Давно уже я спрашиваю себя кем бы ты стал без меня Ты бы сейчас был просто мешком с костями, можешь не сомневаться!
Возможно, произнесет не спеша Эстрагон. Мне помнятся карты Святой Земли. Цветные. Очень красивые. Мёртвое море было бледно-голубым. Лишь только взглянув на него, я чувствовал жажду. Я говорил себе: «Мы поедем туда на наш медовый месяц. Мы будем плавать. Мы будем счастливы».
Тебе надо было стать поэтом, это Диди.
Я им был, (Гого (Эстрагон) показывает на свои лохмотья). Разве не видно?..
В театре Ермоловой во время спектакля, который я раз двадцать смотрела, не меньше, зрители толпами поднимались и покидали зал, громко хлопая дверьми.
Буфетчицы жаловались Олегу:
Что вы там показываете? Они уходят до антракта, не покушав. Кто такой Беккет? Публика спрашивает у нас, а мы не знаем!
В «Гамлете» он сыграл тень отца Гамлета. В фильме «Смиренное кладбище» исполнил роль могильщика. В областном ТЮЗе играл пьяницу в пьесе Горького «На дне». Он звал меня «светом своих очей», писал мне письма и сочинял стихи.
Я вытащила из кармана кошелек. Тот был пуст, как башмак Эстрагона.
Мы их потеряли? спрашивает Диди.
Мы их разбазарили, отвечает Гого.
А ты просто так возьми, сказал мне Диди. Заглянешь, вроде по делу, а там, в углу, слева, коробки, только что привезли и поставили, я видел.
Не будем тратить время на пустые разговоры, всплыл в моей памяти скорбный беккетовский монолог. Сделаем что-нибудь, раз представляется случай. Не каждый день мы бываем нужны кому-то. Конечно, призыв, что мы услышали, адресован не нам, а всему человечеству. Но в этот момент и на этом месте человечество это мы, нравится нам или нет. Воспользуемся, пока не стало слишком поздно. Достойно представим те отбросы общества, с которыми сравняла нас беда.
Я открыла дверь и вошла в аптеку. В окошке за стеклом сидел рыжий провизор и смотрел на меня: чего, мол, надо? Не узнал, уже хорошо. А кто будет читать извинения, тем более без портрета? Я так волновалась, что названия лекарств повылетели у меня из башки. Спокойствие. Где наша ни пропадала? Везде пропадала! как говорит старик-отец.
Мне, пожалуйста, панангин, твердо говорю, пытаясь унять дрожь в коленках, анальгин, аспирин, санорин, валерианку, пустырник, валокордин, валидол, фитолакс Долголет, нестарин и чуть не выпалила я напоследок геронтодог.
Последнее время я часто беру эту троицу: долголет учителю, нестарин себе и геронтодог сеттеру Лакки. Главное, не перепутать кому что!
Аптекарь пошел шарить по ящичкам. И тут возник образ неких вихревых сил, меня словно подхватило восходящим потоком в конце концов, общая картина уже нарисована в пространстве и во времени, мы видим только малую ее часть, и выбора нет, есть только уникальная возможность! Сама не помню, как я оказалась в углу около пирамиды коробок. Верхняя была приоткрыта, я сунула туда руку, схватила три пузыря и выскочила на улицу.
Какое же требуется от человека терпение и мужество иметь дело с мистерией в мельчайших ее проявлениях, искать совершенство в любых ее элементах, когда всё только и пытается тебя поймать в ловушку, пленить, лишить способности внять высшему зову!
Из куста отцветшей персидской сирени махали мне Диди и Гого, я, пробегая, сунула им фанфурики и бросилась через дорогу. На крыльцо выскочил провизор, полы его белого халата развевались на ветру:
Держи воровку! Она украла лекарства! кричал он. Б!!!
Я неслась в темноту, сквозь какие-то заросли и бурелом, по бульвару, от дерева к дереву, я, кстати, довольно быстро бегаю для своих лет, в ушах у меня ревели тибетские снежные львы, пели трубы, гремели барабаны. Аптекарь, видимо, не рискнул бросить без присмотра свой магазинчик. С галопа я перешла на рысь, потом на шаг, сердце мое бешено стучало, я шла и шла, без цели, без смысла, пока ноги сами не принесли меня к Учителю. Как я очутилась в его дворе, не помню ни метро, ни трамвая, ни перекрестка, ни детской библиотеки, где мы с ним не раз выступали. Сколько же времени прошло с нашего последнего разговора? Он мне рассказывал тогда, что его жена Лидочка уехала в Израиль навестить брата, а дочка в командировке.
И вы ночуете один? спросила я обеспокоенно.
Ну, это я пока еще умею, ответил он.
На мой звонок вышла незнакомая женщина и оглядела меня с головы до ног. Всклокоченное существо предстало перед нею, рваные штаны, грязные ботинки. Она провела меня на кухню и налила стаканчик кагора. Это была истинная сестра милосердия.
Ну, это я пока еще умею, ответил он.
На мой звонок вышла незнакомая женщина и оглядела меня с головы до ног. Всклокоченное существо предстало перед нею, рваные штаны, грязные ботинки. Она провела меня на кухню и налила стаканчик кагора. Это была истинная сестра милосердия.
Учитель сидел в кресле, излучая сияние во всех направлениях. Голова чуть наклонена, на устах улыбка, взгляд скользил над моей головой, как будто вверху ему явлено было что-то незримое, чего не видят окружающие. Я взяла его за руку, стала что-то объяснять, изливать обиды, которые накопились в моем сердце за эти луны, я читала ему его стихи, говорила: «Так скучаю по вас! Я скучаю по вас!» А он глядел на меня откуда-то издалёка-далека, не человек а мировой космос.
Я шла к метро, в спину светила мне звезда, я прямо затылком чувствовала ее далекий тусклый свет. И тут что-то случилось, чего я не понимаю даже сейчас Вдруг звездный луч пронзил меня насквозь, небеса разверзлись и глас Годо раздался с вышины:
Так это ты украла две бутылки?
Нет, сэр, я украла пять, призналась я как на духу.
Фанфурики не считаю, они для спасения ближнего произнес Он и торжественно добавил: Я прощаю тебе, Москвина, эти две бутылки!
Боже милостивый! Все рассеялось, исчезло как наваждение, как сон и мираж, будто снесло порывом ноябрьского ветра. Стало тихо, деревья склонились надо мной, выстилая тени перед ногами. И вдруг пошел снег, первый снег в этом году. Дорога стала белой и чистой, как писчая бумага. Я оглянулась посмотреть на свои следы.
Но их не было, вокруг лежал только ослепительно белый снег.
Примечания
1
Так проходит слава мира (лат.).