добровольцы из казаков, у них есть хорошие практические навыки;
добровольцы из других войск, особенно саперы и пулеметчики;
добровольцы вообще, но физически подготовленные и, желательно, грамотные.
Потому что предстоит нам и марш-броски бегать, и на полосе препятствий страдать, и на стрельбище воевать, и подрывное дело, хотя бы в азах, изучать. А еще тактическое поле нужно.
Основная единица группа: командир, пара пластунов, пара стрелков, если повезет, меняем их на пулеметный расчет, и сапер, он же минер. Должности могут и должны совмещаться. Хорошо, если следопыты-охотники попадутся. Бойко говорил о конвойной сотне это где-то сто сто двадцать человек. Взять оттуда пять добровольцев, будет первая группа. Поднаберутся опыта, набираем еще по четыре-пять бойцов на каждого. В свободное время пусть учат, в том числе и личным примером.
И надо продумать материально-техническое обеспечение. То бишь кухню, баню, прачечную и т. д. Я солдат послушал, чуть в осадок не выпал. Баня раз в две недели, стирает каждый сам себе самостоятельно Про продукты вообще «Ужас, летящий на крыльях ночи». На завтрак ржаной хлеб и чай, если солдат сам его купит. А если нет, то кипяточком обходятся. Обед щи и каша. Ужин то, что от завтрака и обеда останется. Про овощи даже не слышал. И как с такой кормежкой полную нагрузку давать? Ладно, это тоже с Валерием Антоновичем обговаривать будем.
Теперь последнее: средства. Про карабины и гранаты уже говорил, помимо этого нужен короткоствол для ближнего боя, то бишь пистолеты или револьверы. А еще нужны ножи, лопатки, «сбруя». Насчет последней надо думать: сколько чего в нее впихнуть и где все это разместить.
Теперь последнее: средства. Про карабины и гранаты уже говорил, помимо этого нужен короткоствол для ближнего боя, то бишь пистолеты или револьверы. А еще нужны ножи, лопатки, «сбруя». Насчет последней надо думать: сколько чего в нее впихнуть и где все это разместить.
Да, чуть не забыл. Пора изобретать «коктейль Молотова» и, если получится, напалм. И поэкспериментировать с ним. А еще было бы неплохо иметь камуфляжи и лохматки, бинокли и губозакатывающий комбайн в придачу. А вот что еще забыл, у немцев нужно усиленно искать снайперов. И отбирать у них их игрушки. Нам они самим ой как пригодятся
Все, мысли кончились. А кончились потому, что «медсестричка» Дарья Александровна обратно идет и опять улыбается Сейчас точно кошачью серенаду петь буду!.. М-р-р!!! М-я-я-у-у!!!
Ну, вот и написали «шедевр». Теперь можно идти переписывать набело и отдавать СТОЯТЬ!!! Какое «отдавать»!.. Слоник КМБэшный!.. Ворона брезентовая!.. Конь педальный!.. В каком месте мозги живут?!.. Сейчас бы переписал и отдал С орфографией конца XX века!.. И как мне сейчас все эти «яти» и «еры» писать?.. Стоп, кажется, знаю, кто мне может помочь!.. Зовем Дениса Первого!
«Прапорщик Гуров, подъем! Денис, откликнись!»
«Что тебе еще от меня нужно?»
«Тут такое дело Короче, мне нужно написать одну бумагу По всем правилам вашего правописания».
«И ты хочешь, чтобы я тебе помогал после того, как ты меня загнал в самый дальний уголок мозга? Отнесся ко мне хуже, чем к бродячей собаке?»
«А ничего, что ты меня чуть не убил?!»
«Я просто хотел сам уйти»
«Ага, и меня за собой потащил. В общем, я тут придумал кое-что Когда напишем, поймешь, что если все получится, у тебя шансов уйти будет более чем достаточно. Поможешь?»
«Ну Хорошо Кстати, а Дарья Александровна очень недурна собой».
«Ну, ты тут мне еще конкуренцию составлять будешь!..»
Глава 12
Все хорошее когда-нибудь кончается. И обычно гораздо чаще и быстрее, чем плохое Позавчера утром Михаил Николаевич провел последний осмотр и официально заявил, что я годен к службе и могу катиться под пули и взрывы, если не дорожу своей молодой драгоценной жизнью. Еще сказал, что Бойко прислал бумагу, по которой мне надлежало явиться в штаб армии для дальнейшего прохождения службы
На дворе весна, солнце светит вовсю, скоро уже зелень молодая пробиваться будет А на душе поздняя осень. Низкое свинцовое небо, противный моросящий дождь. И кошки скребут. Всеми четырьмя лапами Потому что сегодня в последний раз увижу Дашу Пока лежал в госпитале, привык к тому, что ОНА всегда рядом, что можно быть счастливым от того, что увидел ЕЁ, поговорил с НЕЙ
Вчера было наше второе и прощальное свидание. Мы снова сходили в город, в «нашу» кондитерскую. Лейба принял нас как самых дорогих гостей, но весело не было. Не помогли даже свежайшие вкусняшки и кофе, заваренный хозяином по фирменному рецепту. Ел сладкое, а во рту ощущалась горечь. Даша была молчалива, серьезна и немного рассеянна
Когда подошел к буфетной стойке, Лейба осторожно спросил:
Таки у меня что-то со зрением, или у господина офицера и молодой дамы плохое настроение?
Вы правы. Настроение хуже некуда Завтра выписывают из госпиталя, и я уезжаю
Лейба наклонил голову, мол, понимаю, помолчал и вдруг спросил:
Могу я сделать один маленький подарок господину офицеру и молодой даме? Это займет совсем немного времени
Он открыл дверь на кухню и что-то крикнул на идиш. Тотчас же появился мелкий чернявый поваренок, которому была дана инструкция на том же языке. Поваренок метнулся на выход, а я подошел к столику и сел напротив Даши.
Денис, можно я буду называть вас так? И вы называйте меня Даша. Денис, скажите, то место, где вы будете служить, далеко отсюда?
Нет, недалеко И при любой возможности я буду приезжать, чтобы увидеть вас Если вы это позволите
Я взял Дашину руку, медленно поднес к губам и поцеловал Ее рука дрогнула, но осталась в моей, и мы сидели и молча смотрели друг другу в глаза Раздался стук входной двери. Повернув голову, увидел вошедших еврейских юношу и девушку лет четырнадцати. Поздоровавшись, парень достал из футляра, который принес с собой, скрипку, приложил к плечу и поднес смычок. А девчушка запела Она пела на своем языке, слова были непонятны, но звонкий голос, поддержанный скрипкой, завораживал и околдовывал. Мелодия была грустной, но одновременно в ней была слышна светлая печаль и обещание чего-то хорошего
«И не важно, что дорога длинна и тяжела, что над головой черные тучи, что дождь промочил тебя до последней нитки, а ветер норовит сбить с ног Если ты знаешь, куда идти, если тебя там ждет та, которую ты любишь и которой ты дорог, ты дойдешь, ты обязательно найдешь свой путь в самой непроглядной тьме, ты преодолеешь все трудности и невзгоды. Ты дойдешь, и на пороге дома наградой будет тебе счастливое сияние любимых глаз»
Даша смотрела на меня не отрываясь, по ее щекам катились две маленькие слезинки, а в глазах была и грусть, и обещание новой встречи и что-то, что я не мог еще понять Понимал только, что теперь все будет хорошо. И у меня, и у нее Точнее у НАС
Девочка закончила петь, а скрипач все еще продолжал мелодию. Он импровизировал, скрипка перестала плакать, мелодия превратилась из грустно-печальной в светло-торжественную Последний звук затих, в кондитерской стояла мертвая тишина
Денис, я буду ждать вас И молиться за вас Только вы возвращайтесь
И сейчас я стою на пороге госпитального корпуса, все вещи были давно собраны и уложены в вещмешок, уже попрощался с Дольским, с Михаилом Николаевичем, который в очередной раз прочитал нотацию о сохранении здоровья Не было видно только Даши. Спрашивать, где она, не решался, поэтому стою возле крыльца и пытаюсь прикурить очередную папиросу. Да что за дрянь, эти спички!.. Вместо того, чтобы зажигаться, только ломаются
Проходившая мимо «медсестра» из старших, внимательно посмотрев на меня, подходит и негромко говорит:
Прапорщик, не уходите Ждите здесь
Проходит целая вечность, мимо меня снуют санитары, таская носилки с вновь прибывшими ранеными, переругиваются возницы, царит обычная для госпиталя суета. Всё, пора Бросаю окурок в бочку с водой и делаю несколько шагов в сторону выхода И непроизвольно оборачиваюсь Даша с чуть-чуть растрепавшейся прической, с припухшими глазами сбегает с крыльца.
Денис Я вас провожу немножко Хорошо?
Она берет меня под руку, и мы медленно идем к выходу, провожаемые множеством взглядов, которые явственно ощущаются спиной. Даша идет молча, сосредоточенно глядя под ноги. Я не могу выдавить из себя ни одного слова, язык словно прилип к гортани. Мы проходим уже метров сто, когда Даша останавливается и смотрит мне в глаза.
Я не хочу, чтобы вы уезжали Будь проклята эта война Я знаю, что ваш долг быть там Очень вас прошу останьтесь в живых И возвращайтесь!.. Вы подарили мне защитника, я тоже хочу сделать вам подарок. Она протягивает мне небольшой сверток. Только откройте его, когда будете уже в пути
Спасибо. Мой голос звучит сипло и надтреснуто. Я обязательно останусь в живых и обязательно вернусь вернусь к вам, Даша Потому, что вы теперь смысл всей моей жизни
Я хочу взять ее руку, но она порывисто обнимает меня Потом поворачивается и медленно идет обратно. В глазах темнеет, я кидаюсь за ней
Даша!.. Дашенька!.. Я хотел вам сказать Я люблю вас, Даша!..
Она проводит прохладной рукой по моей щеке, обнимает за шею, и наши губы встречаются И не расстаются долго-долго Затем Даша делает шаг назад, осеняет меня крестом и совсем тихонько произносит:
Иди, Денис
Я отхожу на пару десятков метров, оборачиваюсь и смотрю на удаляющуюся тоненькую фигурку, пока она не исчезает в воротах госпиталя. Потом медленно разворачиваю сверточек, подаренный мне на прощание Внутри лежит куколка в форме сестры милосердия, очень похожая на Дашу Та самая куколка, которую я не успел купить в магазине Аарона
А вкус поцелуя я чувствовал всю дорогу
Глава 13
В штаб армии я попал уже ближе к вечеру. У ворот меня тормознул часовой и, осведомившись о причине появления, вызвал унтера, который проводил к дежурному. Улучив момент, представился поручику, «воевавшему» сразу по трем телефонам, и предъявил предписание, которое капитан Бойко оставил в госпитале. Самого Валерия Антоновича на месте не оказалось, но дежурный сказал, что тот обязательно должен вернуться к вечернему совещанию, и попросил подождать во дворе. Ну, что ж, солдат спит, а служба идет.
Устроился на скамейке, видимо, специально поставленной для посетителей, и стал наблюдать за тяжелой боевой службой штабных. Ну, если не ёрничать, все бегали как наскипидаренные. Штаб напоминал большой муравейник, только муравьи в нем были цвета «хаки». Все куда-то спешили, несли бумаги, отдавали распоряжения Спокойными были только радист в своем фургоне, охраняемый отдельным часовым, и казаки конвойной сотни, сидевшие возле коновязи и разговаривавшие о чем-то своем, станичном. Недалеко от крыльца водитель, или, как в это время их называли, «шоффер», который открыл капот своего пепелаца и, не торопясь, копался внутри.