Два корабля на веслах выходили из Камбифьорда. Ветер усиливался, где-то над горами собирался снег.
Куда пойдем, конунг? окликнул Хьёрт Вершина, уже немолодой, опытный хирдман, в походах часто исполнявший должность кормчего и потому занимавший в дружине одно из самых почетных мест.
До той бури, которая загнала их сюда, оба корабля шли по ветру, не ставя перед собой никакой определенной цели. Собственно, все последние месяцы у Торварда конунга имелась только одна цель: держаться подальше от дома и от Фьялленланда вообще. Это было тем легче исполнить, что после битвы четырех конунгов в Аскефьорде он стал испытывать настоящее отвращение к жизни у родного очага, и его тянуло в море. На одном месте его томила тоска, мешавшая найти себе пристанище на зиму вдали от Аскефьорда, и он продолжал странствовать по воле ветров и волн, как настоящий «морской конунг». За несколько месяцев под грузом проклятия он сильно изменился: стал мрачен, вспыльчив, раздражителен и вообще неуживчив, так что даже собственная дружина выносила его с трудом. Это не считая диких приступов беспричинной ярости, уже не раз с ним случавшихся.
Понимая, что во время этих приступов он за себя не отвечает и может натворить дел, Торвард приказал приближенным и телохранителям удерживать его силой, если уж очень разойдется. Но в Камберге он впервые выплеснул свою ярость на женщину. На одну из тех, в ком жила часть души Великой Богини, именем и силой которой он был проклят. Ярость и жажда разрушения вскипели в нем при первом проблеске страха в широко раскрытых серых глазах под тонкими, красиво изогнутыми бровями, и белые зубы, по-детски видные среди приоткрытых ярких и манящих губ, чуть не лишили его остатков рассудка. Теперь Торвард испытывал мучительный стыд не перед оставшейся где-то позади Йорой, а перед собой и собственными людьми. Все силы его души и тела в последние полгода были сосредоточены на том, чтобы не давать проклятью власти над собой, но вчера он едва не уступил. Проклятье Эрхины лишило его силы, оставив только мощь, и в этом таилась ловушка. Голос Богини, указывающий всякому смертному правильный путь, больше не звучал в его душе, а кипящая в жилах мощь заставляла метаться, только увеличивая пропасть между Богиней и собой. Торвард смутно ощущал, что путь к примирению с нею лежит через женщин, но проклятье наложило запрет на любовь, заставило женщин отвечать ему страхом и ненавистью. Получался замкнутый круг: стремясь выбраться из ямы, Торвард своими усилиями только углублял ее и проваливался все глубже. И все это он понимал, что делало его существование еще более мучительным. Он был как тот сын древнего короля, превращенный в дракона, внушающего ужас и неприязнь всем, и в первую очередь себе. Но как выбраться из жуткой драконьей шкуры, Торвард не знал. Тот дракон просто жрал невест, которых ему находили, и Торвард, вспоминая свои вчерашние ощущения, понимал, что недалеко от него ушел. Не зная, как дать выход ненависти и отвращению к самому себе, он в бессильной злости вцепился зубами в собственную руку как волк, грызущий собственную лапу, пытается выгрызть из нее стрелу.
Сёльви метнул на него тревожный взгляд.
Если опять начну чудить сразу бейте по голове чем-нибудь тяжелым, бросил Торвард. Но не давайте мне так уродствовать. Кетиль, слышал? Особенно с женщинами. Иначе это никогда не пройдет.
Если опять начнется, попробуй представить, что перед тобой ну, кого из наших ты сейчас любишь? негромко посоветовал Сёльви, сам не уверенный, что это поможет.
Сэлу помолчав, тихо отозвался Торвард. Закрыв глаза, он с трудом пытался восстановить в памяти знакомое лицо, но видел какое-то расплывчатое пятно. Все, что было до проклятья, помнилось смутно, как давний сон. Он не потерял памяти о событиях своей прежней жизни, но забыл прежние чувства, помнил, что было, но не помнил как . С ней я никогда бы не смог так Но она любит меня Или раньше любила, пока я не стал таким уродом.
Когда перед тобой женщина, попытайся увидеть в ней Богиню, сказал Сёльви. Даже если она боится тебя не обращай внимания, это только на поверхности. В глубине ее души живет Богиня, попробуй обращаться к ней. А Богиня любит тебя, как и всех, потому что такова ее природа. Эрхина только разорвала ее связь с тобой. Но повлиять на саму Богиню ей не под силу.
Что бы я без тебя делал, проворчал Торвард. Ладно, хватит об этом. Пойдем по ветру! Он оставил весло ближайшему свободному хирдману и поднялся, оглядывая горизонт. Ставьте парус, ветер будет хороший.
Несколько человек принялись разворачивать и крепить парус довольно новый, взятый в качестве добычи с одного из больших кораблей Бергвида Черной Шкуры. На красном полотне были три широкие синие полосы сверху вниз, и Торварду нравилось это яркое пятно на серой глади моря. Любовь ко всему яркому, бросающемуся в глаза он сохранил и теперь. Торвард махнул рукой Халльмунду, наблюдавшему за его действиями с «Единорога», и там тоже стали подбирать весла.
Ветер южный! заметил Торберг Чайка. Это нас прямо к Винденэсу принесет.
И хорошо! отозвался Торвард. Все равно нам нужно к ближайшему торговому месту. Среди зимы торги только у конунгов на том берегу, или в Винденэсе, или у слэттов. Но слэтты далеко, а в Винденэсе будем завтра к полудню, если ветер не переменится. А то ведь на вас смотреть стыдно! Он окинул взглядом дружину, тесно сидящую на скамьях и даже на днище корабля, и усмехнулся. Так и хочется спросить, из-под какого камня вы выползли, тролли неумытые?
Зрелище и впрямь было примечательное: на него смотрели почти две сотни хмурых, закопченных лиц, многие со свежими ожогами, с опаленными бородами и бровями. Драные, заплатанные, засаленные плащи, накидки со свалявшимся мехом, полысевшие овчины были под стать облику погорельцев, и только дорогое оружие, перстни, гривны, браслеты и пояса с серебряными бляшками выглядели здесь совсем неуместно.
Из-под того же, что и ты, конунг! бросил в ответ Эйнар Дерзкий. Как говорил Торбранд конунг, по лошадке и уздечка!
Вам не помешает приодеться. А то мне стыдно ходить по морям с такой шайкой оборванцев. Люди подумают, что я вас набрал из беглых рабов и преступников вне закона.
Да мы все и есть вроде как вне закона! проворчал Ормкель. Его обычно красное лицо после пожара стало еще краснее, глаза опухли. Бродим, бродим по морям, нет бы сидеть в теплом доме и пить пиво!
А я никого не держу! резко ответил Торвард, и его темные глаза злобно сверкнули. Кто хочет, может убираться к троллям, турсам и морским великанам! Прямо сейчас!
Что ты, конунг! Ормкель снял чужую шапку и пригладил свои редкие сальные волосы. Уж если у тебя такая дорога, то к троллям, турсам и морским великанам мы пойдем вместе.
Так и не хнычь! Будет тебе пиво. В Винденэсе будет. До завтра дотерпишь?
Ага! ехидно подхватил Эйнар. Брага воронов [2] нам будет в Винденэсе! Ведь там сейчас гостит хозяин того дома! Он мотнул головой куда-то назад по ходу корабля. Ну, который сгорел.
А ты никак боишься? Торвард даже развеселился.
Попробовал бы кто другой сказать мне это! воскликнул Эйнар, дерзко глядя ему в глаза.
Тогда чего волнуешься? Встретим спросим, почему он так распустил своих рабов, что они не умеют встречать знатных гостей. А будет возмущаться, я еще с него стребую наши убытки!
Было тепло и ветрено, временами шел мокрый снег, или дождь, или то и другое сразу. К Винденэсу подходили, подняв по белому щиту на верхушки мачт в знак своих мирных намерений. Такие большие боевые корабли, полные вооруженных людей, даже в крупных поселениях вызывали переполох, а «Ушастый» Торварда Рваной Щеки уже приобрел в Морском Пути довольно грозную известность.
За последние лет сто Винденэс разросся: вокруг усадьбы квартингских конунгов образовалось целое поселение, размерами уступавшее только Эльвенэсу, столице Слэттенланда. На Ветровой мыс шли торговые корабли со всей северной и западной части Морского Пути: от хэдмаров, вандров, фьяллей, западных квиттов и раудов, граннов, тиммеров. Сюда часто заходили говорлинские купцы, изредка бывали гости с острова Придайни. Улады и эринны сами не ходили по морям, но желающие торговать с ними тоже, как правило, отправлялись из Винденэса. Здесь находился один из двух в Морском Пути постоянно действующих торгов, а сейчас, когда еще не отошли празднества Середины Зимы, народу здесь собралось достаточно.
Все забито! сказал с носа Эйнар, оглядывая дымовые столбы над длинными крышами гостиных дворов.
Ничего, мы себе место найдем! пробурчал Ормкель. Даже если кого-нибудь придется бросить в море.
Уж здесь-то нас не подожгут! засмеялся Гудбранд по прозвищу Тыща Троллей. Тогда весь Винденэс сгорит!
Пусть Рамвальд конунг заботится, куда нас поместить! Торвард махнул рукой. Если я прихожу сюда не воевать, значит, я у него в гостях.
Пусть Рамвальд конунг заботится, куда нас поместить! Торвард махнул рукой. Если я прихожу сюда не воевать, значит, я у него в гостях.
А ты пришел не воевать? на всякий случай уточнил Эйнар.
Пока нет. А там как придется, беззаботно ответил Торвард. Сегодня он был спокоен и даже насмешлив. Эти кварги, я смотрю, такой горячий народ!
Куда уж горячее! Хирдманы на ближайших скамьях засмеялись, почесывая обожженные бороды.
А что мы ему подарим? В гости вроде как с подарками ходят, напомнил Асбьёрн Поединщик.
Да хотя бы ту серебряную лоханку! Стюр! Куда ты дел серебро из последнего?
У тебя в шатре, в сером мешке! Стюр Малиновка кивнул на палатку на корме, покрытую тюленьими шкурами. Если ты блюдо с лебедями имеешь в виду, то его и конунгу не стыдно подарить. В нем веса две марки будет.
Как сойдем на берег, возьми его и еще посмотри, что похуже, на обмен, велел Торвард. Мне ведь теперь надо одеть и обуть всю вашу ораву.
По волосам и гребень! поддел его Эйнар.
Торвард окинул его небрежно-любопытным взглядом, точно впервые увидел это чудо острословия. И под этим взглядом Эйнару вдруг стало так нехорошо, что он прикусил язык и чуть ли не впервые в жизни дал себе мудрое обещание впредь выбирать слова.
Я, веско сказал Торвард, останусь конунгом и в одежде конунга, и в одежде раба, и вовсе без одежды. А вот являться с таким сбродом, как вы, к Рамвальду конунгу и правда стыдно. Поэтому, когда сойдем на берег, всем достать и нацепить у кого что есть ожерелья, серьги, перстни, браслеты. Хоть кольцо в нос вставь, Эйе, но чтобы ни одна собака не подумала, что ты вырядился в эти обноски по бедности и неудачливости своего вождя.
Два корабля медленно шли на веслах вдоль длинного мыса, выбирая себе место для причаливания. С берега их заметили обитатели торговых городов приучены к осторожности. Что корабли не купеческие, а боевые, было видно и по их облику, и по большому числу людей на борту, а белые щиты ведь могут быть просто уловкой.