Доплати и полетим по-человечески.
Будь человеком! взмолился младший лейтенант. Мне же теперь опять год на базе на Чукотке сидеть!
Вечером мы встретились со стюардессами, взяли такси и поехали в ресторан «Метрополь».
В ресторан пустили всех и младшего лейтенанта, и стюардесс кроме меня. В рубашке без пиджака в ресторан не пускали. Вышли из положения так: лейтенант и девушки прошли, потом одна из стюардесс вынесла мне китель лейтенанта. В кителе швейцар меня пропустил. И я появился в респектабельном ресторанном зале в кирзовых сапогах и в длинном, до колен, военном кителе с погонами (младший лейтенант был высоким парнем).
Сто рублей большие деньги, мы себе ни в чем не отказывали. Младший лейтенант не пропускал ни одного танца приглашал то одну стюардессу, то другую, а под конец плясал с обеими сразу.
Потом мы на такси повезли девушек домой. Жили они в Малаховке в общежитии. Лейтенант просил пустить нас переночевать, но получил твердый отказ: «Нельзя, вахтерша», и мы на том же такси поехали в Шереметьево.
Когда расплатились с таксистом, денег осталось девять рублей.
На следующий день с утра лейтенант побежал искать наших девушек. Вернулся поникший: выяснил, что наши стюардессы появятся только через три дня, у них отгулы.
Поехали опять к той артистке, попросил он.
Но тут к нам в номер вошла женщина средних лет в летной форме и спросила, мы ли вчера Зину и Фриду в ресторан водили?
Мы.
Пойдемте.
И она посадила нас в «Дуглас». Тогда пассажиров возили в основном на оставшихся после войны «Дугласах». Некоторые переоборудовали: поставили ряды кресел, а некоторые нет. Нам достался необорудованный: у стен откидные железные сидения, а багаж сложен посередине, в проходе. Пассажиры стали возмущаться и требовать, чтобы их пересадили на нормальный самолет, с креслами. А мы с младшим лейтенантом стали всех убеждать, что пока будут искать самолет и пересаживать, Воркута опять закроется и мы будем еще неделю здесь куковать! Мы понимали, что без билетов в другой самолет нас могут и не пустить.
Полетели, крикнул младший лейтенант летчику. Большинство за!
Самолет взлетел. Недовольные пассажиры стали на лейтенанта ворчать. Опять слово за слово, и он со всеми переругался.
Путь долгий. Полярники затеяли преферанс. Нужен был четвертый игрок.
Умеешь? спросил меня младший лейтенант.
Слабо.
Играй! Я буду помогать.
Играй сам.
Меня не возьмут. Они на меня злые.
Я сел четвертым. Полярники соображали с такой скоростью, что я не успевал подумать и ходил по подсказкам младшего лейтенанта. Младший лейтенант тоже не успевал подумать и, когда пульку расписали, оказалось, что мы проиграли двенадцать рублей.
У меня только девять. Я положил на чемодан, на котором играли, деньги. Остальное я вам, когда прилетим в Тикси отдам. Извините.
Да ладно
Спокойно! младший лейтенант открыл свой чемоданчик, достал бутылку «Столичной», которую, очевидно, вез друзьям, и сердито поставил перед игроками. Вот. Три рубля, двенадцать копеек (столько стоила тогда «Столичная»). Расчет! И уселся на место.
Да ладно
Спокойно! младший лейтенант открыл свой чемоданчик, достал бутылку «Столичной», которую, очевидно, вез друзьям, и сердито поставил перед игроками. Вот. Три рубля, двенадцать копеек (столько стоила тогда «Столичная»). Расчет! И уселся на место.
Идите разопьем! позвали полярники.
Не будем мы с вами пить, отказался младший лейтенант.
Чего так?
Мухлюете!
Чего?!!
Поймали новичков и раздели!
Скандал. Чуть до драки не дошло.
Первая посадка была в Воркуте. Нас, пассажиров, на старом автобусе подвезли к одноэтажному деревянному дому, который оказался столовой. На пластмассовых столиках черный хлеб, соль и горчица. Пассажиры выстроились в очередь на раздаче, а мы быстро намазали несколько кусков хлеба горчицей, посолили и, чтобы не позориться, вышли есть на крыльцо. Было холодно, дул пронизывающий резкий ветер, а я в одной рубашке. К нам подошла собака, остановилась, виляя хвостом. Я бросил и ей кусок хлеба. Собака понюхала, вилять хвостом перестала, с упреком посмотрела на нас и ушла.
Ночевать нас привезли в школу. Кроватей в школе не было, и все стали устраиваться спать за партами.
Пошли в город на танцы, позвал меня младший лейтенант.
Я отказался, до города пилить восемь километров. А лейтенант пошел и обратно явился только под утро.
На следующий день полетели дальше. Летели над тундрой: внизу бесконечная равнина ржавого цвета, а по ней раскиданы ярко-голубые сверкающие озерца. Другая планета! Я смотрел в иллюминатор, а младший лейтенант резался с полярниками в дурака на щелчки. Утром полярники забыли обиду и угостили нас крутыми яйцами и салом.
На Диксоне вылезли из самолета погода омерзительная: мокрый снег, ветер. А я уже в самолете замерз как цуцик сидишь на железной скамейке, а за спиной холодный железный борт.
Нас отвезли в двухэтажную щитовую гостиницу, одиноко торчащую на пустыре у аэропорта. Я сразу же лег на кровать и укутался одеялом.
Пошли на танцы, младший лейтенант опять за свое.
Какие тут, к черту, танцы?
Люди есть, значит, и танцы есть.
И ушел.
Между прочим. Лейтенант был прав. Когда я летом 46-го был в Сталинграде поехал с мамой на съемки фильма «Клятва», съемочная группа жила на пароходе: весь город лежал в руинах. А среди остовов домов сбитая из досок танцплощадка. И по вечерам там под баян танцевали военные с девушками. Есть люди есть и танцы.
Ночью я не спал, думал. Конецкий и Таланкин не знают, что я лечу, могут меня не дождаться, сесть на какой-нибудь корабль и уплыть. А я без денег, без документов Ближе к утру явился младший лейтенант. Подошел к моей койке, позвал шепотом:
Георгий, пошли в уборную! Поможешь!
У него удостоверение выпало в очко. Он зажигал спички. Удостоверение видно, сверху плавает, но глубоко рукой не достать. Надо, чтобы я подержал его за ноги. «Если я его не вытащу, мне светит трибунал!»
В сортире мы отодрали от очка доски, и лейтенант нырнул в яму. Первый раз он не рассчитал расстояние и окунулся с головой.
Заполярье, край земли, путь мужественных покорителей Арктики. Нансен, Беринг, Лаптев обрели здесь свою славу. А я чем занимаюсь? Стою в будке сортира и держу за ноги младшего лейтенанта, который копается в говне
Удостоверение выловили, младший лейтенант разделся догола, я поливал его из ведра холодной водой, а он тер себя своей майкой. Майку потом выкинули. Когда вернулись в комнату и легли, сосед заворочался и недовольно пробормотал:
Ну и напердели, дышать нечем.
Лейтенант встал, достал из своего чемоданчика флакон одеколона и вылил его на себя. Тут полярник от возмущения совсем проснулся:
Ты что делаешь?! Напердел так напердел, никаким одеколоном не перешибешь! Только зря израсходовал!
И тут снаружи раздался треск, крик, а потом истошный мат на всю тундру, кто-то пошел в сортир и провалился. Доски-то мы на место положили, но прибить их было нечем.
Между прочим. Чтобы понять, почему полярник так возмутился, когда лейтенант вылил одеколон, надо вспомнить ситуацию на Севере в те времена.
Квартальный план по спиртным напиткам там выполнялся за неделю. И почему-то поставляли напитки всегда так: есть водка нет пива, есть пиво нет водки. Такая сцена: Мурманск. Пивной ларек на набережной. За ларьком на рейде корабли. На кораблях флаги всех стран А к ларьку длинная очередь: завезли пиво. В очереди среди прочих два ллойдовских капитана. (Ллойдовский капитан морская элита. Он должен в совершенстве владеть английским и французским, знать лоции всех крупных портов мира и много чего другого) На капитанах фуражки, сшитые по заказу в Голландии, белоснежные сорочки, приобретенные в Англии. Костюмы сидят безупречно, пуговицы сверкают. Подходит их очередь. Капитаны берут две кружки пива, отходят в сторонку, достают из кармана два флакона тройного одеколона, отвинчивают колпачки, чокаются, одним глотком выпивают одеколон и запивают пивом.
А когда в единственный в Мурманске ресторан (он был в гостинице, где мы жили, когда снимали «Путь к причалу») привозили водку, очередь выстраивалась такая, что конца ей не было видно. Холодно, сумрачно, идет дождь со снегом, а очередь часами стоит и ждет.
Открывается дверь, два швейцара выносят пьяного клиента, аккуратно кладут на тротуар, потом выносят второго, кладут рядом. И объявляют:
Следующие двое заходи!
Тикси
Когда самолет сел в аэропорту Тикси, в окошко я увидел, что по полю бегут Конецкий и Таланкин с моей теплой курткой в руках.
Оказывается, они уже устроились на сухогрузе ледокольного типа «Леваневский» и оттуда по рации выяснили, что в Тикси летит дикий грузин: «Без багажа, в одной рубашке».
(До Тикси мы летели трое суток.)
Младшему лейтенанту мы дали денег, и он полетел дальше.
А я пошел на почту звонить в Москву. Тикси обычный северный поселок. Холодно, все в основном в телогрейках и ватных штанах. И вдруг вижу: по снегу навстречу вразвалку шагают три парня в зеленых и желтых пиджаках, в пестрых шелковых рубашках с попугаями и обезьянами, в модных узких брюках и мокасинах
«Индигирка» пришла из Индонезии, объяснил Конецкий. Ребята себя народу показывают.
На почте соединили с Москвой. Слышимость была плохая, мама кричала в трубку:
Мы ничего не можем понять! Мы получили телеграмму, что ты долетел, потом позвонила Катя, что вроде бы кто-то видел тебя в ресторане в военной форме, а сегодня Нина по секрету сказала Любе, что ты был у нее и занял деньги! Где ты, Гия? Скажи честно, что случилось?
«Господи, какая же я свинья!»
Моряки и полярники
На «Леваневском» нам выделили две каюты. В одной разместились мы с Конецким, в соседней Таланкин.
И «Леваневский» вышел в море.
Мы доставляли грузы полярникам на острова.
Острова в море Лаптевых все примерно одинаковые: сначала плоско ледяной припай, потом крутой обрыв метров шесть, потом опять плоско. Море Лаптевых мелкое, к островам корабль подойти не мог, поэтому груз краном укладывали на самоходную баржу и на барже шли до острова. Сгружали вручную. Но иногда и баржа не могла вплотную подойти к ледяному припаю, и приходилось спрыгивать с баржи и тащить тяжелые грузы по грудь в ледяной воде. Мы тоже работали на разгрузке, чтобы было чем занять время. Старались работать наравне со всеми. Поначалу матросы на нас косились они работали в общий котел и думали, что с нами придется делиться. Но, узнав, что мы работаем бесплатно, успокоились.
Арктика. Слева Виктор Конецкий, в центре с сигаретой я.
Разгрузка. Из путевых зарисовок.
Когда мы подходили к острову, первыми на берег прибегали собаки. Собаки нам радовались мы привозили им еду.