Я б убил этого пидора.
Но ты не можешь, потому что ты его не убивал. (Бен закрывает глаза и трясет головой.) И ты ничего не можешь изменить: он все равно заболеет, и ты заболеешь, und so weiter. Что, если бы тебе пришлось смотреть, как он умирает, снова и снова? (Бен садится на складной стул. На меня он не смотрит.) Вот каково это, Бен. Да, это здорово. Но в основном это означает растерянность, воровство и попытки просто
Справиться. Бен вздыхает. Боже, ну почему я иду у тебя на поводу?
Новизна? Моя мальчишеская привлекательность?
Помечтай. Эй, а я на свадьбу приглашен?
Я в шоке. Мне никогда не приходило в голову, что Бен захочет прийти.
Справиться. Бен вздыхает. Боже, ну почему я иду у тебя на поводу?
Новизна? Моя мальчишеская привлекательность?
Помечтай. Эй, а я на свадьбу приглашен?
Я в шоке. Мне никогда не приходило в голову, что Бен захочет прийти.
Да! Конечно! Правда придешь?
Это ж лучше, чем похороны.
Класс! Моя сторона в церкви быстро наполняется. Ты будешь моим восьмым гостем.
Пригласи всех бывших подружек, смеется Бен. Ряды будут ломиться.
Я бы этого не пережил. Большинство мечтают убить меня.
Хм.
Бен встает и шарит в одном из ящиков стола. Вытягивает пустой пузырек из-под таблеток, открывает другой ящик, вынимает большую банку с капсулами, открывает ее и перекладывает три капсулы в пустой пузырек. Протягивает мне.
Что это? спрашиваю я, открывая банку и вытряхивая таблетки на ладонь.
Это стабилизатор эндорфина плюс антидепрессант. Это эй, не надо (Я бросаю таблетку в рот и глотаю.) В основе у него морфий. Бен вздыхает. Поосторожней бы ты с таблетками.
Мне нравятся опиаты.
Надо думать. Но не надейся, что я позволю тебе съесть их тонну. Дай знать, если решишь, что это сработает на свадьбе. На случай, если это твое средство не получится. Действуют они около четырех часов, поэтому тебе понадобится две штуки. Бен кивает на оставшиеся две таблетки. Не жри их просто ради прикола, ладно?
Честное скаутское.
Бен хмыкает. Я плачу ему за таблетки и ухожу. Спускаясь вниз, чувствую, что меня накрывает, останавливаюсь у подножия лестницы, чтобы насладиться. Проходит какое-то время. Что бы Бен сюда ни примешал, это просто кайф. Это как десятикратный оргазм плюс кокаин, и, кажется, накрывает все сильнее. Выйдя на улицу, я чуть не натыкаюсь на Гомеса. Он ждал меня.
Тебя подвезти?
Конечно.
Я глубоко тронут его заботой. Или его любопытством. Или чем бы то ни было. Мы идем к его машине, «шевроле-нова» с двумя битыми фарами. Сажусь на пассажирское сиденье. Гомес садится за руль и захлопывает дверцу. Заводит машину, и мы выезжаем.
Город серый и мрачный, начинается дождь. Жирные капли шлепаются о ветровое стекло, мимо пролетают дома, заколоченные досками или вообще заброшенные. Гомес включает Энпиар[76], там играет Чарльз Мингус, композиция кажется мне немного растянутой, но почему бы и нет? Это свободная страна. На Эшленд-авеню полно мерзких выбоин, но все остальное просто отлично, довольно хорошо, у меня голова плавная и подвижная, как вытекающая из разбитого градусника жидкая ртуть, и я сдерживаюсь, чтобы не замурлыкать от наслаждения, когда наркотик ласкает все нервные окончания своими крошечными химическими язычками. Мы проезжаем мимо вывесок «Экстрасенс читает карты», «Автомобильные шины Педро», «Бургер-Кинг», «Пицца-Хат», и в голове моей начинает звучать «Я пассажир»[77], сливаясь с Мингусом. Гомес что-то говорит, но я не улавливаю, потом резко бросает:
Генри!
Да?
Что он тебе дал?
Точно не знаю. Научный эксперимент, вроде того.
Зачем?
Вопрос на пять баллов. Следите за дальнейшими объявлениями.
Мы ничего больше не говорим, пока машина не останавливается напротив квартиры Клэр и Клариссы. Я смущенно смотрю на Гомеса.
Одного тебя оставлять нельзя, тихо говорит он мне.
Я не спорю. Гомес открывает входную дверь, и мы поднимаемся наверх. Клэр открывает дверь, и при виде меня лицо ее становится расстроенным, радостным, веселым, все вместе.
КЛЭР: Я уговорила Генри пойти в мою комнату спать, и вот мы с Гомесом сидим в гостиной, пьем чай и едим сэндвичи с ореховым маслом и желе из киви.
Учись готовить, женщина, поучает Гомес.
Он выглядит как Чарльтон Хестон, читающий десять заповедей[78].
Непременно, но в другой раз. Я размешиваю сахар в чае. Спасибо, что приехал и привез его.
Ради тебя, котенок, все, что угодно.
Он начинает сворачивать сигарету. Гомес единственный из известных мне людей, кто курит во время еды. Я решаю промолчать. Он прикуривает. Смотрит на меня, и я мысленно готовлюсь.
Итак, в чем там было дело, а? Большинство людей, которые ездят в благотворительную фармакопею, больны или СПИДом, или раком.
Ты знаешь Бена?
Не знаю, почему я удивлена. Гомес знает всех.
Я слышал про Бена. Моя мама ездила к Бену, когда сидела на химиотерапии.
Итак, в чем там было дело, а? Большинство людей, которые ездят в благотворительную фармакопею, больны или СПИДом, или раком.
Ты знаешь Бена?
Не знаю, почему я удивлена. Гомес знает всех.
Я слышал про Бена. Моя мама ездила к Бену, когда сидела на химиотерапии.
А-а Я взвешиваю ситуацию, думая, о чем могу упомянуть без последствий.
Что бы Бен ему ни дал, Генри начал жутко тормозить.
Мы пытаемся найти что-то, что поможет Генри оставаться в настоящем.
Кажется, сейчас его в настоящем можно только как мебель использовать.
Согласна.
Может, дозу снизить?
Зачем ты это делаешь?
Что именно?
Помогаешь и содействуешь мистеру Мочилову. Выходишь за него замуж, ни больше ни меньше.
Генри зовет меня. Я поднимаюсь. Гомес протягивает руку и хватает меня за локоть.
Клэр, пожалуйста
Гомес, пусти меня.
Я смотрю на него. После длинного, ужасного момента он отводит взгляд и отпускает меня. Бегу по коридору в свою комнату и закрываю дверь.
Генри вытянулся, как кот, по диагонали на кровати, лицом вниз. Я скидываю туфли и вытягиваюсь рядом с ним.
Как ты? спрашиваю я у него.
Он переворачивается и улыбается:
Божественно. Он гладит меня по лицу. Хочешь присоединиться?
Нет.
Ты такая хорошая, вздыхает Генри. Не нужно было пытаться совратить тебя.
Я не хорошая. Мне страшно.
Мы лежим вместе в тишине очень долго. За окном светит солнце, и я вижу свою спальню в свете дня: изгиб кровати из орехового дерева, фиолетовый с золотом восточный ковер, расческа, губная помада и банка с кремом для рук на ночном столике. Копия «Искусства в Америке» с Леоном Голубом[79] на обложке лежит на сиденье моего старого кресла с распродажи, частично скрытое «A Rebours»[80]. На Генри черные носки. Длинные костлявые ступни свисают с кровати. Он кажется мне таким худым. Глаза Генри закрыты; возможно, он чувствует, что я на него смотрю, потому что открывает глаза и улыбается мне. Волосы падают на его лицо, и я убираю их назад. Генри берет мою руку и целует ладонь. Я расстегиваю его джинсы и нащупываю член, но Генри трясет головой, убирает мою руку и держит ее.
Извини, Клэр, тихо говорит он. В этой штуке есть что-то такое, что закорачивает все системы. Может, попозже.
Да, в брачную ночь это будет весьма кстати.
Генри трясет головой.
На свадьбу я это принять не смогу. Слишком весело. В смысле, Бен, конечно, гений, но он привык работать со смертельно больными. Что бы он сюда ни добавил, ощущение как будто умираешь. Он вздыхает и ставит пузырек с таблетками на тумбочку. Нужно послать это Ингрид. Для нее это то, что надо.
Я слышу, как открывается и захлопывается входная дверь; Гомес ушел.
Хочешь поесть?
Нет, спасибо.
Бен согласен сделать то, другое лекарство для тебя?
Он собирается попробовать.
А если оно не подойдет?
В смысле, если Бен все запорет?
Да.
Что бы ни случилось, мы точно будем вместе, пока мне не стукнет сорок три. Поэтому не волнуйся.
«Сорок три?»
А что случится после этого?
Не знаю, Клэр. Может, я выясню, как остаться в настоящем.
Он обнимает меня, и мы лежим неподвижно. Когда я просыпаюсь, уже темно, Генри спит рядом со мной. На пузырьке с таблетками блестят красные отсветы цифр электронного будильника. «Сорок три?»
27 сентября 1993 года, понедельник
(Клэр 22, Генри 30)
КЛЭР: Я захожу в квартиру Генри и включаю свет. Мы сегодня идем в оперу, на «Призраков Версаля»[81]. Опоздавших в Лирик-оперу не пускают на свои законные места, поэтому я волнуюсь и сначала даже не понимаю, что свет выключен, то есть Генри нет. Когда до меня это доходит, я начинаю злиться, потому что теперь мы точно опоздаем. Затем мелькает мысль, что он мог исчезнуть. Но тут я слышу дыхание.
Замираю. Дыхание доносится из кухни. Бегу туда, включаю свет и вижу Генри, лежащего на полу, при полном параде, в странной, судорожной позе и с открытыми невидящими глазами. Я замираю, он издает низкий, нечеловеческий звук, это стон, который вибрирует в его горле, прорывается сквозь сжатые зубы.
О боже, господи!
Звоню 911. Оператор уверяет меня, что «скорая» будет через пару минут. Я сижу на полу в кухне, глядя на Генри, и меня захлестывает волна злости. Нахожу в столе его записную книжку и набираю номер.
О боже, господи!
Звоню 911. Оператор уверяет меня, что «скорая» будет через пару минут. Я сижу на полу в кухне, глядя на Генри, и меня захлестывает волна злости. Нахожу в столе его записную книжку и набираю номер.
Да? Голос кажется высоким и далеким.
Это Бен Мэттесон?
Да. А кто вы?
Клэр Эбшир. Послушайте, Бен, Генри лежит на полу, сведенный судорогой, и не может говорить. Какого черта?
Что? Черт! Звони девять один один!
Уже
Препарат симулирует болезнь Паркинсона, ему нужен допамин! Скажи им черт! Позвони мне из больницы
Они уже здесь
Отлично! Позвони мне
Я вешаю трубку, и тут появляются парамедики.
Позднее, после того как «скорая» приехала в больницу «Мерси», после того как Генри приняли, сделали ему интубацию, подключили к системе и он лежит на больничной койке, прикрепленный к датчикам, расслабленный и спящий, я поднимаю глаза, вижу высокого костлявого парня у двери палаты Генри и вспоминаю, что забыла позвонить Бену. Он входит в палату и встает по другую сторону койки. В комнате темно, и свет, падающий из коридора, очерчивает силуэт Бена, когда он наклоняет голову и говорит:
Прости. Мне очень жаль.
Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до руки Бена.
Все в порядке. С ним все хорошо. Правда.
Это полностью моя вина, качает головой Бен. Не нужно было делать этого для него.