До утра я извела себя. Потому просто заставила себя заниматься обычными делами: иду в душ, чищу зубы, готовлю завтрак, ем, жду. Один разок звоню, не набираю номер повторно, в этом нет смысла. Жду. Не психую, не паникую, не строю планов совместного будущего и не представляю себе, буду ли скучать, если никогда больше о нем не услышу. Перезваниваю Наташке и заявляю, что уже почти поправилась. С радостью выслушиваю все институтские новости. Жду. Жду. Жду. С каким-то отстраненным равнодушием, словно всю жизнь тренировалась только ждать.
Телефон зазвонил уже в конце второго дня, который был назначен последним моего заключения. Я подскочила на месте, а уж увидев имя на дисплее, вообще дышать перестала.
Сергей Андреевич? выдавила с трудом.
Я, ага.
Я медленно, чтобы было не слишком заметно, выдохнула. Живой и ладно. Все, теперь могу сразу перестать переживать! Еще чего не хватало изводиться из-за какого-то преступника местного масштаба.
Юль, сто тридцать два пропущенных. Я начинаю подозревать тебя в легкой симпатии.
Не может быть столько! Я звонила пару раз! возмутилась почти искренне. Это ж надо такие вещи считать и еще внимание на них акцентировать.
Ну да, его голос был привычно весел, но звучал как-то глухо. А зачем звонила-то? Это хоть придумала?
Надо признать, что я даже не подозревала, в каком напряжении все это время находилась. И оно схлынуло резко, волной, закружив голову. Нет, все-таки даже к облегчению надо подготовиться, особенно к такому. И все мои метания стали выглядеть смешными я так и осталась наивной девчонкой, накручивающей себя по пустякам. Зато взметнувшееся настроение прибавило энергии и заставило говорить о чем угодно, даже шутить:
Да! Не знала, где у вас пылесос. Хотела порядок навести.
А-а он будто задумался. Слушай, не помню.
Так я уже нашла.
Ясно. То есть остальные сто тридцать раз звонила, чтобы признаться, как сильно соскучилась?
Совсем нет, мне стало даже немного обидно. Ведь это обидно когда высмеивают твои чувства, пусть даже наивные и неоправданные.
А я соскучился, сказал он совсем тихо. И все это время что-то хотел сказать
И странный его голос заставил меня тоже сбавить тон:
Тогда приезжайте и скажите.
Вряд ли смогу объяснить. Это почти невозможно объяснить так, чтобы ты правильно поняла. Я вот уже два дня то сплю, то выдумываю подходящие слова. Например, с твоей стороны начало наших отношений было уродливым. С моей ты же это понимаешь? с моей и не могло быть по-другому. Столько лет не иметь рядом вообще никого близкого, а потом выбрать тебя и сразу впустить под шкуру. Это не любовь даже, Юль, это болезненная зависимость от единственного человека, который за столько лет единственный оказался внутри. Более того, я даже понимаю, что ответь ты мне взаимностью это было бы нездорово. Из нас двоих психопат только я. Разве я смог бы тебе это объяснить так, чтобы ты поняла правильно?
В груди больно сдавило.
Тогда приезжайте и ничего не говорите.
Не могу пока. Звоню, чтобы сказать в городе девственно чисто. В смысле, никто и глазом не посмеет моргнуть в твою сторону. Ты можешь вернуться домой. Или останься у меня я не выгоняю.
И вдруг мне показалось, что это тот самый момент, когда сарказм неуместен надо просто сказать то, что хочешь сказать, какой бы отваги это ни потребовало:
Я могу приехать к вам. Ну, если вы действительно соскучились.
Он ответил после двухсекундной паузы:
Нет, не надо. Я пока совсем лежачий. А крутой мачо обязан быть стоячим перед своей женщиной. Я же крутой мачо, правда?
А я ваша женщина?
По-моему, это единственный вопрос, на который я не смогу ответить вместо тебя, Юль. Мне кажется, что я со своей стороны все нужное сказал. Потом скажешь и ты, если захочешь.
Я плюнула на последнюю границу и назвала его на ты:
А будь я твоей женщиной, то как думаешь, я была бы обязана быть рядом? Хотя бы просто посмотреть что ты там лежишь целиком и действительно выздоравливаешь, а не говоришь со мной из последних сил, после чего начнешь писать завещание.
Нет, не обязана. Добрый доктор Айболит у нас оптимист он говорит, что завещание таким почерком не пишут, ибо хрен разберешь. Так что мне проще поправиться, чем я и занимаюсь. Хватит переживать. Хотя меня распирает от самодовольства, что ты переживаешь. Кстати, а вот и он. Опять будет орать, чтобы подавали ему нормальную операционную. Избалованные у нас врачи, ты не находишь?
А я ваша женщина?
По-моему, это единственный вопрос, на который я не смогу ответить вместо тебя, Юль. Мне кажется, что я со своей стороны все нужное сказал. Потом скажешь и ты, если захочешь.
Я плюнула на последнюю границу и назвала его на ты:
А будь я твоей женщиной, то как думаешь, я была бы обязана быть рядом? Хотя бы просто посмотреть что ты там лежишь целиком и действительно выздоравливаешь, а не говоришь со мной из последних сил, после чего начнешь писать завещание.
Нет, не обязана. Добрый доктор Айболит у нас оптимист он говорит, что завещание таким почерком не пишут, ибо хрен разберешь. Так что мне проще поправиться, чем я и занимаюсь. Хватит переживать. Хотя меня распирает от самодовольства, что ты переживаешь. Кстати, а вот и он. Опять будет орать, чтобы подавали ему нормальную операционную. Избалованные у нас врачи, ты не находишь?
Сереж, я хочу приехать. Где ты? меня снова захлестнуло волнением.
Спи спокойно, хорошая моя, я позвоню завтра.
Следующие несколько минут были наполнены одним тошнотворным «Аппарат абонента выключен или»
Интересно, вот это сосущее чувство тревоги это влюбленность? Если да, то я совершенно больная. Конкретно кукушкой поехавшая Юлька, Юль Санна, спасительница идиотов, дура дурная, заложница своей болезни, женщина мафиозника.
Глава 23
В семь утра я уже была в своей квартирке. Осмотрелась все в порядке, только вещи мною же разбросаны при спешных сборах. Переоделась, привела себя в порядок и отправилась на учебу. Наташка даже зачем-то обняла, будто бы всерьез сомневалась до сих пор, что увидит меня живой и невредимой. Мы с ней многозначительно переглянулись, но, к счастью, в присутствии Маринки допросы мне устраивать было невозможно. И я тому очень радовалась, потому что вообще не хотела отвечать.
Пыталась сосредоточиться на чем угодно: на подробном рассказе Маринке о новой машине ее отца, на глупых шутках Петьки, который всегда незримо присутствовал в нашем коллективе, на усложнении правил оформления курсовых и понимала, что вся моя сосредоточенность шита белыми нитками. У меня действительно нездоровая фантазия, поскольку я сходу смогла придумать примерно пару сотен вариантов, в которых говорить по телефону можно, но притом ничего хорошего не происходит. А еще мне казалось, что он не стал бы рассыпаться в признаниях, если бы ситуация самим им воспринималась легко ведь есть такие события, после которых хочется признаваться, расставлять все точки над «i» и не бояться при том выглядеть смешным. Эти события никогда не бывают радостными.
Озарило меня на последней паре да так явственно, что я вздрогнула. Очевидно же, почему мне раньше в голову не пришло? Я подняла руку, дождалась внимания преподавателя:
Жанна Васильевна, можно уйти пораньше? У меня талон к врачу!
Женщина просто махнула рукой, разрешая. Не ее дело, как я потом буду типовые работы сдавать.
Я пересчитала всю наличку, постонала для приличия пусть деньги знают, что мне жаль с ними расставаться, и поймала такси. Адрес назвать не смогла, я вообще не была уверена, что отыщу по памяти загородный дом, водитель ворчал, но без огонька и настоящего раздражения.
Вроде бы туда я уже и саму себя раздражала неопределенностью. А потом, разглядев знакомую местность, закричала радостно: Точно, точно туда!
Машину до самого дома гнать не стала, вышла заранее, осмотрелась, затем уверенно зашагала по левой развилке, припоминая, что дом Сергея Андреевича находится на отшибе, собственно, именно поэтому я и смогла его отыскать в рядах многочисленных зданий я бы точно запуталась, а здесь очевидно: шагай себе в глухие дебри, клад где-то там.
Убедилась, что не ошиблась с направлением, когда разглядела дом вроде бы тот, но окончательным подтверждением служили несколько припаркованных машин и тишина. Если люди в таком количестве собираются где-то загородом, то это всегда сопровождается пьяным весельем, а не тишиной. Он здесь не один, полно охраны или помощников. Уже ощущая меньше уверенности, я толкнула ворота. И навстречу мне сразу вышел совсем молодой парень: симпатичный, улыбающийся, возрастом едва старше меня самой.
Эй, цыпа, куда идем? Заблудилась? он спросил доброжелательно.
Надо же, я переживала, что не смогу отыскать дом. И совсем не подумала о том, как буду объясняться с охраной.
Я Юля, сказала, тоже выдавив улыбку.
Я Юля, сказала, тоже выдавив улыбку.
Прикольно. А я Вадик, паренек улыбнулся еще шире.
Так глупо я себя еще не чувствовала. Что я этому Вадику должна сказать? Я любовница твоего шефа, сгинь с моего пути, раз я столько денег на такси ухряпала? Или представиться «Юль-Санной», как Мишань произносит, и тогда у парня включится какой-нибудь определительный радар? Кстати говоря, в кои-то веки я была бы рада увидеть Мишаню, но его не было. Его, возможно, вообще здесь в этот момент нет.
Я к Сергею Андреевичу, начала я с другой стороны. Скажи ему, пожалуйста, что пришла Юля.
Вадик вмиг нахмурился: то ли что-то в уме сопоставлял, то ли напрягся, откуда приблудшая из леса девица знает имя начальничка. Он коротко свистнул, из дома вышли еще мужчины тоже мне незнакомые и тоже осматривающие меня с ног до головы с недоверием, но уже вопросы не задающие. Вадик сам пошел внутрь, оставив меня под этими некомфортными взглядами. Я не испытывала страха сложно себе представить, чтобы они так и не разобрались и бросились меня убивать и насиловать, в любой очередности. Как-нибудь я все равно смогу объяснить, кто я такая, или появится спасительный Мишань, или еще что-нибудь произойдет. В самом худшем случае меня не пустят, но вряд ли сделают что-то плохое. Потому боязни не было, но ощущалось какое-то раздражение от нелепости своего положения.
Вадик появился через несколько минут и махнул головой:
Заходи. Второй этаж.
Грозного вида мужики расступились, а я поспешила.
Уже на первом этаже тяжело пахло лекарствами. Нужную дверь я отыскала сразу она была приоткрыта. Вошла внутрь и замерла в проходе, не веря тому, что наконец-то добралась до цели. Сергей Андреевич сидел на кровати, под спиной подушки, ноги укрыты одеялом. Рядом с кроватью капельница, уже пустая. Он сильно осунулся, под глазами черные круги но ничего такого, чего я не могла бы предположить. Иногда даже после тяжелого гриппа люди выглядят хуже.