Скрестив руки на груди, молодой человек, хмурясь, наблюдал за проходящей мимо новобрачной четой. В отличие от всех, не проронив ни единого доброго слова.
Бал начался.
Сделав несколько танцевальный па, молодожёны, раскланявшись друг с другом, пошли за новыми партнёрами. Эффидель, не колеблясь, вывела в круг танцующих того самого черноглазого красавца, на которого только что исподволь поглядывала сама Гаитэ.
С досадой обмахиваясь веером, она отошла в сторону, но, сделав несколько шагов, замерла, прислушиваясь к беседе двух мужчин, стоявших неподалёку.
Ваша сестра очаровательна! говорил один.
Знает об этом и отлично умеет этим пользоваться, насмешливо откликнулся другой.
Брак может быть благословением, соловьём распинался первый. Союз мужчины и женщины перед лицом Божьим что может быть прекрасней? Вы плачете на свадьбах?
Его собеседник уронил презрительный взгляд, брезгливо поджимая губы. Но первый продолжил, словно ничего не замечая:
Я всегда плачу. У меня в такие моменты глаза на мокром месте. А вы?..
На своей, возможно, заплачу, но, надеюсь, она случится не скоро, прозвучало довольно грубо.
У Гаитэ возникло неприятное чувство, будто к позвоночнику приложили лёд. Сомнений не было перед ней был старший сын Алонсо, печально известный Торн, герцог Карди.
Такие же волнистые, как у брата, волосы, были на порядок светлее, глаза не чёрные, а с жёлтым тигриным отливом. Лицо открытое, смелое, волевое, но выражение высокомерия и спеси, а также пока ещё не явная, но всё же читаемая печать порока несколько портили впечатление от приятной внешности.
К ним приблизилась новая группа людей. Судя по агрессивному, даже вызывающему виду, настроенная недружелюбно.
Добрый вечер, господа, приветствовал их Торн с улыбкой, которую назвать приятной мешал издевательски скривившийся уголок губ. Почему не спешите пригласить на танец дам? Позвольте угадать? Изобретаете новый крахмал для воротничков?
Не угадали, сударь. Мы собираемся отправиться на охоту.
Вы шутите? издевательски заломил бровь Торн. Для охоты сегодня ночью слишком холодно. У вас же кожа на руках потрескается!
Не беспокойтесь. У нас есть перчатки и подбитые тёплым мехом плащи.
Это обнадёживает, Торн подхватил бокал вина с подноса, которым гостей обносили пажи. На кого собираетесь охотиться, господа? На кабана?
На тура.
Сцена приобретала новый смысл туры тотемный зверь Фальконэ.
Улыбка сошла с лица герцога Карди. Он опустил голову, совсем как упомянутое секундой ранее, животное.
Нам необходима его голова! с вызовом тихо завершил фразу молодой человек.
Только сейчас Гаитэ узнала в нём Сорхэ Санчаса, ярого сторонника своей матери. Странно, но её симпатии в данный момент необъяснимым образом были на стороне Фальконэ.
Какая бестактность на свадьбе затевать ссору!
Надеюсь, зверь уже поднят? вплелся в общий хор голосов новый. Это Сезар Фальконэ подоспел с поддержкой.
Молодые люди с вызовом оглядели его, не узнавая. Или делая вид.
Вы кто?
Это было почти смешно! Даже Гаитэ, недавно выбравшаяся из дикого провинциального захолустья, знала, кто перед ней. Что уж говорить о царедворцах?
Сезар, усмехаясь, тихо спросил:
Вы не знаете?
Сорхэ Санчас склонил голову к плечу, с вызовом глядя в лицо противнику:
Вы не кардинал и не солдат, не принц и не герцог, не муж и не вдовец. Вы, сударь, никто. Если, конечно, сбросить со счетов то, что вы незаконнорожденный ублюдок вашего отца.
Эй, брат, полегче! предостерегающе коснулся плеча Сорхэ один из его людей.
Но тот грубо оттолкнул удерживающую его руку:
Повторяю вопрос: кто вы такой?
Отдыхай, Сорхэ, сохраняя невозмутимость, снисходительно проронил Сезар. Выпей вина. Моего вина. Потанцуй во дворце моём дворце. Прелестные юные девы Саркассора будут рады доставить тебе удовольствие лишь бы угодить мне.
Ты не поверишь мне противно даже думать о прелестных юных распутницах, которыми вы, Фальконэ, наводнили свой дворец!
Торн язвительно расхохотался:
Не хочешь прелестных распутных дев? Мой брат отведёт тебя к прелестным распутным юношам!
Недолго думая, Сорхэ, явно от большого ума, набросился на говорящего с кулаками. Правда прежде, чем он успел осуществить безумную затею, его, явно более здоровые на голову, друзья, успели его удержать, схватив за плечи и руки.
Успокойся! Хватит! Успокойся же!
Посмеиваясь, братья Фальконэ, отошли, направляясь к кругу танцующих.
Глава 3
То, что издалека казалось таким простым и естественным: подойти и заговорить с императором Алонсоном о матери, предложив себя в качестве ценного приза и залогом мира, на месте потеряло смысл. Слишком властными, самолюбивыми и алчными выглядели сильные мира сего, а самой себе Гаитэ виделась тем, кем, по сути, и была скромной пчёлкой, залетевшей в яркий сонм бабочек, мотыльков и стрекоз.
«Отступать поздно», упрямо вздёрнула она подбородок, заставляя себя выпрямить спину и сделать шаг вперёд. «Нужно осуществить задуманное. Выполнить то, ради чего пришла».
Мелодично пели флейты. На мозаичных плитах внутреннего двора танцевали девушки в белоснежных платьях из воздушного, как эфир, материала, с лавровыми венками на завитых в локоны волосах. Их ножки в мягких туфельках беззвучно порхали, словно они в самом деле были бесплотными духами. Руки синхронно взлетали, как крылья ангелов.
Мелодично пели флейты. На мозаичных плитах внутреннего двора танцевали девушки в белоснежных платьях из воздушного, как эфир, материала, с лавровыми венками на завитых в локоны волосах. Их ножки в мягких туфельках беззвучно порхали, словно они в самом деле были бесплотными духами. Руки синхронно взлетали, как крылья ангелов.
Гаитэ отыскала взглядом императора. Алонсон стоял на галерее второго этажа, рука об руку с дочерью, любуясь балетом. Нарушить счастливое уединение отца и дочери не представлялось возможным. Самым естественным было бы заговорить с императором во время танца, однако подгадать момент, когда, как бы между прочим, при перемене фигур, их руки встретились бы, оказалось непросто. Но, будучи упрямой, упорной и предусмотрительной, Гаитэ справилась.
Подняв глаза, она встретилась взглядом с чёрными глазами императора. Его сходство с младшим сыном было просто поразительно.
Душенька моя! Вы столь красивы, что против воли взгляд весь вечер обращается к вам, отвесил он комплимент Гаитэ.
Несмотря на далеко не юные годы, Алонсон Фальконэ сохранил шарм и мужскую привлекательность. Недаром о его успехе у женщин ходили легенды.
Прелестница! Доставьте мне удовольствие назовите своё имя. Как не стараюсь угадать, кто скрыт под маской, память бессильна. Никак не могу вас вспомнить.
На самом деле сложно вспомнить того, кого видишь впервые, улыбнулась Гаитэ.
До сих пор пленительная звезда предпочитала светить в другом месте? Что ж! Я искренне рад, что вы, наконец, озарили своим сиянием и мой дворец тоже.
Гаитэ вздохнула, понимая, что тягаться куртуазностью речей не имеет смысла:
Боюсь, как только Ваше Величество узнает кто перед ним, мой свет в его глазах померкнет.
Она опустила маску, с испугом и надеждой взирая на императора, но, видимо, сходство с матерью было отнюдь не так велико, как в том пытались убедить её льстецы. По крайней мере, Алонсо её не узнал.
Что вы хотите этим сказать, душенька?
Хочу сказать, что осознаю всю неуместность нашей встречи здесь, на балу, и понимаю, что могу вызвать ваш гнев, ваше величество, но у меня не было иного способа встретиться с вами.
Я всё ещё не понимаю?
Моё имя Гаитэ Рейвдэйл, представилась с сильно бьющимся сердцем. Я дочь герцогини Рейвдэйлской.
Выражение императорского лица мгновенно изменилось. Благость стекла с него, как с гуся вода. Оно сделалось жёстким и холодным, как у идола. От милостивой улыбки не осталось и следа.
«Ну вот и всё, обречённо пронеслось в голове Гаитэ. Сейчас он велит заточить меня в крепость. А на рассвете обезглавит. Или четвертует. А, может быть, отдаст приказ отправить на костёр, как еретичку? Вот только не это!».
Отец? возник из толпы Сезар, глядя на Гаитэ с инквизиторской подозрительностью. Всё в порядке?
У Гаитэ было такое чувство, что от взгляда чёрных глаз отца и сына кожа на её лице вот-вот начнёт пузыриться расплавившись.
Следуйте за мной, процедил Алонсон, круто разворачиваясь, так, что пурпурная мантия завихрилась вокруг его ног.
Сделав музыкантам знак продолжить играть, а гостям танцевать, император широкими шагами направился прочь из зала. Люди с поклоном расступалась, освобождая дорогу. Гаитэ покорно семенила рядом, придерживая длинные пышные юбки, чтобы замыкающий шествие Сезар ненароком не наступил на них.
Миновав арку с нишами, они поднялись на галерею. Взгляд Гаитэ невольно цеплялся за непривычную роскошь. В нишах стояли скульптуры в полный, человеческий рост, стены украшали лепнина и фрески. Повсюду в высоких вазонах красовались цветы.
Приподняв гобелен на одной из стен, император открыл потайную дверь, ведущую через узкий коридор в небольшую комнату. Её интерьер представлял собой оригинальное сочетание изысканности с простотой. Окна обрамляли бархатные, с золотой бахромой, шторы. Стены украшало оружие. На столе стояли письменные принадлежности, лежали тонко очиненные перья да несколько листов папирусной бумаги.
Итак, сударыня? тяжело опустившись в кресло, прогремел император. Вы утверждаете, что являетесь дочерью нашего врага?
Множество вариантов ответа вертелось у Гаитэ на языке, но вслух, как ни странно, прозвучало только короткое:
Да.
Как такое возможно? Известно, что у Стеллы Рэйвдэйл был сын. Будь у неё дочь, мы бы знали. Вы самозванка, сеньорита! Но чего вы желаете добиться столь жалким лицедейством?
Да.
Как такое возможно? Известно, что у Стеллы Рэйвдэйл был сын. Будь у неё дочь, мы бы знали. Вы самозванка, сеньорита! Но чего вы желаете добиться столь жалким лицедейством?
Это не ложь.
Повторюсь, спокойно перебил Алонсон. У Стеллы Ревдэйл не было дочери.
Ошибаетесь, отец, встрял Сезар, не сводя с Гаитэ внимательных глаз. Была. Помнится, мы даже встречались с вами, сеньорита, когда были детьми?
Не надеялась, что вы взяли на себя труд меня запомнить, обрадовалась Гаитэ.
Так-так, в задумчивости сложил Алонсо руки домиком. Выходит, у Тигрицы было два тигрёнка?
Старшую дочь герцогиня Рейвдэйлская предпочитала не афишировать. Ходили слухи, что она безумна, и потому семья заточила её в монастырь, проинформировал Сезар.
Молодой человек обошёл Гаитэ по кругу, оглядывая со всех сторон словно лошадь, выставленную на продажу.