делится своими размышлениями о технике литературного ремесла: о временах глагола, выборе точки зрения и других приемах повествования. В «Оливере Твисте» и «Потерянном рае» воспевает некоторых писателей и книги из тех, что нравятся ему больше всего. В эссе «Бог и Пыль» рассуждает о литературе и религии, а в «Рождении Вселенной» о литературе и науке. В эссе «Народные сказки Британии» и «Прозрачно, как вода» объясняет, почему он так любит лаконичный и чистый стиль самых древних форм повествования. И во многих других эссе он щедро делится подробностями своей работы, рассказывая среди прочего о том, как появились на свет первые абзацы «Северного сияния» («Как сочинить историю»), и о том, как ему пришли в голову необыкновенные существа на колесах, которых он назвал «мулефа» и описал в книге «Янтарный телескоп» («Тропа через лес»). «Мы с Томом, вспоминает он, моим сыном, отправились на утреннюю прогулку вокруг озера Блед (это в Словении), и я решил обсудить с ним эту проблему». Так рассказ об эпизоде писательской работы сам превращается в историю, в отдельное повествование, и от этого становится еще интереснее.
Пулман часто говорит о сложных для понимания вещах, но от этого его эссе вовсе не кажутся заумными. Его талант рассказчика мгновенно дает о себе знать в обаятельных интонациях и ярких образах, в эффектных выражениях и впечатляющих случаях из жизни (а сам Филип по этому поводу заявляет: «Некоторое время назад я осознал, что принадлежу к вульгарной части литературного спектра»).