Ты, Делька, как была злая, так и осталась, выдавила наконец подруга. Никакое замужество тебя не изменило.
Ты, Делька, как была злая, так и осталась, выдавила наконец подруга. Никакое замужество тебя не изменило.
Разумеется я злая, потому что никогда не поддерживаю твоих глупых прыжков по разным койкам. А вот если бы кивала всякий раз согласно, была бы белая и пушистая, да? Ты, смотрю, забыла уже, как рыдала и мечтала вернуться к Севе. Так подумай вот о чем ты исчерпала лимит его терпения, и больше он тебя не простит. Просто подумай об этом между порывами неземной страсти к Колпакову. Он-то испарится, как в прошлый раз, а ты с кем останешься?
Никуда он не испарится, заявила Оксана. Куда ему деваться? Он совсем с катушек съехал, без меня двух слов написать связно не может.
Ну, это аргумент, конечно. Короче, Оксанка, мне надо идти, я работаю вообще-то.
Понятно. А мне вот никуда не надо, я не работаю! с вызовом бросила она.
Ну, в этом не я виновата. Мне действительно пора.
Я не успела попрощаться Оксана бросила трубку. Она же еще и обиделась, видите ли.
Открыв окно, чтобы немного проветрить кабинет, я посмотрела вниз. Клумба под окном полыхала оранжевым и фиолетовым шафраны цвели, окружая астры. Уже начала желтеть листва, скоро пойдут дожди.
Не люблю осень всегда подавленное настроение и полное нежелание выбираться из-под одеяла по утрам. Хотя в последнее время это не зависит от времени года.
Мне трудно уезжать из дома раньше Матвея, кажется, что это неправильно. А у него, как специально, лекции начинаются после одиннадцати, да и медицинская академия находится всего в трех остановках от нашего дома, он даже машину не всегда берет, пользуется трамваем. Меня все еще удивляло, что Матвей совершенно не тоскует по операционной, не вспоминает об операциях.
Он вполне доволен новой жизнью, новой должностью, новой работой, которая отнимает у него ничуть не меньше сил, чем практическая деятельность.
Он все время что-то пишет или читает, он вечно обложен книгами, тетрадями, какими-то записями или часами торчит в кабинете и просматривает записи операций моей матери, перенимая у нее опыт в обучении студентов. Наверное, он просто нормальный. А я вот не могу представить себя вне операционной, не могу заниматься исключительно теорией. Даже в научной работе, которую мы с Матвеем ведем вместе, я всегда теряю интерес ровно в тот момент, когда приходит время излагать результаты на бумаге. Хорошо, что муж охотно берет эту часть на себя с годами у него даже выработался собственный стиль. Так и живем теоретик и практик
Аделина Эдуардовна! на пороге кабинета возникла Алла, мой референт. К вам можно?
Да, входите. Я спрыгнула с подоконника и одернула халат.
Аллочка, покачивая бедрами, проплыла к столу и положила на него папку:
Вы просили результаты анализов пациента из седьмой палаты, доктор Васильков отправил.
Спасибо.
Я надела очки и со вздохом открыла папку. Пациент из седьмой палаты в последнее время занимал мои мысли почти постоянно у него не приживался пересаженный кожный лоскут, и мы с Васильковым никак не могли найти причину.
Вот и сегодняшние результаты не приблизили меня к разгадке ни на сантиметр. Все в порядке а лоскут отторгается, начинается нагноение. Я не люблю ощущение, когда не знаю, что делать и в какую сторону двигаться. Собственная беспомощность разочаровывает, и это хуже всего. Вроде все делаешь правильно, все умеешь, все знаешь а результата нет. И выхода нет, и причины внятной тоже.
И как раз в этот момент в дверь постучали. Это оказался психолог Иващенко. В последнее время он довольно часто заглядывал ко мне на чашку кофе в перерыве между пациентами.
Не заняты, Аделина Эдуардовна?
Нет, проходите, Иван Владимирович.
Психолог поставил передо мной поднос с двумя чашками кофе он всегда ходил за ним в реабилитационный корпус, знал, что я не пью растворимый. Забрав свою порцию, он уселся на диван, закинув ногу на ногу, и поинтересовался:
Вы чем-то озабочены?
Что морщины заметнее обычного?
Иван засмеялся:
Нет. Лицо какое-то чужое.
Похоже, зашла в тупик, призналась я, отодвинув папку с результатами на край стола и снимая с подноса чашку с дымящимся кофе. Физиологически все в порядке, а результат отрицательный.
Не всегда выздоровление зависит только от физиологии, отозвался Иван. Иногда при внешнем благополучии у человека внутри происходит что-то такое, что никак не дает организму мобилизовать силы на восстановление после операции.
Иван засмеялся:
Нет. Лицо какое-то чужое.
Похоже, зашла в тупик, призналась я, отодвинув папку с результатами на край стола и снимая с подноса чашку с дымящимся кофе. Физиологически все в порядке, а результат отрицательный.
Не всегда выздоровление зависит только от физиологии, отозвался Иван. Иногда при внешнем благополучии у человека внутри происходит что-то такое, что никак не дает организму мобилизовать силы на восстановление после операции.
Я никогда не была сторонницей подобных теорий и не особенно верила в связь физиологического и психологического, но в практике Иващенко имелось несколько примеров, заставлявших меня уменьшить свой скептицизм. Может, он и теперь прав?
Хирурги не всегда имеют возможность заглянуть пациенту в душу, у них просто нет на это времени, продолжал психолог, держа перед собой чашку на блюдце. А ведь порой недостаточно лечить только тело. Больная душа просто не даст ему возможности поправиться. В конце концов, болезнь это сигнал о проблеме, о том, что, возможно, что-то не в порядке.
Я невольно поморщилась иногда Иващенко, что называется, «заносило», и он начинал нести какую-то антинаучную, с моей точки зрения, ерунду. Такое впечатление, что перечитал статусов в какой-нибудь соцсети.
Иван Владимирович, может, вы зайдете в седьмую палату? попросила я, чтобы он не забрался совсем уж в дебри. Мне было бы интересно послушать ваше мнение.
История на посту?
Нет, у Василькова, он лечащий врач.
Хорошо. Аделина Эдуардовна, скажите, а как попал в клинику доктор Авдеев?
Так, а вот и причина визита. Значит, сегодня у него была первая беседа с новым хирургом, и что-то там пошло не так, раз Иван не стал дожидаться второй и пришел ко мне.
По рекомендации.
А конкретнее?
Басалаев порекомендовал, это его приятель, учились вместе. А что?
Пока рано делать выводы, но мне показалось, что у Авдеева есть проблемы.
Ой, покажите, у кого их нет!
Но обычно люди на сеансе у психолога говорят о них, а не пытаются сделать вид, что это не так.
Бросьте, Иван Владимирович. Вы же первый и являетесь довольно яркой иллюстрацией того, что не все и не всегда склонны говорить о своих проблемах.
Иващенко покраснел, вспомнив, как сам признался мне в том, что его пациентка выбросилась из окна, только в тот момент, когда ситуация повторилась уже в моей клинике. К слову, это была моя подруга Оксана, которой Иващенко потом здорово помог, словно компенсируя себе то, первое, самоубийство пациентки.
Здесь немного другой случай. Мне кажется, корни его проблем лежат в детстве.
Типичная реакция психолога, улыбнулась я. Во всем, что с нами происходит, виновато наше детство.
Не совсем так. Но в ситуации Авдеева именно в детстве случилось что-то, о чем он до сих пор не хочет говорить. И это его гнетет. Но говорить об этом Авдеев не хочет.
Может быть, ему просто нужно время? Все-таки новый коллектив, новые условия работы, да и специализацию он получил не так давно, переквалифицировался с кардиохирургии. Кстати, а вам не кажется странным такой поворот? вдруг спросила я, глядя на Иващенко в упор. Проработать несколько лет в такой перспективной области, считаться одним из лучших и вдруг взять и уйти в пластику?
История знает массу примеров, улыбнулся Иващенко. Да вот хотя бы супруга вашего взять.
Матвей был общим хирургом.
А я не об этом. Ведь он был блестящим пластиком, насколько я понял из разговоров в ординаторской. К сожалению, я мало знаком с вашим супругом, чтобы знать его с профессиональной точки зрения. Но коллеги-то врать не станут. И променять практическую деятельность в области, где у тебя все было отлично, на преподавательское кресло в академии Иващенко развел руками. Тоже странно, правда?
У меня внутри снова всколыхнулось то, что я так старательно давила все два года с того момента, как Матвей после ранения в грудь принял решение больше к столу не вставать. Надо же только на днях об этом думала, кажется, даже сегодня с утра
Это решение не было спонтанным. Физическое состояние не позволило продолжать работать, потому Матвей и ушел.
Но вам-то это кажется неправильным?
При чем тут мое мнение? Он взрослый человек, вправе выбирать, где работать и кем.
Вы лукавите, Аделина Эдуардовна, уличил меня психолог, и я подумала, что все время в наших разговорах забываю о его специальности. Врать я умею довольно плохо, и ему не составляет большого труда эту ложь заметить. Вы до сих пор не можете смириться с тем, что супруг бросил то, что получалось у него практически безупречно. Вам кажется, что принятое им решение неверно, и вы подсознательно пытаетесь повлиять и заставить его изменить.
Ну, неправда! Я ничего не пытаюсь изменить, да это и бесполезно. Матвей так решил мне осталось только принять.
Принять да, но смириться Иващенко покачал головой. Смириться с тем, что лично вы считаете неправильным, вам, Аделина Эдуардовна, никак не удается.
Я вдруг разозлилась. Манера Ивана вот так бесцеремонно порой влезать в мою голову во время разговоров за чашкой кофе раздражала с первого дня, я неоднократно просила его не превращать наши беседы в сеансы психоанализа, но Иващенко нет-нет да и забывался, что вызывало у меня приступы гнева и паники одновременно. Как будто я боялась, что почти прозрачные глаза психолога видят меня насквозь, а это крайне неприятно.
Иван Владимирович, начала я, закипая.
Иващенко уже довольно хорошо меня изучил, а потому поднял вверх руки:
Я понял, Аделина Эдуардовна. Закругляюсь. А насчет Авдеева думаю, мне удастся со временем его разговорить.
Постарайтесь. Будет жалко, если из-за каких-то детских травм мне придется попрощаться с перспективным хирургом.
Иващенко поднялся с дивана, забрал обе чашки и поднос и покинул кабинет, оставив меня вновь давить в себе негодование, досаду и что греха таить обиду на Матвея за принятое пару лет назад решение.