На лице Эффи появилась гримаса неприязни.
Я этого не отрицаю. А твоя попытка быть верной достойна уважения, только слепая вера скорее глупа, чем восхитительна.
Кто говорит о слепой вере? Торн пока ничем всерьёз меня не обидел.
Правда? зло рассмеялась Эффи. А то, что он чуть не изнасиловал тебя в первый же день вашей встречи, тебе не о чём не говорит? Да, конечно, когда он узнал, кто ты такая, чем ты можешь быть ему полезна и, судя по слухам, ещё и помогаешь решить ему одну деликатную, далеко не маленькую проблему такого свойства, о которой в приличном обществе предпочитают не распространяться, он изменился. Но первая встреча тебя не настораживает?
Как быстро распространяются здесь слухи, холодно обронила Гаитэ.
У стен во дворце повсюду уши и двери, так что лучше быть начеку.
Спасибо за совет. Учту.
Вернёмся к теме нашего разговора, у Эффи была хватка взявшей след гончей. Твоя проблема в том, что ты полагаешь настоящим того Торна, который явился с утра, в то время как его истинное лицо ты видела, как раз вечером. Именно так он говорит с теми, в ком не нуждается. Именно так он поступает с другими людьми вытирает о них ноги и забывает.
В тот вечер он был сильно пьян.
Его это оправдывает? с иронией тряхнула головой Эффи.
Нет. Но это многое объясняет.
Если ты решила быть слепой и глухой, решила оправдывать Торна во чтобы-то ни стало, любой ценой, я не в силах помешать твоему самообману. Всё отлично ведь складывается, правда? Ты выйдешь замуж за наследника, станешь императрицей, будет управлять мужем но это всё иллюзия, Гаитэ. Вся картинка в твоей голове лишь мираж! Он рассеется от первого порыва ветра реальности. Торн не станет считаться с тобой. Или со мной. Или с кем бы то ни было, кроме отца единственного человека, который может хоть как-то ограничить его низменных, животные порывы и непомерные аппетиты. Хочешь знать, почему я так прямо и безыскусно пытаюсь свести тебя со Сезаром? Тому есть причина. За тобой может встать реальная сила северо-западных провинций, а под его предводительством это может помешать занять трон Торну.
С чего бы мне ему в этом мешать?
Да с того, глупая ты гусыня! всплеснула руками Эффи. Если с отцом что-нибудь случится, нам всем не поздоровится. Меня брат отошлёт в дальние провинции или, так или иначе, разрушив мой теперешний брак, постарается продать ещё раз. Тебя отправит в монастырь, уверив всех, что в том твоё истинное желание и предназначение, а, если не в монастырь, так в дальний дворец. Но самая незавидная участь у Сезара! Торн избавится от него при первом же удобном случае. Сезар умнее, сильнее, храбрее, образованнее. Он во всех отношениях лучше Торна. И Торн его за это не пощадит.
Ну хватит, Эффи. Твои речи попахивают заговором. Вот предположим, что я поддалась на твои провокации и решила броситься в объятья Сезара, став его возлюбленной. Как, по-твоему, это улучшило бы ситуацию? Предположим, тебя Сезар бы никуда не стал отсылать и оставил бы при дворе, Торна он бы устранил совершенно так же и из тех побуждений, что и в первом случае, а я? Что ждёт меня?
Ты стала бы королевой.
Голосу Эффи не доставало уверенности.
Что не помешало бы мне, в итоге, оказаться в том же монастыре или захудалом дворце. К слову, эта участь меня не пугает. Я прекрасно умею жить вдали от столицы. Весь ваш придворный серпентарий кажется мне занятным, странным и неприятным. И да за глупую гусыню отдельное спасибо.
О! щёки Эффидель заметно покраснели. Прости! Не знаю, как сорвалось с языка. Я так вовсе не думаю.
В твоей ситуации только и остаётся, что утверждать нечто подобное. Но, конечно же, я тебя прощаю. Однако слушать весь этот, попахивающей изменой и заговором бред, больше не стану. По счастью, твой отец жив и здоров, и есть надежда, что он будет жив и здоров в ближайшее десятилетние. Так что к тому времени как придётся делить трон, возможно, и у твоего брата с женой и у меня с Торном, и даже у тебя, моя дорогая, уже дети подрастут, а наши страсти поутихнут вместе с пылом ушедшей молодости.
Правду говорят обречённого не вразумить. Хочешь видеть в Торне прекрасного принца? Время всё расставит на свои места. Меня он всегда травил. И когда ты надоешь ему, тебя ждёт та же участь.
Что ты подразумеваешь под словом «травить»? усмехнулась Гаитэ, но усмешка её увяла под слишком тяжёлым для такой юной и хрупкой девушки, взглядом.
Например однажды, на моих глазах раздавил сапогом котёнка. Всё из-за того, что хотел довести меня до слёз. Нужно признаться, у него получилось. А ещё отрывал крылья у птенчиков, и бросал их живых обратно в гнёзда.
Прекрати! скривилась Гаитэ. Это всё выдумки! Ты просто лжёшь!
Утешай себя этим, если хочешь. Но знай, если этот человек не брезговал приставать даже ко мне, к своей единокровной и младшей сестре, то подумай, какая горькая и незавидная участь ждёт тебя, когда ты будешь во всём зависеть от его воли. И не жди от Торна ни пощады, ни жалости. Он чудовище.
Вы все тут чудовища! не выдержала Гаитэ.
Она всерьёз разозлилась.
Прежде всего из-за того, что слова Эффидель прекрасно попадали в цель, зарождая в её душе зёрна сомнения. Не в том, что нужно плести интриги по изничтожению Торна во славу Сезара, а в том, стоит ли, можно ли доверять старшему из Фальконэ?
Могли ли слова Эффи быть правдой? Если да, то всё просто отвратительно. Человек, способный раздавить беспомощное существо и наслаждаться болью другого, сгорающего от жалости к страждущему, воистину конченное создание. И не стоит ждать, что он может перевоспитаться. Люди либо способны на какие-то поступки, либо нет, а уж если могут
Я не склонна верить ничему на слово. Не поверю, пока не увижу собственными глазами. Слишком легко одному человеку оболгать другого.
Когда увидишь своими глазами, будет слишком поздно, без всякого выражения поставила точку в разговоре Эффидель.
И, не сказав ни слова, направилась к одной из книжный полок. Потянув за рычаг, открыла тайный проход. Не оборачиваясь, исчезла в чёрном чреве подземелья, словно червивые ходы, пронизывающие замок насквозь.
Гаитэ, как зачарованная, смотрела ей вслед не шевелясь, слушая тихий ропот бесконечного дождя, роняющего капля за каплей в тесный оконный переплёт.
Она не поверила Эффидель. Но тревога, тяжёлым грузом лежавшая на её душе, возросла.
«Как же я устала! Как бы я хотела хоть кому-нибудь верить!», подумалось с тоской.
Глава 17
Последующие несколько дней пролетели в вихре дел. Вместе с прислугой и вездесущей, неугомонной, энергичной Эффи они собирали сундуки и кофры в поездку. В общении старались придерживаться только общих тем, избегая даже намёка на нечто личное.
Я бы порекомендовала добавить сухие благовония в сундук с бельём, Если этого не сделать, бельё пропахнет плесенью в такую-то погоду
Буду благодарна, покорно кивала Гаитэ.
С Торном перед отъездом они увиделись ещё один раз. Или, правильнее сказать, всего только раз?
За ужином служанка передала Гаитэ записку с предложением выйти в сад. Подняв глаза, она сразу же наткнулась взглядом на фигуру в алых одеждах, маячившую у стены, разрисованной фресками. Торн стоял так неподвижно, словно был частью нарисованного пейзажа.
Он едва уловимо кивнул в сторону, потом развернулся и быстро направился к выходу.
Зал был набит придворными почти до отказа, но никому здесь не было до неё никакого дела, чем Гаитэ и воспользовалась, нырнув в толпу, почти вслепую пробираясь мимо шепчущихся, флиртующих, травящих анекдоты, аристократов.
В освещённый факелами коридор выводили высокие створчатые двери. Проскользнув мимо них, Гаитэ, подобрав юбки, устремилась за маячившей впереди фигурой, двигающейся легко и целеустремлённо, несмотря на высокий рост и атлетическое сложение.
Так они пересекли сад, пока не остановились у наружной стены, в тени кипарисов. Полная луна светила ярко, было светло, как днём.
Торн смотрел на Гаитэ так, словно видел её в первый раз. Под его внимательных взглядом она едва сдерживала желание натянуть повыше на плечи, обнажённые полукруглым вырезом, объёмистые рукава.
Ты выглядишь так изысканно, тихо проговорил он. Я почти не узнаю в этой красавице ту скромную монастырскую воспитанницу, что встретил недавно в этом самом саду.
Это плохо? с сомнением протянула Гаитэ.
Это очаровательно. Но наблюдая за тобой последние дни издалека, я всё больше и больше укреплялся во мнении, что в твоём облике для полноты образа кое-чего не хватает.
Ты выглядишь так изысканно, тихо проговорил он. Я почти не узнаю в этой красавице ту скромную монастырскую воспитанницу, что встретил недавно в этом самом саду.
Это плохо? с сомнением протянула Гаитэ.
Это очаровательно. Но наблюдая за тобой последние дни издалека, я всё больше и больше укреплялся во мнении, что в твоём облике для полноты образа кое-чего не хватает.
О чём ты?
Вот об этом.
Торн вытянул из-под плаща объёмную коробочку, а когда открыл её, Гаитэ ахнула от восхищения. Перед ней на чёрном бархате сверкало жемчужное ожерелье.
Гаитэ всегда в душе немного презирала женщин, падких на драгоценности и подарки, но, видя перед собой такое чудо не восхищаться мог разве только лицемер?
Особенно грела душу мысль о том, что Торн думал о ней, старался порадовать, приятно удивить и сделать ещё прекрасней.
Позволишь? подхватив указательными пальцами ожерелье за тонкий, изящно выделанный замочек, Торн извлёк его из мягкой бархатной ямки, в которой драгоценность покоилась.
Не уверена, что так правильно.
Тогда моей уверенности хватит на двоих, он обвил тонкую шею Гаитэ жемчужной нитью и щёлкнул замочком.
Она почувствовала на коже приятную тяжесть и прохладу драгоценных камней. Они составляли такой странный, приятно парализующий контраст с дыханием Торна, согревающим чувствительную кожу у ямочки на затылке.
Твои волосы сейчас, в свете луны, похожи на корону, прошептал он.
Гаитэ не хотелось говорить ни о чём, связанным с властью. Хотелось, чтобы он просто обнимал её. Просто говорил нежные слова. И чтобы этих слов было как можно больше, чтобы потом хватило на предстоящую разлуку. Она станет греть в воспоминаниях о них своё иссохшее без любви сердце.
Когда руки Торна принялись мягко массировать обнажённые плечи, Гаитэ ничего не могла с собой поделать сладостное тепло нахлынуло по всему телу, наполняя собой каждую клеточку, каждый мускул, избавляя от надоевшего за многие годы, холода.
Правду про тебя говорили ты ведьма! хрипло шептал Торн ей на ухо. Я почти постоянно думаю о тебе. Ты меня словно околдовала. Я изнываю от желания. Оно столь сильно, что временами мне хочется тебя ударить, потому что ты не желаешь облегчить мои муки, не желаешь дать от них избавления. И я схожу с ума от одной мысли, что все эти дни ты будешь рядом с Сезаром, который, я знаю, хочет тебя не меньше, чем я. И мне не будет покоя я словно в аду