Это метафора? Неудачная, вынуждена признать. Год назад я почти не умела танцевать, зато теперь, как видите, могу быть достойным партнёром. Там что ваша проницательность терпит такое же фиаско, как и ваша дипломатия. А что касаемо цветов? Я слышала, у вашей светлости их предостаточно.
Могу ли льстить себе надеждой, что ваше величество ревнует?
У меня нет времени на такие глупости, слишком поспешно ответила Гаитэ и почувствовала, как кровь сначала прилила, а потом резко отхлынула от щёк.
Сезар усмехнулся.
Не ревнуйте, моя королева. Что значат все эти женщины? Лишь удовольствие.
Ты хоть понимаешь, как отвратителен сейчас?
А какое право у тебя меня в чём-то упрекать? Кто ты мне такая? Жена моего брата? Страж моей морали? Ах, да! Ты моя добрая, нравственная, радеющая об общем благе королева! Думаю, про прошествии некоторого времени ты станешь очень похожей на свою мать.
Что с тобой сегодня не так, Сезар? Боюсь, ты слишком много пил. Я слышала, ты вообще много пьёшь в последнее время.
Что с тобой сегодня не так, Сезар? Боюсь, ты слишком много пил. Я слышала, ты вообще много пьёшь в последнее время.
Да, мамочка, кивнул он буйной головой. Боюсь, в последнее время вы слишком много интересуетесь моей персоной.
Тебя это, правда, пугает?
Нет улыбка из издевательской стала искренней, немного грустной, даже горькой. Меня пугает тот момент, когда ты перестанешь интересоваться мной вовсе и станешь дышать только властью. Какой парадокс ты получила то, что я хотел для себя и я чувствую, что потеряю тебя окончательно. Это неизбежно.
Ну, у тебя останутся твои удовольствия, попыталась отшутиться Гаитэ, хотя в горле неприятно саднило, как бывает, когда не проглотишь до конца слёзы. Они останутся тебе в утешение.
Не суди меня, Гаитэ. Боюсь, что без удовольствия, без обострения всех чувств, я бы уже давно сошёл с ума. Мы же оба понимаем, что моя жизнь может закончиться в любую минуту.
Зачем говорить так?
Могу не говорить, но сути ведь это не изменит? это прозвучало не как вопрос. Я не получу ничего из того, о чём мечтал, чего хотел. Не получу того, чем владел бы куда с большим искусством и умением, чем мой брат власть и тебя. Он тоже это понимает и поэтому для меня часики тикают, Гаитэ. Смерть придёт в любую минуту. Но, пока её нет, я посвящу мою жизнь праздности и безрассудным удовольствиям.
Ты так себя оправдываешь?! Безысходностью? Но ты всегда был безрассудным и неудержимым, действовал без оглядки на всё, что тебя окружает! И тебе плевать, скольким людям это причиняет страдание. Ты думаешь только о себе!
Но ведь кто-то же должен обо мне подумать? развёл руками Сезар, и эмоциональная окраска фразы идеально совпала с фигурой танца.
Бросив быстрый взгляд по сторонам, он резко толкнул Гаитэ в узкое пространство между двумя столбами, которые вместе с пышными фестонами ткани создавали некое подобие алькова сомнительного рода убежища.
Что ты делаешь? попыталась возмутиться Гаитэ.
Но откуда взяться возмущению, если всё, что она чувствовала, это желание оказаться с ним наедине от назойливых, любопытных взглядом?
Видишь ту женщину? от шёпота Сезара на ухо по её телу бежали мурашки.
Торн сказал, это твоя любовница.
О! Он был так добр, что успел тебе доложить о моих наложницах? Когда я стану трахать её сегодня, я буду представлять на её месте тебя. А ты, сделай одолжение, подумай обо мне, когда станешь отдаваться Торну.
Его издевательский тон разозлил Гаитэ. Возможно, этого Сезар и добивался?
Ты ведёшь себя, как животное! Уберись и дай мне пройти!
Но вместо того, чтобы послушаться, Сезар упёрся руками в столбы, заключая Гаитэ в клетку из рук, своего тела, своего горького запаха и чего-то горячего, обжигающе-порочного, что одновременно возмущало и кружило голову.
Я хотел бы вместо неё трахать вас, ваше величество. Всю ночь. До самого рассвета. До изнеможения. Вернуть тебя твоему мужу в таком состоянии, чтобы он испугался. И возненавидел меня ещё больше.
Ты никогда не перестанешь меня поражать, Сезар. Когда я думаю, что мы достигли дна и ты не стоишь даже прощального взгляда, ты вдруг начинаешь вести себя с благородством, которого не ждёшь. И наоборот. Когда я начинаю тебя верить, ты словно нарочно пытаешься втоптать меня в грязь. Чего ты добиваешься? За что пытаешься уязвить? Я была согласна стать твоей, бросить всё но тебе этого было не надо. А теперь ты вываливаешь на меня всю эту грязь, пытаешься публично скомпрометировать. За что? Зачем? Что за странные, непонятные игры? А, впрочем, возможно, дело не в тебе, а во мне. Я всё пытаюсь найти глубину там, где её нет? Что ты такое? Океан? Или лужа?
Выразительное лицо Сезара вновь изменилось. И, как ни странно, сейчас оно не выражало ничего.
А Гаитэ продолжала:
Знаешь, я рада, что же судьба связала меня с Торном, а не с тобой! Для меня ты слишком горячий. И непостоянный. Слишком ветреный юноша, грустно усмехнулась Гаитэ и, не удержавшись, коснулась щеки, с какой-то щемящей болью в груди чувствуя тепло волос, мигом облепивших руку.
На мгновение маска с его лица соскользнула и в глазах Сезара Гаитэ прочитала такую же тоску, что жила и в ней. Глаза того, кто видел небо, но пал. И осознаёт, что ему вряд ли дадут подняться.
Слёзы задрожали на ресницах против воли, когда, на короткое мгновение сжав её пальцы, он прижался к её руке щекой, потом припал горячими губами, словно причащаясь к святыне.
Слёзы задрожали на ресницах против воли, когда, на короткое мгновение сжав её пальцы, он прижался к её руке щекой, потом припал горячими губами, словно причащаясь к святыне.
Если бы мне хоть однажды хватило храбрости взять то, что для меня с первой нашей встречи было всего желанней! Но ты никогда не согласилась бы добровольно нарушить данное слово. А я слишком сильно любил тебя, чтобы взять против твоей воли. Чтобы обо мне не говорили, как бы низко впредь я не пал, моя любовь к тебе не была ложью. Я любил тебя. Я люблю тебя всем сердцем. Я буду любить тебя до последнего вздоха.
Слишком всё это походило на прощание.
Осознание это заставило Гаитэ похолодеть и одновременно с тем все акценты, все странности в поведение Сезара обрели смысл, сделались понятными. Его дерзость, его грубость, нарочитый цинизм.
Нет Сезар, конечно, был тот ещё циник и грубиян. Но никогда по отношению к ней. С Гаитэ он старался всегда держать свои страсти на коротком поводке.
Если мои слова ранили тебя прости. Просто, когда доходишь до определённой черты, медленно, но верно теряешь самое ценное, их глаза встретились и Сезар мягко улыбнувшись ей, прошептал. Совесть!
Как в страшном сне Гаитэ увидела, как вырастают за его спиной стражники Торна, как капитан его личной гвардии, положив руку на эфес шпаги, медленно и тяжело, словно камни, роняет слова:
Ваша Светлость, именем короля вы арестованы по обвинению в измене Его Величеству.
Сезар вновь развёл руками, как бы приглашая Гаитэ в свидетели.
Как бы говоря ей: «Вот видишь? Что и требовалось доказать».
Прошу, отдайте оружие, Ваша Светлость, вежливо, но твёрдо проговорил капитан.
Гатитэ кусала губы.
Она с трудом удерживалась от того, чтобы не кинуться вперёд, расставив руки с криком:
Это какая-то ошибка, господа!
Но она знала точно ошибки нет. Всё было очень в духе Торна. Одним ударом разрубить все узлы сразу.
Как во сне видела она, как Сезар отдаёт шпагу, как с улыбкой протягивает вперёд руки и их сковывают кандалами.
Лететь красиво может каждый, падать красиво удел избранных. Даже падая, звезда оставляет за собой в небе серебристый свет, призрачный и недолгий, как взметнувшаяся вуаль.
Из последних сил и Гаитэ старалась держать лицо. Не показывать, что на сердце не просто шторм верховой пожар.
Она нашла в себе силы держаться. Дошла до королевского шатра, вытерпела церемония переодевания, общество фрейлин. Дождалась, пока фрейлины набросили ей на плечи халат и только после этого подозвала одну из доверенных дам:
Его Величество у себя?
Могу распорядиться, чтобы узнали?
Узнай, кивнула Гаитэ.
Она понимала, что, скорее всего, разговор с мужем ничего не решит.
Сама внезапность удара, похожего на бросок кобры, то, что у неё даже тени подозрения не было на нечто похожее, говорили о том, что Торн хорошо подготовился и решение принято заранее, не спонтанно.
Торн не терпел соперников. Он всегда и во всём желал быть первым. И со своей точки зрения был, возможно, прав. Сезар опасный соперник и вывести такого из игры политически правильный ход.
Только Гаитэ было плевать на политику. На возможные последствия. Она хотела одного чтобы Сезара освободили! Пусть сошлют в ссылку, пусть даже вышлют из страны, но только бы знать, что его жизни ничего не угрожает!
Это походило на ночной кошмар, когда пытаешься бежать, когда вот-вот спасительная гавань, а ноги и руки застывают и не могут двигаться, словно несчастное насекомое застывшее в смоле.
Гаитэ была готова к тому, что видеться с ней сегодня Торн откажется. Но он разрешил ей прийти.
С первого взгляда стало заметно, что он изрядно навеселе. В глазах жёсткий блеск и этот взгляд, насмешливо, в упор, исподлобья, уже не предвещал ничего хорошего.
Так и знал, что придёшь просить за моего драгоценного братца. Всё никак не можешь выкинуть его из головы? Все вы, бабы, одинаковы.
Почему ты велел арестовать его? холодно спросила Гаитэ, пропустив оскорбления мимо ушей.
Сама-то как думаешь? криво усмехнулся Торн и, отсалютовав ей золотым кубком, опрокинул его, разом осушив почти до половины.
Я не хочу думать. Я хочу знать.
Изволь, кивнул Торн. Он оскорбил моего друга и союзника, поставив Договор, о котором ты же сама столько радела, на грань срыва. Из-за дикой выходки моего драгоценного братца всё, в очередной раз, может перевернуться с ног на голову. Там, где Сезар, там никогда и ничего не бывает просто, хорошо или правильно. Я был вынужден положить конец его безумствам. Ты же сама была там! Ты всё видела. Неужели ты считаешь мои действия неправильными? с издёвкой протянул Торн. Но ты можешь не переживать, дорогая. Я буду милостив. Сезара доставят в столицу в карете, ему не придётся идти босиком весь путь. И его будут хорошо кормить в пути. Ты удовлетворена?
Прекрати, пожалуйста, паясничать.
Как ты смеешь? тихо прорычал Торн. Забыла, с кем разговариваешь? Притворное веселье соскользнуло с него, как сброшенная маска. Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?! Я помазанник божий. Моя воля закон. А ты? Ты, дорогая, всего лишь жена. Осмелишься мне надоедать, и я не смогу гарантировать, что тебя не повезут в соседней карете и не бросят в каземат рядом с моим братом. Хотя, может быть, тебя такая перспектива не столько пугает, сколько привлекает? Быть рядом с любимым, пусть и в рубище или узилище, разве это не мечта всех влюблённых дурочек?