2.3. Бакунизм
Наиболее распространенным в народничестве 70-х годов тактическим направлением было бунтарское или бакунизм, по имени идеолога этого направления Бакунина.
Михаил Александрович Бакунин (1814 1876 гг.) родился в многолюдной (11 детей) семье тверского губернского предводителя дворянства, отпрыска знатного дворянского рода. Впечатляют его родственные связи: троюродный брат по матери декабристов Никиты Муравьева и Сергея Муравьева-Апостола, а по отцу штабс-капитана М.М. Бакунина, который первым начал артиллерийский расстрел декабристов на Сенатской площади; племянник генерал-губернатора Восточной Сибири генерал-адъютанта и генерала от инфантерии гр. Н.Н. Муравьева-Амурского, женатый на двоюродной сестре народовольца А.А. Квятковского, М.А. Бакунин мог быть «своим» и для революционеров, и для их карателей. Он выбрал смолоду и на всю жизнь первых.
Все в личности и судьбе Бакунина было необычно (порой фантастично), крупно и разнолико. Гигантский торс, львиная голова, трубный голос, зажигательная речь сочетались у него с «дантевским темпераментом»[290]. Рафинированный философ и неистовый бунтарь, «гениальный забулдыга»[291], страдавший «чесоткой революционной деятельности» и даже «революционным запоем»[292], он заслужил репутацию «апостола всемирного разрушения»[293]. Покинув ненавистную ему николаевскую Россию в 1840 г.[294], он обрел замечательный круг знакомств (с К. Марксом и П. Прудоном, Д. Мадзини и Д. Гарибальди, И. Лелевелем и Л. Бланом, Ж. Санд и Р. Вагнером), а главное, заявил о себе как революционер на всю Европу: сражался на баррикадах в Праге (1848 г.), Дрездене (1849), Лионе (1870), был приговорен к смерти в Саксонии и Австрии, сидел в чешской, саксонской, прусской, австрийской тюрьмах, был выдан царизму и провел 6 лет в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, познал и сибирскую ссылку, откуда бежал в 1861 г. через Японию и Америку в Англию. В 1868 г. он создал «Альянс социалистической демократии» (международное товарищество анархистов), в начале 70-х годов пытался организовать народные восстания в Испании и Италии. Человек с такой репутацией и биографией, естественно, привлекал к себе симпатии радикально настроенной молодежи везде и, в особенности, на родине. К началу 70-х годов Бакунин, по уважительному признанию П.Л. Лаврова, представлял собой «самую значительную русскую революционную силу, самый подавляющий революционный авторитет»[295]. Из противоположного лагеря аналогичная оценка прозвучала в реплике М.Н. Каткова: «скипетр русской революционной партии перешел в руки к Бакунину»[296].
Летом 1873 г. Бакунин написал книгу «Государственность и анархия», в которой (особенно в «Прибавлении А» к ней) и была целостно изложена программа бакунизма как особого тактического направления в народничестве[297]. В отличие от лавризма и ткачевизма, бакунизм не имел своего центрального органа (газеты или журнала), хотя отдельные его документы печатались в 1-м номере журнала «Народное дело» (1868 г.) и в газете «Работник» (1875 1876 гг.).
С точки зрения бакунизма народ в России подготовлен к революции, поскольку «чрезмерная нищета» и «рабство примерное» довели его до столь отчаянного положения, что у него нет уже другого выхода, кроме как взяться за оружие. Иными словами, Бакунин выдавал стихийный протест крестьянства против помещичьего гнета за осознанную готовность его к «всеобщему бунту». Отсюда задача русских революционеров, по мысли Бакунина, заключалась в том, чтобы бросить в народ клич «к восстанию». Бакунин считал, что в России «ничего не стоит поднять любую деревню», и нужно лишь хорошенько агитнуть крестьян сразу по всем деревням, чтобы «вдруг» поднялась вся Россия. Выходило, по Бакунину, что все готово само собой, и выступление революционеров необходимо, говоря словами одного из героев тургеневской «Нови», «как удар ланцета по нарыву», который уже назрел[298]. Поэтому Бакунин призывал народников оставить все прочее и дружно идти в народ не пропагандировать крестьян, не убеждать их, «не учить, а бунтовать», хотя и «по строго обдуманному плану» и при «самой строгой дисциплине».
Это была, конечно же, скоропалительная тактика без трезвого расчета и взвешивания шансов. Многие из народников отнеслись к ней критически. Д.М. Рогачев определил ее смысл формулой «бунтуй от нуля до бесконечности», а Д.А. Клеменц назвал ее поборников «вспышкопускателями»[299]. Не зря Герцен еще в 1863 г. подметил, что Бакунин в оценке назревания русской революции «принял второй месяц беременности за девятый».
Итак, направление Бакунина было бунтарским. Вторая его особенность оно было анархистским. Сам Бакунин к 70-м годам выдвинулся в ряд авторитетнейших вождей европейского анархизма. Вообще, анархизм раньше, чем в России, возрос на Западе. Его социальным источником был, по выражению В.И. Ленина, «взбесившийся от ужасов капитализма мелкий буржуа»[300]. В России 70-х годов социальная база для анархизма была меньшей, поскольку здесь «ужасы капитализма» еще не сказались с такой силой, чтобы российский мелкий буржуа мог «взбеситься» от них. Тем не менее, капитализм тогда уже вторгался во все сферы жизни россиян, проникая даже в крестьянскую общину. Поэтому анархистские идеи прорастали и в России на подготовленной (более или менее) почве.
Бакунин и бакунисты отвергали марксистский тезис о классовой природе государства и выступали против всякой государственности вообще. Государственная власть представлялась им первоисточником всех социальных бед. «Пока будет существовать политическая власть, считал Бакунин, будут всегда господствующие и подчиненные, господа и рабы, эксплуататоры и эксплуатируемые»[301]. В понимании Бакунина, государство это не что иное, как палка, которая бьет по телу народа, и для народа в таком случае все равно, будет ли эта палка называться феодальной, буржуазной или социалистической. Если даже к власти придут «работники», они, «лишь только сделаются правителями или представителями народа, перестанут стать работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной; будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом. Кто может усомниться в этом, тот совсем не знаком с природой человека»[302]. Русским народникам импонировала и мысль Бакунина о славянах как о народах, которые сами никогда государство не создавали; они «по всей природе и по всему существу своему решительно племя не политическое, т.е. не государственное»; российское же государство есть следствие татаро-монгольского ига, византийского влияния, немецкого засилья[303]. Поэтому Бакунин проповедовал «разрушение всех государств» и «создание нового общечеловеческого мира», т.е. переход к общественному, а точнее к общинному самоуправлению, «квазиабсолютной автономии» общин в масштабах «великой и вольной федерации Всеславянской», после чего предполагалось объединение (по принципу «снизу вверх») всех федераций «в братский Интернационал»[304].
Третья особенность направления Бакунина: оно было аполитичным в специфически-народническом смысле этого понятия. Дело в том, что бакунисты (как и другие, за малым исключением, народники первой половины 70-х годов) считали лишней задачу борьбы за политические свободы, но не потому, что не понимали их ценности, а потому, что стремились действовать, как им казалось, радикальнее и выигрышнее для народа: вершить не политическую, а социальную революцию, одним из плодов которой явилась бы сама собой, «как дым при топке печи», и политическая свобода. Иначе говоря, бакунисты «не отрицали необходимости политической революции, но растворяли ее в революции социальной»[305].
Все это мы воспринимаем теперь критически, как химеру, но тогда, в 70-е годы прошлого века, бакунизм привлекал к себе умы и сердца людей, вдохновлял их, поднимал на борьбу. Сильной стороной бакунизма была его ставка на решающую роль народных масс в революционных коллизиях. Тактическая программа Бакунина (как, впрочем, и Лаврова) строилась по принципу «не только для народа, но и посредством народа»[306]. Революционный же авангард в лице молодых разночинцев, народников, призван был, по мысли Бакунина, сыграть в подготовке всенародного бунта роль «коллективного Стеньки Разина»[307]. Этот «коллективный Стенька» должен был стать «не учителем, не благодетелем и не диктатором указателем для народа, а только повивальною бабкою самоосвобождения народного, сплотителем народных сил и усилий», ибо, в конце концов, «народная жизнь, народное развитое, народный прогресс принадлежат исключительно самому народу»[308]. Поэтому Бакунин настоятельно советовал революционерам не учить народ, а самим учиться у народа, «как служить народу и как лучше вести его дело»[309]. Непреходящий, злободневный поныне смысл заключает в себе завет Бакунина: «Народа никогда и ни под каким предлогом и для какой бы то ни было цели обманывать не следует»[310].
2.4. Лавризм
Несколько менее распространенным в народничестве 70-х годов, чем бунтарское направление, было направление пропагандистское или лавризм, по имени его идеолога Лаврова.
Петр Лаврович Лавров (1823 1900 гг.), как и Бакунин, родился в семье богатого и влиятельного помещика, который дружил с А.А. Аракчеевым и у которого в 1824 г. гостил Александр I он, по семейному преданию, «приласкал годовалого малыша (знал бы царь, кто из него вырастет!)»[311]. В 1837 г. юный Лавров поступил в Артиллерийское училище (которое четырьмя годами ранее окончил Бакунин), а с 1842 г. по окончании училища преподавал в нем математику. В 1858 г. Лавров уже полковник (напомню, что Бакунин «дослужился» только до прапорщика) и профессор Артиллерийской академии, математик столь одаренный, что знаменитый академик М.В. Остроградский говорил о нем: «Он еще прытче меня». На рубеже 50 60-х годов Лавров приобщился к освободительному движению, участвовал в первой «Земле и воле», сблизился с Н.Г. Чернышевским. Арестованный в апреле 1866 г. за сочинение «крамольных» стихов и статьи, он отсидел девять месяцев в тюрьме и 16 февраля 1867 г. был выслан в северную глухомань (городишко Тотьма Вологодской губернии), а потом еще в большую глушь (г. Кадников), где, кстати, он написал свои знаменитые «Исторические письма». Ровно через три года, 15 февраля 1870 г., Лавров с помощью Г.А. Лопатина бежал из ссылки и приехал в Париж, где прожил почти всю свою оставшуюся жизнь.