И еще, царь даже наклонился вперед, словно боялся, что их кто-нибудь услышит, хотя никого не было рядом почти на пятьдесят шагов, чтобы гарнизонам в отдаленных областях лучше думалось, ведь скоро до всех дойдет весть о моем появлении, я решил провести демонстрацию силы и отправить флот из десяти триер прямо в Спарту.
А это возможно? удивился и даже слегка обиделся на себя наварх, которому такая идея не пришла в голову. Разве Эврот судоходен для триер?
Вполне, огорошил его царь, по моему приказу были сделаны тайные замеры. До Спарты триеры смогут подняться совершенно свободно. Ближе к Пеллане русло становится чуть уже, а течение быстрее. Но и там глубины позволят подойти к самому берегу даже такому кораблю.
Отчего же мы сразу не напали на столицу? еще больше удивился наварх. Ведь даже сорок кораблей это большая сила.
Мне нужен не просто главный город, отмахнулся Леонид, мне нужен весь Лакедемон, поэтому прежде нам нужна победа на суше. А поход наших триер лишь демонстрация силы тем, кто еще колеблется, не зная, чью сторону принять.
Это снова будет ночной поход?
Нет, даже рассмеялся Леонид, как раз напротив. Наши корабли пойдут днем, мимо всех портов, что попадутся на пути. Они пройдут на глазах гарнизонов в Зараксе и Эпидавр-Лимерах, обогнут мыс и минуют Асопос на другой стороне полуострова. Зайдут в устье Эврота с моря. Их увидят из Гитейона. Возможно, часть сил даже атакует Гелос, стоящий у входа в устье, если гарнизон откажется перейти на нашу сторону. Тогда он увязнет в сражении и не сможет помочь Спарте. А остальные корабли пойдут вверх до Амикл и далее в Спарту, поддержав наше наступление. В том случае, если битва у столицы затянется, это будет настоящий удар в тыл нашим противникам.
Увидев, как загорелись глаза наварха, царь помолчал некоторое время и добавил:
Но командовать этим походом будешь не ты, Гисандр. Ты нужен мне здесь.
Услышав о новой военно-морской операции, в которой ему на этот раз не придется принять участие, Гисандр немного опешил. Он уже видел, как врывается под огнем своих баллист в самое сердце Лакедемона, круша армию эфоров. Но наварх в его душе опять спорил с полемархом, которого тянуло побыстрее освободить Пеллану, даже больше, чем Спарту.
Для тебя у меня будет иное задание, заявил царь.
Какое? не выдержал Гисандр.
Всему свое время, туманно намекнул Леонид, сначала возьмем Селласии, а потом ты все узнаешь.
Вы уже казнили пленных эфоров? перевел разговор на другую тему против воли расстроенный Гисандр, вновь подливая вина царю и себе.
Леонид отрицательно замотал головой.
О нет. Ты преподнес мне шикарный подарок, пленив сразу двоих. Однако они пока буду жить.
Но зачем? не понял наварх. Разве они рассказали не все, что знали о Селласиях и остальном?
Дело не в этом, отмахнулся царь.
Я думал, царь захочет казнить эфоров, осмелился все же предположить Гисандр.
Плиник и Андроникос будут казнены, это я тебе обещаю, но чуть позже, нехотя проговорил Леонид. Он помедлил с ответом, посмотрев в высокое ночное небо, а затем пристально в глаза наварху, словно сомневался, можно ли ему доверять. Но все же произнес: Я хочу захватить всех эфоров и устроить показательную казнь в самом центре Спарты. Их следует сжечь у памятника Аполлону на глазах у толпы, перед этим вырезав сердца. Люди должны понимать, что время эфоров ушло навсегда и никогда не вернется. Ничто больше не ограничивает царскую власть.
Услышав такой ответ, Гисандр больше не задавал вопросов о будущем эфоров. План царя был ясен. А наварх лишний раз убедился, что присутствует при историческом событии. В случае победы Леонида в этой войне Лакедемон действительно сменит курс, и заветы Ликурга во многом останутся в прошлом. Этот человек пойдет до конца.
Но у наварха оставались еще другие вопросы.
О мой царь, позволь спросить, начал он издалека, если мы послезавтра нападем на Селласии, полководец Эвривиад уже начнет свое восстание в сердце Спарты?
Не раньше, чем мы возьмем Селласии, объявил он и добавил: Сначала устраним последнее препятствие, а затем я отправлю к нему тайного гонца. Эвривиад будет ждать этого сигнала и поднимет восстание в Спарте, как только мы подойдем к ней ближе. Он должен постараться захватить оставшихся эфоров и, если повезет, самого Леотихида. Надеюсь, боги будут на нашей стороне, и ничто не помешает нашим планам. А дальний рейд кораблей по Эвроту только поможет ему в случае осложнений.
«Представляю, какого масштаба будет казнь в центре Спарты, если все это ему удастся», подумал про себя наварх, но вслух озвучивать не стал, царь мог посчитать это за издевку. Он и так был раздражен вопросами Гисандра на неудобные темы.
Они уже давно сидели у костра. Оба наелись и немного захмелели. И тут Гисандру пришло на ум нечто такое, о чем он совершенно позабыл за последние дни. Это могло осложнить ему жизнь или даже вообще лишить ее. Все зависело от того, как примет известие Леонид.
Гисандр осторожно посмотрел на царя, тот выглядел слегка разомлевшим. Но его задумчивый взгляд ясно говорил, что царь сейчас не здесь, а где-то далеко, на полях Спарты. Поколебавшись немного, Гисандр решился все рассказать, поскольку утаить такое было для него невозможным.
Мой царь, осмелился он оторвать Леонида от хмельных размышлений, прости. Я совсем забыл поведать тебе еще одно важное известие.
Леонид оторвал свой взгляд от звезд, уже показавшихся на небосводе, и вопросительно посмотрел на собеседника. Лицо наварха, на котором играли отсветы костра, показалось ему озадаченным.
Говори, приказал он, я вижу, что-то тебя тревожит.
Ближе к ночи, на пути между Кифантой и Прасиями мои триеры попали в шторм, начал свой рассказ Гисандр, не представляя, чем он может для него закончиться, и, чтобы избежать гнева Посейдона, я решил заночевать в укромной бухте, которую милостивые боги послали нам для спасения. Шторм бушевал всю ночь, но мы спаслись. А наутро
Гисандр бросил короткий взгляд на царя, но все же продолжил:
Наутро, выйдя из бухты, я обнаружил прямо перед собой корабль со сломанной мачтой и решил захватить его. Так как никто, кроме нас, не имеет права даже приближаться к побережью Лакедемона без дозволения.
Да, ты прав, не имеет. И что это был за корабль, Гисандр? ухмыльнулся царь. Ты напустил столько тумана, что я опять начинаю трезветь.
Это была триера из Аргоса, на которой находился посланник, выпалил наварх, я захватил его в плен, а триеру пустил на дно.
Ты захватил посланника Аргоса? Казалось, царь мгновенно протрезвел, даже подался вперед. Глаза его метали молнии, словно изваяние Зевса. Ты что, сам решил начать вторую войну? Именно сейчас, когда мы еще не победили наших врагов? Ты в своем уме, Гисандр?
Это была триера из Аргоса, на которой находился посланник, выпалил наварх, я захватил его в плен, а триеру пустил на дно.
Ты захватил посланника Аргоса? Казалось, царь мгновенно протрезвел, даже подался вперед. Глаза его метали молнии, словно изваяние Зевса. Ты что, сам решил начать вторую войну? Именно сейчас, когда мы еще не победили наших врагов? Ты в своем уме, Гисандр?
Да, мой царь, признался наварх, я захватил корабль, осмелившийся бороздить наши воды. И на нем оказался посланник Аргоса по имени Кадмос. Узнав о том, что он сделал, я счел возможным захватить его, а корабль пустил на дно.
Царь даже вскочил со своего места, сделав несколько шагов вдоль костра и обратно. Сейчас он походил на Зевса-громовержца как никогда. И его разящие молнии готовы были обрушиться на голову несчастного наварха.
И что же он такого сделал? процедил сквозь зубы разъяренный царь, наконец, остановившись напротив Гисандра.
Совет старейшин Аргоса отправил его с тайным посланием к Царю царей, но самого Ксеркса он не нашел, поскольку тот бежал от твоих побед из Аттики в Фессалию.
Гисандр прервался на мгновение, бросив короткий взгляд на собеседника. Гнев на лице Леонида впервые сменился интересом к тому, о чем рассказывал наварх. «Хороший знак, решил Гисандр, возможно, поживу еще немного».
Но его принял Мардоний, которого Кадмос отыскал в дальней части Аттики, миновав Афины. На этой встрече Кадмос обещал от имени Аргоса персам землю и воду. А Мардоний заверил, что поддержит Аргос против войск Спарты, если тот вступит в войну на стороне персов.
О боги! взревел Леонид, сжав кулаки. Значит, Аргос предал Грецию, за моей спиной вступил в союз с персами и готов развязать войну со Спартой? Клянусь, проклятые аргивцы поплатятся за это. Аргос падет первым, после того как я покончу с Леотихидом и эфорами.
И еще, мой царь, поспешил добавить Гисандр, увидев, что грозовые тучи теперь уходят в другом направлении, этот корабль с посланником попался мне на обратном пути в Аргос, почти в самом конце своего пути. Ему не хватило буквально одного дня, чтобы достичь родных берегов.
То есть, мгновенно догадался царь, ты хочешь сказать, что в самом Аргосе еще не знают о результатах переговоров?
Корабль на дне. Свидетелей нет, кроме самого Кадмоса и скульптора Агелада, подтвердил наварх. Так что об этом никто не узнает. И ты можешь казнить меня за это, если пожелаешь.
Какого еще скульптора? уцепился царь за слова наварха. Что ты еще мне не рассказал?
Только то, что корабль с посланником на обратном пути из Аттики взял на борт скульптора Агелада с несколькими статуями, который долгие годы находился в изгнании на острове Эфбея. Агелад ничего не знал о переговорах и оказался не в восторге от того, что его старейшины предали Грецию. Я предложил ему защиту Спарты.
Лучше бы ты убил его на месте, заметил царь, к которому уже стало возвращаться самообладание, после того как он узнал о предательстве Аргоса, одним свидетелем стало бы меньше. Никто не должен узнать о том, что ты мне поведал, до тех пор, пока я не разгромлю своих врагов здесь и не подготовлюсь к новой войне. Аргос противник не из легких.
Он помолчал немного.
Постой, вдруг поднял голову царь. Агелад я слышал это имя. Говорят, он украсил Аргос не одним изваянием богов и героев. Известный скульптор, имеет много прославленных учеников. Неужели тот самый?
Я тоже слышал, что его знают во всей Греции, поддержал эту мысль Гисандр, хотя на самом деле ничего подобного не слышал никогда, на корабле везли несколько статуй. Одна из них изваяние самого Зевса. Я сохранил его. Оно прекрасно и сможет украсить собой даже царский дворец. Хотя мы и не любим искусства и роскошь, но у нас есть те, кого стоит увековечить в камне.