Ну вот, короче, добежала я до башни Терпения. Перед входом еще раз оправляюсь, делаю морду ящиком и вхожу, как будто у меня тут важное дело. Лилитки, стоящие перед входом, пропускают меня без малейшего звука, потому что привыкли, что я лицо, особо приближенное к Серегину, и часто выполняю его поручения, когда он считает неэтичным отдавать мысленные команды или дело касается людей, не входящих в Единство. Спускаюсь по лестнице на нижний подвальный ярус, попадаю в полумрак зала для ванн и останавливаюсь в недоумении. Тихо журчит вода, на стенах, потолке и прямо в воздухе играют цветные магические искры; ряды ванн, в которых отмокают герои вчерашнего сражения, кажется, уходят прямо в бесконечность. И совершенно непонятно, где тут искать эту Дурову А я-то дура, размечталась.
Ну нет, если я чего решила, то добьюсь этого обязательно. Ловлю за руку первую попавшую бывшую мясную остроухую в белом халате и начинаю объяснять ей про женщину-воина, которую вчера доставили из того мира, где сейчас идет война. Не наша, из Единства, а местная в принципе, кроме нее, тут других таких женщин быть не должно, поэтому найти ее, наверное, несложно. Хорошо, что тут не больница нашего мира там бы меня даже на порог не пустили, а не то чтобы проводить к приболевшей знаменитости..
Ну нет, если я чего решила, то добьюсь этого обязательно. Ловлю за руку первую попавшую бывшую мясную остроухую в белом халате и начинаю объяснять ей про женщину-воина, которую вчера доставили из того мира, где сейчас идет война. Не наша, из Единства, а местная в принципе, кроме нее, тут других таких женщин быть не должно, поэтому найти ее, наверное, несложно. Хорошо, что тут не больница нашего мира там бы меня даже на порог не пустили, а не то чтобы проводить к приболевшей знаменитости..
Внимательно меня выслушав, остроухая немного подумала (все недавно освобожденные бывшие мясные малость заторможены) и повела за собой, прямо к той ванне, в которой и возлежала разыскиваемая мной кавалерист-девица.
И только в последний момент я спохватилась. Что я ей скажу? «Здрасьте, вы Надежда Дурова? Позвольте представиться, я Асель Субботина, хочу с вами познакомиться» Ага, счас! Она, небось, такая вся крутая, что и знать меня не захочет. Но и сказать вот прямо сейчас остроухой: «Извините, не надо меня никуда вести», тоже было выше моих сил. Как же я смогу стать знаменитой шпионкой, если я банально не могу познакомиться с интересующим меня человеком?
И вот она та самая ванна, в которой, чуть приподнявшись на локтях, лежит она. Тонкие, кажущиеся некрасивыми, черты лица, бескровная ниточка плотно сжатых губ, короткие, какие-то пегие волосы, слипшиеся от воды, и испуг в широко открытых серых глазах. Еще я мимоходом замечаю, что у этой самой Дуровой почти нет сисек неудивительно, что она долго и вполне успешно притворялась мужчиной. Я бы так не смогла, потому что у меня там все вполне определенно, под китель так просто не запихаешь
Девушка, а девушка, говорит мне вдруг Дурова, спасите меня, пожалуйста
Вот, блин, загадка, от кого ее здесь спасать? Вроде все свои. А, поняла! Она же все время притворялась мужчиной и если вон те дядьки в эполетах (явно генералы), которые зашли в зал со стороны другого входа, увидят ее голой, то будет, как говорит Лилия, Эль Скандаль Хотя нет, скандала не будет. Стоит ему начаться, как сюда набегут бойцовые остроухие выносить скандалиста на носках сапог. За ними не заржавеет, кто бы это ни был. Но все равно будет неприятно. Поэтому требуется брать управление на себя
Матильда Субботина, адъютант его превосходительства Серегина, представилась я и повернулась к своей остроухой проводнице («Улу» было вышито на ее нагрудном кармане): Лечение этой женщины закончено?
Да, госпожа Матильда, четко ответила та, вытянувшись как перед начальством, только ее еще не посмотрела госпожа Максимова
Потом посмотрит, решительно ответила я, а сейчас надо действовать быстро. Дай госпоже Дуровой халат и проводи в нашу раздевалку. Давай быстрей, быстрей, Улу, я ее у вас забираю!
Ни слова не говоря, Дурова вылезла из ванной (ну честное слово, кожа да кости), накинула на себя поданный остроухой синий больничный халат, который наготове лежал на специальном месте у каждой ванны, и посеменила за остроухой к раздевалке между прочим, в противоположную относительно генералов сторону. Я же с решительным видом пошла следом, замыкая процессию. Ну и правильно! Адъютант Серегина Асель, то есть Матильда Субботина, под барабанный бой спасает от позорной смерти знаменитую кавалерист-девицу Дурову. Или от смерти и от позора? Одним словом, неважно спасает и точка.
Пока в раздевалке невидимые слуги быстренько подбирали для Надежды Дуровой комплект нашего обмундирования по размеру, белье с носками, шнурованные сапоги, камуфляж и портупею, я соображала, куда девать мою новую знакомую. И самое лучшее, что я могла придумать это отвести ее к нам в башню Мудрости к Анне Сергеевне, а уже та точно придумает что-нибудь умное. Не может не придумать.
Четыреста шестьдесят пятый день в мире Содома. Заброшенный город в Высоком Лесу, квартал дислокации рейтарской дивизии.
Иоахим Мюрат, сын трактирщика, маршал Франции и король Неаполя.
Это была славная атака, и закончилась она сокрушительным поражением. После мощного артиллерийского обстрела вражеская кавалерия внезапно ударила нам в открытый фланг и как бумагу смяла кирасир генерала Нансути. Плотная колонна всадников в невзрачных мундирах на рослых конях мчалась на нас, уставив вперед тяжелые пики, будто волна морского прибоя. Я пытался развернуть против нового врага хотя бы часть храбрых французских кавалеристов, но было уже поздно. Последнее, что я помню, это сокрушительный удар и чувство, будто я лечу по воздуху подобно ядру, которым выстрелили из пушки, а мимо меня в тяжелом галопе пролетают выставившие перед собой копья чужие кавалеристы. И словно бы копыта их коней бьют не по земле, а прямо по воздуху в нескольких сантиметрах над поверхностью Потом я ощутил удар об землю всей спиной и меня накрыло беспамятство.
Иоахим Мюрат, сын трактирщика, маршал Франции и король Неаполя.
Это была славная атака, и закончилась она сокрушительным поражением. После мощного артиллерийского обстрела вражеская кавалерия внезапно ударила нам в открытый фланг и как бумагу смяла кирасир генерала Нансути. Плотная колонна всадников в невзрачных мундирах на рослых конях мчалась на нас, уставив вперед тяжелые пики, будто волна морского прибоя. Я пытался развернуть против нового врага хотя бы часть храбрых французских кавалеристов, но было уже поздно. Последнее, что я помню, это сокрушительный удар и чувство, будто я лечу по воздуху подобно ядру, которым выстрелили из пушки, а мимо меня в тяжелом галопе пролетают выставившие перед собой копья чужие кавалеристы. И словно бы копыта их коней бьют не по земле, а прямо по воздуху в нескольких сантиметрах над поверхностью Потом я ощутил удар об землю всей спиной и меня накрыло беспамятство.
Очнулся я сутки назад уже здесь, совершенно голый, лежащий на жесткой, коротко подстриженной траве. При этом от беспощадного местного солнца меня отделял лишь легкий полотняный тент, смягчавший лившийся с небес жар. Нечто подобное я видел, когда вместе с Императором был в Египетской экспедиции. В полдень земля там раскаляется до такой степени, что ступить на нее босой непривычной ногой для европейца означало сразу получить ожог ступни. И только местные, чьи мозолистые ноги больше похожи на верблюжьи копыта, бегают по ней безо всякого вреда для себя. Но где Россия (которую мы вознамерились покорить после всех других стран Европы), и где жаркий Египет? Такая стремительная смена местоположения потерял сознание там, а очнулся здесь вызывала у меня некоторое сомнение, нахожусь я на этом свете или, после того удара, уже его покинул.
Первое, что я увидел, открыв глаза, была весьма легкомысленно одетая миловидная девица, которая плескала мне в лицо прохладной водой из кувшина. Эти-то брызги и пробудили меня к жизни. Увидев, что я пришел в чувство, девица мелодично рассмеялась и принялась кричать что-то на неизвестном мне языке, видимо, сзывая своих товарок. Пока она это делала, я тут же вскочил на ноги, прикрыл горстями срам и принялся исподволь рассматривать обитательницу этих мест. Была она высока ростом, мускулиста, с длинными руками и ногами, а лицо ее, чуть скуластое, с раскосыми глазами, украшала пара острых, как у лисички, ушек и замысловато закрученная прическа из множества косичек.
Обута она была в плетеные сандалии, а из одежды на ней имелись короткие, до середины бедра, светло-зеленые штанишки, на поясе которых в ножнах висела настоящая рыцарская мизерикордия; верхнюю же часть тела прикрывала курточка-безрукавка того же цвета, что и штанишки, застегнутая двумя пуговицами на пупе, и из-под нее наружу выпирали два вполне аппетитных на вид полушария. Короче, если бы не кинжал и не уверенный взгляд опытного бойца из-под пушистых ресниц, это был бы вполне премиленький образчик экзотической восточной красоты. А так даже и не знаешь, что она будет с тобой делать в следующее мгновение то ли обнимет и приголубит, то ли пнет ногой в живот или пырнет кинжалом.
Не прошло и нескольких минут, как на зов этой девицы сбежались ее подружки, одетые и экипированные аналогичным образом, и я оказался окруженным целой толпой воительниц. Быть может, я и в самом деле умер, но в Небесной Канцелярии что-то напутали с документами и вместо нормального христианского рая за многие подвиги на поле боя меня направили к прекрасным магометанским гуриям и джинниям. А в том, что меня окружали именно воительницы-джиннии, не было никаких сомнений. Не все из этих девиц были остроухими долговязыми мускулистыми гигантшами. Попадались среди них и длинноногие красотки вполне человекоподобного облика, и худые, как сама смерть, девушки-скелеты с наголо бритыми головами, расписанными замысловатыми татуировками. От одного их устрашающего вида у меня мороз пробегал по коже.
Одним из последних посмотреть на меня пришел молодой юноша, прекрасный как Аполлон. Одет он был почти так же, как и девицы, только вместо курточки-безрукавки на нем была рубашка с короткими рукавами, перечеркнутая ремнями портупеи, а на поясе, помимо кинжала, висел пистолет в кожаной кобуре. При его появлении девицы посерьезнели и вытянулись во фрунт, показывая, кто тут начальник, а кто подчиненные.