Гаитэ слушала внимательно. И, как ей казалось, кое-что смогла не только услышать, но понять.
И всё же, Сезар, не думаешь ли ты, что, если перегнуть палку, можно скорее не предотвратить, а скорее, наоборот, спровоцировать новую волну насилия? Знаешь, твои жестокие поступки подняли настоящую волну восстаний?
Конечно, знаю! раздражённо откинул Сезар падавшие на лицо волосы. Кому, как не мне, приходится иметь дело со всем этим дерьмом, пока мой брат, словно паук в центре паутины, сидит и ждёт смерти отца, желая воспользоваться всеми преимуществами сразу.
Не говори так!
А как я должен говорить? Ты же понимаешь, что как только мой братец дорвётся до короны, он попытается меня уничтожить? Или ты надеешься, что его родственные чувства или твои прекрасные глаза заставят его изменить отношения ко мне?
Я надеюсь, что твой отец проживёт достаточно долго для того, чтобы этот кошмар не воплотился в ближайшие дни. Возможно, вы оба успеете поумнеть.
Я бы на это не слишком рассчитывал.
Гаитэ, всегда чуткая по отношению к настроению других людей и сейчас чувствовала, как за первым планом показной бравады фоном тлела тревога в душе Сезара. Если не сказать страх. Сентиментальная чувствительность не была ему свойственна. Вряд ли история о смерти матери была из тех, которой делятся на досуге.
Всё настолько плохо?
О чём вы, сеньорита?
Прошу, не лги! Я ни с кем говорить об этом не буду, но я хочу знать правду: какова вероятность того, что всё вот-вот заполыхает?
Вероятность? в коротком смешке Сезара можно было различить что угодно, кроме веселья. Тут речь не о вероятности, а об неизбежности. Лорды спят и видят, чтобы изгнать нас из Саркаросса. А ещё того лучше уничтожить. Они сделают всё от них зависящее, чтобы наше правление стало мифом, а само наше имя ругательством. Ксантисиер, Тиослан, Лайстрин обратились к королю Варкаросса, надеясь на его поддержку и план «срочного и окончательного поражения Фальконэ», как они это называют. Да вы поговорите с вашей дражайшей матушкой. Наверняка, она тоже в курсе.
Если и так, со мной делиться этим она точно не станет.
Нас спасает только то, что пока они разобщены. В этом наша надежда, потому что, если у них хватит ума объединиться и выступить против нас одним флангом, мы падём.
Значит, нам нужны сторонники и союзники? Но жестокость не тот фактор, который позволяет быстро ими обрасти, Сезар. Перерезая своим подданным глотки, вы публично расписываетесь в политическом бессилии!
Когда мне потребуется совет кого-то, у кого грудь больше мозгов, я скажу вам об этом!
Оскорблённой Гаитэ себя не почувствовала понимала, что это уязвлённое самолюбие делало Сезара грубым, но всё же, сказать, что обидно не было, значило бы погрешить против истины.
Сам ваш тон говорит о том, что, в итоге, вы всё же осознаёте, что неправы. Иначе вы бы сейчас не повышали на меня голос. Спокойной ночи, сеньор. И да хранят вас добрые духи.
Подожди! крепко схватил Сезар её за руку, не давая скрыться за дверью комнаты. Прости, я я не хотел быть грубым. Особенно сейчас, перед тем, как мы в последний раз можем говорить друг с другом вот так
Не думаю, что после того, как я стану женой вашего брата, что-то помешает нам чистосердечно обсуждать общее положение нашей семьи или политику.
Вы понимаете, что я хочу сказать. Я не хочу расставаться в соре. Помиримся? протянул он Гаитэ раскрытую ладонь.
Помиримся, если хотите. Хотя, как по мне, мы и не ссорились. И всё же, Сезар, прошу вас, не забывайте, что, несмотря на все ваши воображаемые и реальные достоинства, вы всего лишь живой человек и вам, как любому смертному, может потребоваться убежище. Найти его будет сложно, если вы продолжите упрямо палить за собой мосты.
Благодарю за добрый совет, милая сестра. Хотя я предпочёл бы получать из ваших уст кое-что другое.
Кое-что другое?..
Слова любви, а не дружбы. Но вы отказали мне в счастье, так что теперь стоит ли разбрасываться крохами, не способными никого удовлетворить?
Вы прекрасно понимаете причины моего выбора.
О, да! Вы действуете из лучших побуждений. Только кому станет от этого легче? Моему брату, которого вы не любите? А вы его не любите. Мне? Или вам?
Гаитэ чувствовала, как глаза против воли наполняются слезами.
Доброй ночи, Сезар.
Сладких снов и вам. Я буду охранять ваш сон, пока хватит сил, со странной, многозначительной улыбкой добавил он перед тем, как раствориться во мраке длинного коридора, сливаясь с многочисленными тенями, становясь одним из них.
Глава 30
Как и большинство девушек, Гаитэ считала, что день свадьбы особенный день. День, в который венком сплетутся множество лучей, превращаясь в яркую гирлянду. И это будет величайшим счастье. Или величайшим несчастьем.
Но это был просто день. Такой же, как и тысяча других.
Гаитэ чувствовала себя куклой, которую умасливают, полируют, обряжают. Бесчувственной и холодно-отстранённой, словно деревяшка. Нельзя сказать, что душой она была далеко отсюда нет. Душа была рядом с телом, просто всё происходящее либо не задевало, либо тяготило.
Да и поведение Торна порядком озадачивало. С тех пор, как их свадьба стала делом решённым, он словно утратил часть интереса, сделавшись куда менее азартным.
Да и поведение Торна порядком озадачивало. С тех пор, как их свадьба стала делом решённым, он словно утратил часть интереса, сделавшись куда менее азартным.
«Мне следует подумать не о том, как отпустить Сезара, а о том, как удержать внимание и интерес Торна, думала Гаитэ, безучастно взирая на собственное отражение. Мужчины не могут оставаться долго рядом с одной женщиной. А с учётом характера и аппетитов моего будущего мужа мне следует готовиться к настоящей войне, где гневом и напором битвы не выиграть. Моё оружие терпение, сдержанность, хитрость. Но боже мой, как всё это бесконечно далеко от тех грёз о счастье, что живут в нашем сердце пока мы молоды и не искушены жизнью».
В подвенечном платье Гаитэ напоминала себе воздушное облако или взбитые сливки на торте, приторные до дурноты. Подчёркнутая тонкость, переигранная невинность. Сусальный ангел, лишённый плоти.
«Кукла», презрительно подумала она о себе.
Откуда это неприятное, но весьма отчётливое чувство, будто она, настоящая, такая, какой Гаитэ всегда себя знала, осталась в комнате, а сознание и тело двинулось в путь отдельно, оставив душу позади себя.
Она и вправду стала куклой. Марионеткой, управляемой долгом, чужими желаниями, представлениями, понятиями и приличиями. Её чувства ни для кого не имели значения и в первую очередь для неё самой.
Так лучше. Просто стать куклой фарфоровой до белизны, пустой и ничего не чувствующей.
Гаитэ усадили в щедро покрытую позолотой карету. Свадебный кортеж двинулся вперёд, через длинную стену безликих машущих рук и орущих ртов. Словно из ниоткуда то тут, то там расцветало ароматное облако розовых лепестков, дождём осыпающихся вниз.
Торн возглавлял свадебную процессию на белом огромном коне, лучась от гордости и самодовольства. На плечах его красовался парадный плащ, струясь вниз красивыми складками. Стройное тело было затянуто алым бархатным камзолом, на чьих широких, с золотыми полосками, рукавах, щетинились опущенными рогами вытканные чёрной нитью, туры. Воротник его камзола сверкал и переливался драгоценными камнями. В руке он сжимал шляпу с широкими пышными перьями. Стоило взмахнуть ею, как воздух оглашался радостными криками, больше похожими на рёв: «Фальконэ! Фальконэ!».
В ответ Торн по-мальчишечьи легкомысленно встряхивал головой, и его длинные волосы струились по ветру. При виде такой замечательной картины женщины кричали вдвое громче, с самозабвением, приводящем Гаитэ в состояние холодной ярости.
Обезумевшие горожане напирали на ограждения, грозя сломать линию кордона. В ответ на это Торн с ухмылкой полез в висящий на поясе кошель, набрал горсть монет и щедро рассыпал их в толпе. Люди кинулись подбирать щедрый дар, усиливая всеобщую давку.
Словно не замечая этого, Торн пустил коня вперёд лёгким галопом, управляя им так умело, что с дороги не поднималась пыль.
Император Алонсон двигался следом за своим сыном и наследником. Тоже на белом коне, окружённый гвардией. Его голову венчала трёхъярусная царственная тиара с малахитовой эмалью и кровавыми капельками рубинов наверху.
При виде всё ещё представительной фигуры императора, простонародье падало на колени, прося царственного благословления. Мужчины почтительно снимали шапки, дети выгибали шеи, провожая взглядами царственную процессию.
«Кто бы, глядя на эту восторженную толпу сейчас, смог бы поверить речам Сезара о том, что наша власть висит на тонком волоске, который может оборваться в любую минуту?», думала Гаитэ.
Пропели фанфары. Процессия остановилась у главного храма столицы.
На белоснежное платье, напоминающее пену, ушло тысячи монет и сотни часов. Несмотря на иллюзию нежности и лёгкости, весило оно словно доспехи. Болели ноги, сжатые узкими, хоть и очень красивыми, но крайне неудобными туфлями. Перевитые жемчугом косы и локоны спускались до пояса.
Всё внимание людей было приковано к невесте, о которой так много слышали, но которую почти никто не видел.
Кто-то из придворных дам, опустил на лицо Гаитэ вуаль согласно древнему обычаю, во время брачной церемонии оно должно быть скрыто от взгляда жениха.
Торн появился рядом внезапно. Только что его не было и вот они уже стояли рядом, рука об руку. Он кивком велел женщинам отойти и медленно двинулся вперёд по проходу между перевитыми гирляндой цветов, колонн храма, заполненного людьми так тесно, что яблоку негде упасть.
При каждом шаге Гаитэ шлейф ощутимо натягивался на пояснице, особенно когда они стали подниматься на возвышение перед священником.
Физически становилось тяжело под множеством взглядов. Стоило повернуть голову, как тут же натыкаешься на каменные или дышащие откровенным любопытством лица людей. Шорохи, шёпот, всполохи света над восковыми свечами, ото всего этого кружилась голова.
Губы Торна шевелились. Что он там шептал? Слова молитвы? Или её имя?
Они встали перед священником на колени согласно древнему обычаю, и тот поднял меч над их головами в знак предупреждения любому, кто осмелится нарушить данные обеты.
Холодный безликий голос, звучавший словно отовсюду и разом, поинтересовался, готовы ли они принять и принести брачные клятвы. Кто-то голосом Гаитэ выразил согласие, после чего на их пальцы одели кольца, а на руки брачные браслеты.