Я закрыл погреб в тот момент, когда она говорила мне, что случится с моими внуками. Я запер погреб и сунул ключ в карман. Потом вернулся в гостиную. Налил полстакана виски, выпил и задумался.
Сперва я решил, что парень, который прятался в ее спальне, был незнаком мне, то есть он не был тем, кого я знал как Г ранта, потому что иначе Карлетта не стала бы говорить мне о нем. А если это так, то Грант еще не знает, что я повидал Карлетту, потому что ему неизвестно, что у меня есть ее адрес, и потому он верит, что вечером я пойду к Херрику. Но Грант думает, что он знает, что я буду делать вечером. Он думает так потому, что сам вбил мне в голову идею. И у него есть причина так думать, потому что это был его собственный план. И мне известно, о чем он думает.
Я выпил еще и пошел в ванную. Когда я посмотрел на себя в зеркало, я чуть не испугался, потому что моя рожа выглядела как территория, оккупированная Гитлером. Нос и щека были порезаны, а глаз опух так, будто по нему стукнул Джо Луис. Я обтерся мокрым полотенцем, потом схватил шляпу и пальто, захлопнул за собой дверь квартиры и ушел.
Внизу я нашел привратника. Этот парень показался мне умным, потому что он оглядел мою физиономию, но и глазом не моргнул. Я достал пятифунтовую бумажку.
В квартире мисс Лариат произошла небольшая неприятность, сказал я. Я ее брат, и у меня случилось недоразумение с парнем, который у нее был. Возможно, вы помните его.
Он сказал, что помнит.
Ну, этот парень не джентльмен, продолжал я. Он увивается за моей сестрой, а ей это не нравится. Когда я ему сказал это, он ударил меня китайской вазой. Видите, что он со мной сотворил?
Он сказал, что видит.
Так что, закончил я, если этот парень придет сюда снова, а я думаю, что он придет, вы должны ему сказать, что мисс Лариат уехала и что она не хочет его видеть. Не позволяйте ему болтаться тут.
Он сказал, что надеется, что мисс Лариат сама подтвердит ему это.
Конечно, подтвердит, согласился я. Но она не хочет, чтобы до вечера ее беспокоили. Она легла отдохнуть. Ее расстроили эти неприятности.
Я сунул ему пятифунтовик, и он сказал, что все хорошо понимает и что, если мистер Криш появится здесь, он присмотрит, чтобы тот не смог попасть в ее квартиру.
Вот это прекрасно, сказал я. А когда этот парень будет уезжать на такси, вы должны подслушать адрес, который он назовет шоферу. Тогда получите еще пятифунтовик.
Он радостно согласился.
Я свернул за угол, уселся в такси и поехал на Джермин-стрит. Взглянув на часы, я увидел, что сейчас всего семь часов.
Возможно, день прошел не так уж плохо.
В половине восьмого я пришел в Скотленд-Ярд. В это время была объявлена воздушная тревога, но никто, кажется, не обращал на нее внимания. Когда я ехал туда на такси, я видел места, над которыми поработали ребята Гитлера. Но лондонцы держались на высоте, и я понял, что у немецких ублюдков с Англией ничего не выйдет.
Херрик встретил меня хорошо. Он долго разглядывал мою рожу, и я видел, что она его здорово удивляет. Я сказал ему, что выпал на ходу из автобуса, и надеялся, что он поверил в это. Мы обсудили наши дела. Херрик вообще никуда не выезжал. Он все время был на месте и ждал меня.
Я еще раз убедился, что в Ярде парни знают свое дело. Оказалось, что им известно, что Уайтекер прибыл в Англию, и они знали, что я приплыл на «Флориде». Карлетта была у них на примете, а Мандерс являлся одним из людей гестапо, и они собирались его взять.
Я спросил у Херрика, догадывается ли он, кто такой Грант, и он повел меня в отдел, где хранились фото всяких жуликов, но фото Гранта я там не нашел. Во всяком случае, я не был убежден, что этот парень англичанин. Я полагал, что эта птица лишь хорошо говорит по-английски.
Я не сказал Херрику ни слова о Карлетте и о наших с ней делах. Я не сказал о ней ни слова, потому что у меня была парочка идей, о которых я вам расскажу позже. Но о Мандерсе я ему рассказал. О том, как я вернулся в Саутгемптон и боролся с ним на краю пирса и как он упал в воду и больше не вынырнул. Херрик как-то странно посмотрел на меня и сказал, что это к лучшему, поскольку это избавляет их от лишних хлопот.
Потом он позвал меня к заместителю комиссара, который оказался прекрасным парнем, что свидетельствует о том, что в Англии копы всегда милые люди и вы зря прожили жизнь, если не встречались с ними. Заместитель комиссара его фамилия Стривенс сказал, что уже связался с Федеральным управлением в Вашингтоне по поводу Уайтекера и что в настоящий момент их интересуют два вопроса. Прежде всего они хотят выяснить, почему Уайтекер уехал в Англию, а во-вторых, как ему удалось попасть в Англию без их ведома. Он спросил, есть ли у меня какие-нибудь идеи на этот счет.
Я сказал, что идей у меня достаточно. Что, по моему мнению, этот Уайтекер чем-то сильно напуган и решил, что Америка для него не слишком безопасное место. Уайтекер знал, что в Штатах слишком много немецких агентов, о чем известно всем. Эти ребята понимают, что раз уж Англия стала драться с Гитлером, то она целиком зависит от американского вооружения и снаряжения. Немцы считают, что войну они могут выиграть, если помешают выпуску этой продукции. Я сказал Стривенсу, что все это дело рук вонючек из иностранного отдела гестапо и оно представляется мне следующим образом.
Есть этот Уайтекер. Он такой тип, о котором никто ничего не знает, кроме того, что он давно работает в области самолетостроения. Он изобрел новый пикирующий бомбардировщик, и федеральное правительство решило купить его. Должно быть, деньги не слишком интересовали его, иначе он должен был чертовски хорошо знать, что правительство США заплатит ему за патент намного больше, чем смогут заплатить немцы.
С другой стороны, известно, что этот парень был помолвлен с одной дамой из Канзаса. Он собирался жениться на ней. Когда меня послали в Канзас, я попытался найти эту бабенку, но не смог. Она скрылась, и никто не знал куда. По какой-то причине парень решил жениться на другой даме. Эта другая дама работает в иностранном отделе гестапо и хочет стянуть чертежи нового самолета.
Возможно, Уайтекер пронюхал что-то и решил удрать, потому что боялся, что эти люди доберутся до него. Поэтому он приехал в Англию.
Теперь, ребята, вы знаете, что именно я скрыл от Стривенса и Херрика, и, возможно, удивляетесь, почему, но если вы минуточку подождете, я раскрою вам, что у меня на уме.
Стривенс сказал, что я, наверное, прав и что если Уайтекер приехал в эту страну, то он не сможет долго прятаться, потому что вам известно, что такое национальный розыск в Британии и что все вокруг имеют личные карточки. Что вы не получите ни грамма пищи, если вы не зарегистрированы, и что если даже Уайтекер остановился в отеле, они узнают об этом, и что, поскольку он американец и приехал из дружественной страны, полиция все равно захочет познакомиться с ним.
Поэтому он сказал, что считает, что Уайтекер проник в Англию под чужим именем и с паспортом, который он каким-то образом ухитрился достать, но это их не очень беспокоит, потому что они приблизительно знают дату, когда он мог прибыть сюда, и Херрик проверяет всех прибывших из Штатов и они уверены, что все выяснится меньше чем за неделю.
Он сказал, что если я буду сотрудничать с Херриком и с ним, то, несомненно, Херрик найдет этого парня, а я смогу выяснить, кто был замешан в этом деле.
Потом Херрик сказал, что дело не совсем так. Он рассказал заместителю комиссара о Мандерсе, радисте с «Флориды», и как этот парень прислал ему липовую радиограмму. Херрик сказал, что те хотели задержать меня на время вне Лондона, а это похоже на то, что они надеются очень скоро уладить дело с Уайтекером, и не хотят, чтобы я им мешал.
Тогда Стривенс заметил, что если это так, то есть веская причина, по которой мы должны ускорить поиски и найти Уайтекера, пока эти крысы до него не добрались.
Потом мы вернулись в кабинет Херрика. Там мы поговорили еще немного, и он сказал, что подключит к работе людей из Специального отдела Ярда и Министерства внутренних дел и что он уверен, что новости появятся буквально через несколько дней.
Я заметил, что меня все это очень устраивает и что я вернусь в свой номер, распакую вещи, немного выпью и потом снова свяжусь с ним.
Я простился с ним и вернулся на Джермин-стрит. Там я открыл бутылку виски, выпил немного и погрузился в размышления. Возможно, вы, ребята, удивитесь, почему я не открыл все Херрику и заместителю комиссара. Так вот. Тут есть причина.
Я уверен, что, если бы рассказал Херрику о Карлетте, он взял бы ее, а мне этого не хотелось. Кроме того, узнав об адресе, который мне дал липовый Грант, он занялся бы им. Я уверен, что он не позволил бы мне заняться тем, что я задумал, потому что считал бы, что игра не стоит свеч.
Поэтому у меня были свои соображения по этому делу. Я уверен, что ребята из иностранного отдела гестапо знают, что Уайтекер изобрел новый пикирующий бомбардировщик, и попытаются стянуть синьки. Я убежден, что они готовы заплатить за них. Поэтому в игру ввели Карлетту. Карлетта знает Уайтекера и каким-то образом уговорила его удрать в Англию.
Так или иначе, они готовы сделать свою работу и знают, что я прибыл сюда, чтобы им помешать.
И они уже успели доставить мне неприятности. Кар-летта приплыла на одном корабле со мной, а Мандерс, очевидно человек гестапо, работал радистом на «Флориде». Они считают, что вывели меня из игры до того, как я повидался с Херриком, поскольку мои документы, в том числе личная карточка агента ФБР, были у них на руках: И я знаю, зачем они им понадобились. Мандерс и Карлетта считали, что, пока мне без документов удастся связаться с Херриком, они сделают свою работу.
Вот так-то, ребята.
Без четверти девять я прервал свои глубокие размышления, снял трубку и позвонил в справочную. На это ушло много времени, потому что начался налет, загрохотали скорострельные пушки, а где-то поблизости начали сбрасывать бомбы.
Когда я дозвонился до справочной, то извинился, что беспокою их, но объяснил, что незнаком со страной и мне очень нужно узнать номер телефона Лаурел Лаун в Весп-оф-Хилл, Хэмпстед. Я сказал, что потерял номер, но мне нужно срочно позвонить туда.
После долгой паузы мне ответили, что не могут сообщить номер телефона, потому что адресная служба не работает.
Я спустился вниз и заказал бутерброды и кофе. После этого я был готов к действиям. Я открыл свои чемоданы и извлек маленький пистолет 25-го калибра, который всегда таскаю с собой. Этот пистолет ловко пристроен на веревке в правом рукаве моего пальто. Стоит мне прислониться к чему-нибудь, как пистолет начинает скользить прямо в ладонь.