Тут примчался неуловимый Вавилов на мотоцикле то ли Ямаха, то ли Харли Дэвидсон. Когда мы приближались к его кабинету, я, конечно, волновалась: нас, авторов, много, а Вавилов один. Ира это почувствовала, обернулась и скомандовала:
Облегчи ауру!
Олег нас принял радушно, угощал японским чаем из крошечных глиняных чашечек. Он как раз собирался в паломничество к святым местам два раза по часовой стрелке обойти вокруг Кайлаша.
Об Индии моей речь уже не шла, Ира влюбилась в Мусорную корзину, до того близко приняла ее к сердцу, будто сама написала. Она ощущала в себе ростки писательства, и прорыв к естественному, как дыхание, тексту трагическому и эфемерному, где не только анатомия, но и астрономия описывает нас, привлекал ее творческую натуру. В литературе, как и в жизни, ей хотелось выкарабкаться за рамки неумолимой логики и поверхностных сцеплений.
Об Индии моей речь уже не шла, Ира влюбилась в Мусорную корзину, до того близко приняла ее к сердцу, будто сама написала. Она ощущала в себе ростки писательства, и прорыв к естественному, как дыхание, тексту трагическому и эфемерному, где не только анатомия, но и астрономия описывает нас, привлекал ее творческую натуру. В литературе, как и в жизни, ей хотелось выкарабкаться за рамки неумолимой логики и поверхностных сцеплений.
Первым семечком на пути большого роста, писала она маме с папой из Лондона в девяностых, я выбрала форму короткого рассказа. Зная себя, прекрасно понимаю, что если сразу замахнуться на то, что тебе не по зубам, прожекты так и останутся в камере черепной коробки, и я буду тянуть и откладывать до тех пор, пока совсем не зарасту паутиной. Для храбрости читаю книжку о том, как быть писателем. В ней нет технических приемов, зато много упражнений на растяжку воображения и укрепления внутреннего зрения, когда ты всё так живо и в мельчайших подробностях представляешь, что описание получается зеркальным не отличить от настоящего. Я не хочу писать рассказы, слизанные с натуры. Меня больше тянет к жанру экзистенциальному и слегка сюрреалистическому. К притче. Но в современном исполнении. Для того чтобы работать в этом стиле, надо не только знать, как сказать, но и в большей степени что сказать. Велосипед в литературе, конечно, давно уже изобретен, но вариации на его тему открыты для всех. Главное, чтобы взгляд был не замыленным и видел мир в индивидуальном ракурсе. И если он оттуда будет слать сигналы в пусть не гениальный но живой тренированный мозг, там вполне может родиться что-то достойное.
Всё это время, пока у нас расцветала Мусорная корзина для Алмазной сутры, муж мой Лёня Тишков, художник, поэт и создатель мифологических Существ, возил своих даблоидов и водолазов из одной страны в другую. Он слал семье эфемерные приветствия, временами надолго замолкая, а когда я совсем отчаивалась, Лёнин друг, живописец Басанец, утешал меня:
Если мужик молчит верный признак: он занят и работает. Будь у него шуры-муры, тогда б он без конца названивал и талдычил о любви. Я так всегда делаю, сообщал он доверительно.
Зато вернувшись, Лёня сходу взялся за оформление Корзины. Какую битву он выдержал с нашим строптивым сундуком! Окрыленная надеждой, Люся знай подтаскивала старинные фотоальбомы, где Степан Захаров то подпирает плечом гроб Николая Баумана, то в крымских степях на роллс-ройсе продирается сквозь тучу саранчи, в водолазном шлеме достает со дна морского сокровища затонувшей Женерозы, а также заседает на партсъездах с Бухариным, Будённым, Каменевым, Дмитрием Ульяновым и его неугомонным средним братом.
Эскизами и набросками иллюстраций Лёня завалил весь дом. Он пытался отыскать какую-то новую правду: выдумать невиданное, сохранив осязаемую атмосферу двадцатых-тридцатых годов, взвиться под облака и окунуться в реалии, однако почва уходила из-под ног, а воспарить на сундуке Захарова по-прежнему удавалось только преподобному Хуэйнэну.
Он-то и намекнул Лёне, мол, в соответствии с местом и временем даже Тишкову! необходимо приостанавливать кармическую активность и прояснять дух, чтобы дать выход чудесной естественности
( А кто с этим спорит? возмущался мой сын Серёга, когда я зачитывала ему подобные крылемы. Что вы все ломитесь в открытые двери??! Кто возражает?!!)
В общем, когда мы уперлись лбами в тупик, Лёню озарила идея. Он решил сплавить воедино архивные фотографии деда и свои мифологические акварели.
Ира тут выступила музой. Очень уж Лёне захотелось ей показаться в выгодном свете, а не ударить в грязь лицом. Она оказалась мощным вдохновителем и бесценным соратником построения новой яви.
Старые фотографии, извлеченные из бархатных альбомов и картонных папок с тесемками, маленькие и потемневшие от времени, были сканированы и увеличены на экране компьютера, так что наши герои прямо на глазах обретали новое телесное существование. Да, из прошлого нельзя совершить прыжок в реальность настоящего. Зато можно проникнуть в обитель ангелов и драконов, создателей и разрушителей Вселенной.
По образованию врач и алхимик, Тишков осторожно сводил воедино энергетические поля. И вот уже делегаты партконференции слушают Будду у подножия баньяна, на женском пляже в Сочи играл на флейте Кришна, птицечеловек Гаруда спасал авиаконструктора Ваню Поставнина. И этот космос, отправленный Вавиловым в печать и ставший книгой, начал мерцать и клубиться над нашими головами.
Корзину мы, разумеется, торжественно посвятили Люсе.
Когда делали макет, мама предупредила: если из ее фотографий в книге будет только та, где она в двухлетнем возрасте в Пятигорске, она не на шутку рассердится.
Мы дали еще одну: там она в расцвете лет на Черноморском курорте в шелковом платье струящемся а на своем коллаже Лёня поместил ее в сердцевину лотоса.
В 2004 году на восемьдесят лет Люся получила идеальное издание Мусорной корзины для Алмазной сутры, не имеющее себе равных. Бумага была немецкая, с оттенком топленого молока. Печать дуплекс два цвета. Обложка эфалин с малиновым тиснением. Шедевр книгопечатания. Люся была счастлива. Жить ей оставалось два года.
21 декабря 2006-го, в день зимнего солнцестояния (единственный в мифах Древней Греции, когда богу Аиду позволено появляться из подземного царства на горе Олимп) Ира прислала мне sms:
Родная моя
Мариша Сегодня
моей маме исполнилось 77,
а твоей мамы не стало Они
рождаются и умирают в один
день, но
остаются с нами
на всю жизнь
нашу общую,
бесконечную,
запредельную
жизнь. Пусть
всегда будет
мама как солнечный круг,
подпирающий
нас изнутри.
В честь Мусорной корзины мы задумали вереницу ликующих презентаций.
Первая встреча с читателями предполагалась на Нон-фикшн, но ни плакатика, ни объявлений на весь Дом художника, ни толп журналистов это нам совершенно не грозило: в полном составе рекламный отдел Софии брошен был на триумфальное продвижение Паоло Коэльо.
Ладно, мы с Ирой уселись на высокие табуретки, образовали воронку доброжелательности и стали засасывать туда случайных прохожих: били в бубен, гудели тибетской чашей и воскуряли благовония, мы просто праздновали жизнь, и на наш пылающий костер слетелось немало душ, но все они были друзья и знакомые, и вместо небольшого хотя бы гешефта мы раздарили налево и направо кучу книг.
Тогда же я обнаружила, что она неплохо играет на флейте.
Каждая презентация открывала мне Ирку с новой стороны. В Клубе на Брестской мой золотой издатель в широченных штанах танцевала на фоне летящих гусей, распластавших в полете крылья. Видела ли она, что творилось у нее за спиной на гигантском экране, или, может, чуяла своим стриженым затылком, но настолько вписаться в стихию воздушного простора и гусиного полета То ли в ней проступила птица тогда, то ли ангел, я не знаю.
На третью в эзотерическом магазине Белые облака она просто не пришла. Там мы без нее зажигали с Лёней и Седовым.
Среди твоей публики, мне потом говорил Седов, у него-то глаз наметанный на такие вещи, было много сумасшедших. Но особенно меня удивил продавец. Мне казалось: продавцы-то хотя бы нормальные? Ничего подобного. Когда ты читала про звук хлопка одной ладонью, он подошел ко мне и спросил: А, правда: что такое звук хлопка одной ладонью? Какой ответ? Ну, понимаешь, я стал объяснять, тут в принципе нет ответа. Этот вопрос только создает ситуацию для ума, который не может ответить привычным способом Нет, а всё-таки? он спросил.
Один-единственный верный поклонник моего таланта был точно в здравом уме, он заранее готовился к встрече, ужасно боялся ее прошляпить, считал часы и минуты И с первых же слов заснул. А когда грянули аплодисменты, вскочил, опрокинув стул, и в смущении убежал.
Где она подметала штанами улицы в столь важный момент? Да где угодно она могла очутиться.
Говорила вам или нет, она писала в письме родителям, что я задумала поехать в Африку? Через Зимбабве в Кению, через водопад Виктория, вдоль восточного побережья на Север, с трехдневной остановкой на острове Занзибар, дальше Серенгети, саванна и кратер Нгоронгоро, гигантский естественный заповедник с тысячными стадами и картелями хищников. Вы знаете, как давно я уже твержу про Африку. Мечта моя страна Лимпопо! Этим летом я вдруг поняла, что если в ближайшее время не переведу свою мечту как ребенка за руку через дорогу из разряда иллюзий в страну солнца, пыли, масаев, грохочущих табунов и умопомрачительных плоскостей, потом будет уже поздно, острота ощущений будет уже не та
Как это важно для меня сейчас на гребне молодости дотянуться до солнца, до звезд, пропитаться ветрами иных миров Тесновато мне тут, на Британском острове! Если я действительно хочу что-то написать, нужно распахнуть свой диапазон выше и дальше за островные пределы. Отсюда желание взлететь на микролайте, нырнуть на дно к акулам, проехать на лошадях через Монголию. Я не кочевник по сути, но и не из оседлых племен. Стремление быть всё время в движении, и, в первую очередь, внутреннем неважно в какую сторону, ведь с точки зрения пространства не существует движения вперед или назад. А есть импульс, толчок и скольжение, как на коньках. Ноги уже не разъезжаются, как раньше, и от этого радостно и уверенно на душе.
Любимый мой Маришик, я в Нью-Йорке! Любуюсь фаллическим беспределом каменных джунглей и зрю в корень перевожу семинар по дистанционному видению и осознанным сновидениям. Вернусь в конце мая. Расцветай!
Прости прости прости! Последние пару дней перед взлетом был такой марафон, что едва домчалась до аэропорта и плюхнулась в кресло успела! Но многое другое и главное ответить на твои послания! пришлось оставить на сейчас. Я на месте, в крошечном живописном городишке Лос-Гигантес, названном так в честь отвесного вулкана, к которому он притулился правым боком. И первое же письмо на второй день приезда тебе! Я по нам уже здорово соскучилась!