Беллерофонт, Беллерофонт, послышался суровый женский голос. Действительно ли осмелишься ты объездить Посейдонова сына?
Я думал, это я Посейдонов сын, проговорил Беллерофонт то ли вслух, то ли нет и не разберешь. Уж не сама ли Афина вот эта сияющая фигура, что мерцает перед ним?
Ты и есть мой сын, раздался голос побасовитее. И вот уж словно бы восстало перед Беллерофонтом громадное бородатое лицо Посейдона, сыпавшее каплями морской воды. Крылатый Пегас тоже.
В тумане памяти Беллерофонт вспомнил, как ему рассказывали, будто Посейдон совокупился с Медузой, а после этого Афина превратила ее в горгону. Если это правда, тогда Пегас и впрямь мог быть чадом морского бога.
Он пугливее любого коня из всех, с какими тебе доводилось обращаться, сказала Афина. Возьми с собой золотую уздечку, и Пегас подчинится тебе.
Беллерофонту хотелось спросить, какую такую золотую уздечку, но слова не шли из уст.
Выезжай его бережно. В конце концов, он твой единокровный брат, сказал Посейдон. Забурлив смехом, он исчез.
И применяй смекалку, добавила Афина. Одной лишь силой этого коня не подчинить. И тоже засмеялась, но смех богов оказался скрипучим клекотом старухи, и Беллерофонт почувствовал себя так, будто его только что грубо разбудили.
Ты слюни пускал, милый. Слюни пускал да чепуху лопотал.
Беллерофонт встал. Не зная, куда себя деть, предложил жрице еще одну серебряную монету.
Благословляю тебя, дитя. Сумку не забудь.
Он глянул на пол, куда она показывала, и увидел мешок.
Это не мое
О, думаю, твое, милый.
Склонившись подобрать мешок, Беллерофонт заметил, как блеснуло внутри что-то золотое. Раскрыл мешок пошире. Сбруя. Золотая уздечка.
Беллерофонт, пошатываясь, двинулся мимо улыбавшейся жрицы прочь из храма. Луна катилась высоко по ночному небу, юноша устремился к Пирене.
Это правда оказывается, все это правда! Боги существуют. Он, Беллерофонт Коринфский, сын Посейдона! Решил бы, что все случившееся в храме невероятное видéние, если б не бряцала и не позвякивала золотая уздечка в мешке, что висел у него на боку, пока Беллерофонт несся к холмам.
Может, жрица одурманила его? Допустим, по приказу Полиида. Может, все это розыгрыш? Тоже не исключено И все же наитием знал Беллерофонт, что все по-настоящему никакой это не липовый спектакль, а настоящая теофания, настоящее явление божественного.
И вот же конь белая шкура серебрится в лунном свете; он щиплет траву. Пегас!
Новообретенная уверенность, какой наделила Беллерофонта подаренная уздечка, словно передалась зверю. Обогнув родник, Беллерофонт тихонько приблизился и негромко свистнул. Пегас вскинул голову, по бокам прошла дрожь, он поскреб землю копытом, но прочь не шарахнулся.
Я здесь, брат. Я один. Только лишь я выдохнул Беллерофонт, подбираясь все ближе, пока не получилось у него положить руку Пегасу на спину. Конь терпеливо стоял, юноша его гладил, а затем бережно надел на Пегаса оголовье. Село легко, Пегас не противился. Беллерофонт стоял рядом долго-долго, не двигаясь, лишь лаская, гладя, пощелкивая языком и давая зверю привыкнуть к уздечке.
Почувствовав, что время пришло, он осторожно запрыгнул коню на спину и взялся за поводья.
Почувствовав, что время пришло, он осторожно запрыгнул коню на спину и взялся за поводья.
Попробуем?
Пегас опустил голову и зарысил. Рысь перешла в галоп.
Беллерофонт клонился вперед, а когда громадные белые крылья распахнулись и заплескали по воздуху, едва ли не лег Пегасу на гриву.
Через полчаса они приземлились под звон копыт во дворе перед царским дворцом. Беллерофонт успокоил Пегаса тот мгновенно встревожился от криков стражи, а затем от воплей Главка, Эвриномы и брата Делиада, выбежавших поглядеть, с чего вдруг такой сыр-бор.
Громадны были толпы ежедневно приходивших поглазеть, как Беллерофонт катается на белом коне по небу. Когда не катался, Беллерофонт постоянно держал уздечку при себе. Никому больше не удавалось подобраться к Пегасу конь шарахался и убегал, когда бы кто ни приближался, за исключением самого Беллерофонта.
Люди способны привыкнуть почти к чему угодно, и толпы со временем поредели. Все, кроме гостей из других краев, вскоре свыклись с мальчишкой, затем с юнцом, а следом и с молодым мужчиной верхом на летучем коне.
Как-то раз прибыл в Коринф гонец от царя ПИТФЕЯ, правившего Трезеном, маленьким городом-государством в дальнем юго-восточном углу Пелопоннеса. Беллерофонта сердечно приглашали посетить тамошний дворец и познакомиться с дочерью царя ЭФРОЙ с целью возможной помолвки. Беллерофонт прилетел туда на Пегасе, и вскоре они с царевной влюбились друг в дружку. Их помолвка порадовала царя Питфея, давно желавшего упрочить позиции Трезена, объединив его с Коринфом.
Беллерофонту легко позавидовать. Красавец-царевич, помолвленный с красавицей-царевной. Родители на него не надышатся, женщины дуреют от его изящной силы и наглого обаяния. У него есть летающий конь, и ездить на нем может лишь сам Беллерофонт и никто более. Чего еще желать в жизни?
Но богини судьбы обожают устраивать гадкие сюрпризы любому, кто достиг вершин мира. Беллерофонту не удалось избежать их коварства и капризов, как не удается это никому из нас.
Лжесвидетельство
Тот день начался, как любой другой. За две недели до свадьбы в Трезене Главк, Делиад и Беллерофонт отправились в лес под Коринфом охотиться на дикого вепря. Охота была пешей, а потому Пегас не участвовал. Никто и не помнит толком, как стряслась беда. Ничего не сказав ни брату, ни отцу, Делиад ускользнул в кусты облегчиться. Беллерофонт услышал звуки, которые однозначно принял за рык вепря (по всей видимости, брат тужился по-большому), и метнул копье туда, откуда доносились мычанье и фырчки. Послышался ужасный крик, и Делиад выбрел из кустов, оторопелый и смертельно раненный копьем. Скончался он, не успели добраться домой.
Неустанно продолжим напоминать себе, что для греков кровное преступление убийство родственника самое серьезное из всех. Искупление можно получить лишь от оракула или жреца или от законного царя. Не очиститься от такой вины означало навлечь на себя гнев эриний.
Первое следствие убийства Делиада немедленная отмена помолвки Беллерофонта с Эфрой. Следом его выслали из Коринфа в Тиринф соседнее царство Микены, чтобы там он понес наказание и искупил вину. Правитель ПРЕТ был другом семьи и силой своей мистической царской власти был способен смыть с Беллерофонта скверну преступления.
У Прета была жена по имени Сфенебея[117], и уж так ее взбудоражила близость столь притягательного молодого человека, что однажды ночью она постучалась к нему в спальню. Он открыл дверь и увидел ее с лучиной в руке, на лице завлекательная улыбка. На Сфенебее не было ничего, кроме шелковой ночной сорочки, да и та являла больше, чем скрывала.
Ты меня разве не впустишь? проворковала она.
Я я нет! Нет. Это совершенно непристойно.
Но непристойность такая потеха, Беллерофонт, проговорила она, отталкивая его в сторону и направляясь к кровати. Узковато, но если один поверх другого, то места навалом, правда? Она улеглась и принялась выписывать пальчиком на покрывале жеманные кружочки.
Беллерофонт маялся.
Нет! Нет-нет-нет! Государыня, я во дворце гость. Прет не выказывал мне ничего, кроме доброты. Предать его поступить по-свински.
Прокатись на мне, как на том своем коньке. Ты же хочешь, а? Я чувствую, что хочешь.
И тут Беллерофонт совершил чудовищную ошибку. Конечно же, он с удовольствием возлег бы со Сфенебеей. Она была невероятно привлекательна, а он молод и полон жизненных соков, однако нарушать законы гостеприимства, да еще и искупая при этом убийство родственника, вообще немыслимо. Так и надо было сказать. Но, считая, что лучше выкрутиться из положения иначе, Беллерофонт произнес:
Нет. На самом-то деле не хочу. Меня к тебе нисколько не влечет, и я буду признателен, если ты уйдешь.
Зашипев, Сфенебея встала и вышла вон, пылая щеками. Так ее не оскорбляли никогда. Уж она-то покажет этому гаденышу-скромнику. Ой да. Всю ночь ворочалась она в муках стыда и уязвленной гордости.
Прет имел привычку кошмарно храпеть, и царская чета уже давно обустроила себе раздельный сон, однако Сфенебея нередко навещала супруга по утрам, чтобы обсудить планы на день. В то утро она явилась, прихватив чашу козьего молока с медом.
Ах, благослови тебя боги, моя милая, сказал Прет, садясь в постели и благодарно отхлебывая из чаши. Сдается мне, приятное утро Думал, не поехать ли на охоту с юным Беллерофонтом. Он Небеси! До чего же красные у тебя глаза!
Ну еще б не красные, если тщательно втирать в них сырой лук целую четверть часа.
Пустяки, ничего Сфенебея шмыгнула носом.
Дорогая, скажи мне, в чем дело.
О, да просто Нет, не могу. Я же знаю, как он тебе мил.
Кто мил? Кто?
Беллерофонт.
Он чем-то тебя расстроил?
Тут-то все и посыпалось. Прошлой ночью он замолотил кулаком ей в дверь, вперся и попытался взять силой. Едва-едва смогла она отпихнуть от себя этого зверя и вытолкать его из спальни. Как же перепугалась она. Какой это все стыд, как мерзко ее замарали[118].
Прет спрыгнул с кровати и забегал по спальне. Ну и положеньице. После убийства родственника вторым по тяжести в греческом мире было нарушение ксении законов гостеприимства, или же дружелюбия к гостю, особенно священное для самого Царя богов, Зевса Ксения, защитника гостей. Разумеется, отвратительная попытка юного Беллерофонта уестествить Сфенебею сама по себе есть преступление против ксении, но это не давало Прету права нарушать закон встречно. Нет, надо найти другой способ отомстить за честь семьи.
Еще несколько кругов по спальне и ответ нашелся.
Ну конечно! вскричал он. Дорогая, отправим Беллерофонта с запечатанным письмом к твоему отцу. Как раз то, что надо в таком случае.
А что ты скажешь в письме? Глаза Сфенебеи заблестели злорадством.
Скажу правду, ответил Прет. Ну-ка давай же я сяду и напишу.
В то утро Беллерофонт пробудился от неспокойного сна. Не мог решить, следует ли ему сообщить об отвратительном поведении Сфенебеи ее супругу или лучше тактично промолчать и тем сберечь их брак от беды, какую непременно навлечет подобное откровение. Поразмышляв, он выбрал второе, а затем прибыл слуга и сообщил, что царь с радостью ждет Беллерофонта у себя.
Ах, Беллерофонт, заходи, заходи, мой мальчик