Топорик робко напомнила Галина Ефимовна, снова застыв от страха. Что он им?..
А?! Да помолившись и по башке ее, тварь. Вот грешно, а не жалко Два раза рубанул, рассказывал же потом ментам, я слышала На лестницу-то все с утра выскочили, когда приехали за ним Два раза рубанул, прям вот крест-накрест р-раз!.. Грешно, дочь, а замучила как человека Зимой на лестницу!.. Кулаками отца старого!.. Грешно, а не жалко
Галина Ефимовна так побледнела, что баба Зоя торопливо вылила ей в стопочку остатки кагора:
Ты пей, Евдокимовна Нервы у тебя. А его что? Его забрали сразу, вся квартира в крови И сам же рассказал все, верующий был Посадили Умер он скоро, в том же году К жене ушел, царствие небесное
Как умер? Все умерли?! А квартира?!
Быстро умер До сих пор жалею, хороший мужчина, и верующий Мой-то, царствие небесное, давно отошел А мудак был, не дай бог никому И прости господи
А квар-ти-ра?! по слогам прокричала Галина Ефимовна.
Квартиру? Да делила какая-то родня Поделили, а жить никто не захотел. Так и стоит пустая Продать все не могут. Нехорошее место, крови-то сколько
Кошку-полосатку, присмиревшую и все еще тревожно на всех косящуюся, Галина Ефимовна утром благополучно нашла в подъезде. Теперь кошка стала злая и подпускает к себе только хозяйку, но ест снова с аппетитом.
А свое одинокое жилье Галина Ефимовна продала довольно быстро и переехала в область, там можно найти квартиру и лучше, и дешевле. Бывший муж бросил пить и ездит к ней иногда в гости, с цветами и конфетами. Но Галина Ефимовна твердо решила, что теперь будет жить спокойно и для себя. Да и кошке ее муж, хоть и одумавшийся, не нравится.
Бабайка
От мамы мальчик Владя унаследовал беспомощно жиденькие волосы, от бабушки узковатые глаза и оттопыренные уши, а от бронзоволикого дедушки-академика вытянутую голову, которая у деда смотрелась благородно, а у Влади напоминала лопоухий чурбанчик. Был еще папа, одаривший Владю хилым телосложением и аллергией на всё, которая постоянно цвела на мордочке сочной сыпью.
Возможно, именно поэтому все были Владей недовольны. Папа считал, что Владя уродился в мамину женственную породу, и звал его, назло маме, Славиком. Мама боялась, что Владя пошел как раз в папу, и с ужасом ждала того дня, когда он начнет пить что-нибудь кроме воды, молока и соков. Еще Владя казался ей непонятливым и, вполне вероятно, отстающим в развитии, и мама буквально плакала, пытаясь научить его алфавиту и получая в ответ неуверенное мычание. Владина бабушка, из особого типа кислоликих страдалиц, удачно выдала замуж и отселила к супругам двух дочек, Машу и Клаву, а вот браком третьей, Люси, была недовольна, а уж закрепившим этот брак малахольным Владей и подавно. С выселенными дочерями она поддерживала постоянную телефонную связь с помощью крупного лакированного аппарата с крученым шнуром, потому что о мобильных тогда никто и не слышал. Владя в этих разговорах если и фигурировал, то только как невоспитанный и избалованный ребенок, третирующий бабушку своим непослушанием. Бабушке было жизненно необходимо, чтобы ее кто-нибудь третировал.
Владя знал, что им недовольны, совершенно не мог понять почему и больше всего на свете любил спать и возить по коридору зеленый грузовик на веревочке. Попутавшись там у всех под ногами, он по-собачьи скребся в тяжелую дверь кабинета, из-за которой тянуло крепким кофе. Потому что тогда у Влади был еще и дедушка.
Дедушка сидел за столом в старой клетчатой рубашке и растянутых домашних штанах и мусолил свой вечный пасьянс.
Кофе будешь? не глядя на Владю, цедил он, водя картой над раскосыми дамами, нездорово румяными валетами и одноглазыми тузами.
Мне низя, честно отвечал Владя.
Дедушка кивал и снова задумывался. Владя заползал на свободный стул, брался диатезными ручками за край стола и, выдержав из вежливости паузу, начинал советовать:
Тетьку вот сюда
«Тетька» была дама, а короля первобытно безграмотный Владя называл «ейный муж».
И чего лезешь, шел бы поиграл, бурчал дедушка, но карту клал.
На самом деле Владя и дедушка приятельствовали, и в пасьянсах Владя давно уже научился разбираться. Дедушка не был недоволен Владей, скорее казалось, что он внука благодушно игнорирует. Раскладывая пасьянс и ведя пунктирную беседу, они даже не переглядывались. Но именно дедушка как-то взял швабру и с грохотом проехался ею под Владиной кроватью, чтобы изгнать жившее там чудовище.
И чего лезешь, шел бы поиграл, бурчал дедушка, но карту клал.
На самом деле Владя и дедушка приятельствовали, и в пасьянсах Владя давно уже научился разбираться. Дедушка не был недоволен Владей, скорее казалось, что он внука благодушно игнорирует. Раскладывая пасьянс и ведя пунктирную беседу, они даже не переглядывались. Но именно дедушка как-то взял швабру и с грохотом проехался ею под Владиной кроватью, чтобы изгнать жившее там чудовище.
Видал? дедушка поставил на пол лампу, заставил Владю заглянуть в опозоренное, пыльное логово чудовища и сказал: Нет никакой бабайки.
Бабайка, повторил Владя имя чудовища и посмотрел на дедушку влюбленными глазами.
Владиного папу, пьющего альтиста, бог знает как прибившегося к приличному дому (даже не скрипача, что приводило бабушку в особенное негодование), семейство исторгло из себя довольно быстро и незаметно. Он и сам, кажется, обрадовался и немедленно уехал в небольшой поволжский город, взыскуя мягких непритязательных женщин и места в каком-нибудь тамошнем оркестрике, тоже непритязательном.
Когда папа вечером не вернулся, Владя вышел в прихожую в пижаме и стал ждать. Потом об него споткнулась бабушка.
Иди спать, почти ласково сказала она. Бросил же папаша ребенка, пожалеть надо.
Владя посмотрел на нее, помолчал и вдруг буркнул:
Сама иди!
Никакого воспитания, привычно отметила бабушка и отвернулась.
Владя еще подождал, а потом пошел к дедушке в кабинет. Забрался на свой стул, подпер голову руками и начал пыхтеть.
По папе скучаешь? спросил дедушка.
Владя подумал и помотал головой.
Потемневший от времени, как старый хмурый бог, дедушка неожиданно фыркнул.
А чего ж ты тогда?
Неудачный Владя смотрел куда-то в сторону почти так же кисло, как бабушка, и пыхтел.
Так не пойдет, строго сказал дедушка. Ну привык ты с папой, привыкнешь и без папы. Давай-ка я тебе лучше ценную вещь покажу.
Дедушка долго, с кряхтением возился на верхней полке шкафа, всегда запертого на ключ. На пол упала веточка искусственных цветов Владя не понял, да и не мог понять, что они кладбищенские, потом посыпались деревянный подсвечник, какая-то коробочка, костяшки домино Наконец дедушка вернулся к столу с огромной, пыльной книгой. На книге было старинным кокетливым шрифтом оттиснуто: «Альбом для фотографий». Мама зря ругала Владю буквы он давно выучил.
Так Владя впервые познакомился с ними со всеми с той частью семейства, очень многочисленной, которая не была им недовольна. Это были разновозрастные люди кофейного оттенка, в богатой складками одежде, с застывшими в легкой печали лицами и прозрачными глазами. Тщательно подобранные позы, длительность самого процесса фотографирования (дедушка сказал, тогда говорили не «фотографировать», а «кодакировать»), нежные руки ретушера делали всех очень красивыми.
Дедушка тыкал тоже коричневатым, пропахшим кофе пальцем в бледные овалы лиц:
Вот дядя двоюродный Вот дед мой, офицер. Видишь с барышней А в руках у нее что?
Сирень помолчав, признал Владя. Только желтая, разве так бывает?
А кто ее поймет, какая она была. Вот тетя моя. Красавица известная.
Рядом с красавицей-тетей сверкала улыбкой какая-то черненькая, со сросшимися бровями девица. Владю поразило то, что у девицы, прямо как у его тети Маши, были вполне себе заметные усики, но при этом девица была красивая.
А это кто?
А кто теперь поймет Знакомая ее. А вот это, смотри кто такие?
Перевернулся лист картона, и Владя увидел большой, истершийся уже снимок: просторная комната, диван, драпировки, пальмовые пятерни растут сбоку как будто из воздуха кадку время съело, а их не тронуло. А посреди комнаты семейство.
Краси-ивые затряс головой Владя.
На краешке дивана сидел, по-оленьи приподняв голову, господин с мягкой бородкой. Рядом расположилась дама с поэтической грустью в прозрачных глазах. Ее юбка занимала весь оставшийся диван, и Владя будто услышал, как шумела тяжелая ткань, когда дама садилась. А на ковре пытались изображать беспечную игру в мячик, но на самом деле тоже застыли восковыми фигурками два мальчика и девочка. Один мальчик смотрел прямо на Владю, второй шевельнулся и получился полусмазанным, а от девочки, сколько Владя ни вглядывался, оставались в памяти только кружева, бантики и ручка с вытянутым указательным пальчиком.
Это отец мой, твой прадедушка. Это моя мама, прабабушка твоя. Вот братик мой Юра, вот сестренка Лика, а это кто? дедушка с неожиданной нежностью погладил полусмазанного мальчика по голове.
Владя посматривал на мальчика, на дедушку, на мальчика, на дедушку и молчал. У дедушки глаза были живые и немножко страшные, но совсем не прозрачно-пустые.
Ну?
Владя снова запыхтел и вдруг выпалил:
А мама сказала, что папа в командировку уехал, а папа, когда чемодан собирал, сказал, что это вы с бабушкой его выгнали.
Не слушай, врут оба, отрезал дедушка и закрыл альбом.
И мама врет?
Не врет, придумывает. Мама врать не может, и дедушкин лик опять посуровел. Ты ведь маму любишь?
Владя начал медленно, густо краснеть будто лопоухий чурбанчик его головы охватывало ленивое пламя. Он хотел сказать, что больше всего на свете он любит этот кабинет, пасьянсы, запах кофе и, наверное, дедушку. Но ему было стыдно.
Люблю, неопределенно подтвердил наконец Владя и ковырнул пальцем обложку фотоальбома: Давай еще посмотрим
Скоро Владю отдали в школу. На первое родительское собрание пришла не мама, а бабушка. Она печально и обстоятельно поведала классной руководительнице, какой Владя трудный ребенок: невоспитанный, невнимательный, ленивый, грубит. Бабушка сама когда-то работала учительницей, и именно на этой ответственной должности приобрела кислое лицо. Владина классная руководительница Полина Васильевна имела вид не кислый, а скорее безнадежно серьезный. Она покивала крупной кудрявой головой и сразу же отвела Владе в классной иерархии место рассеянного двоечника, которого надо тянуть и тянуть буквально до треска.
Сразу же поняв, что и тут им недовольны, Владя безропотно согласился быть двоечником. А Полина Васильевна по несколько раз в день, прижавшись бедром к его парте, заглядывала во Владину тетрадь, тихонько прищелкивала языком, качала головой и говорила что-нибудь соответствующее моменту: