Много лет назад Джакомо Минелли, занимающий высокий пост в известной итальянской компании, приехал в Россию для заключения договора о сотрудничестве. Переводчицей на переговорах работала недавняя выпускница иняза не только способная, но и очень красивая девушка с белокурыми волосами, кукольным личиком и огромными ярко-голубыми глазами. Взгляд этих глаз и поразил сорокалетнего итальянца сразу и в самое сердце. Минелли тоже был привлекательным мужчиной, между молодой переводчицей и импозантным иностранцем вспыхнула не просто страсть, а настоящая любовь. Только Джакомо был женат, у него подрастали двое сыновей пяти и десяти лет, а компания наполовину принадлежала семье законной супруги Карлотты. Развод был невозможен. Однако Джакомо приехал на рождение дочери. И имя он ей тоже дал в честь своей матери Стефании. Несмотря на наличие двух сыновей, Джакомо мечтал о дочери! Карлотта наотрез отказывалась еще рожать, а русская красавица-переводчица подарила ему долгожданную девочку.
На протяжении всех этих лет Джакомо постоянно ездил в Россию к своей второй семье. Он все так же продолжал любить русскую переводчицу. И, как Стефания знала, мама тоже любила отца. Тяжелый это крест любить женатого мужчину, который никогда не разведется. Но ради Стефании, а не себя, мама не ставила точку в этих мучительных отношениях. Отец забирал дочь на каникулы в Италию. С братьями и Карлоттой Стефания была знакома с раннего детства, поэтому у нее не возникало вопросов, куда уезжает папа и почему не живет с ними постоянно. В подростковом возрасте она прошла свойственный ее возрасту период протеста и ссор с отцом на почве его жизни на две семьи. Тогда, получая паспорт, и взяла себе мамину фамилию Вишнева. Но когда стала старше, поняла папу и приняла ситуацию, хоть и жалела, что мама так и не устроила свою личную жизнь.
Тогда она так и не уехала в Рим. Неожиданно в знакомом маме бюро переводов оказалась вакансия, и Стефания устроилась туда. Переводы приносили ей финансовый доход, но не удовлетворение. Она любила итальянский язык, но тексты не были ее страстью. Год назад Стефания оставила письменные переводы и работала теперь на конференциях, выставках и переговорах. Только пустота в душе, скучавшей по лаборатории и опытам, так и оставалась незаполненной.
Пожалуй, если бы Марина сейчас снова спросила ее о первой любви, Стефания ответила бы по-другому сказала бы, что до сих пор считает ту любовь настоящей, но отношения оказались разрушенными по чьему-то злому умыслу. И имела бы в виду микробиологию. Может, поэтому она и соврала товарищам по несчастью, представившись им не переводчицей, коей на самом деле работала последние пять лет, а научным сотрудником?
Она спохватилась, что, задумавшись, перестала следить за огнем. От усталости ее сильно клонило в сон, и Стефания не стала рисковать разбудила следующего дежурного. Рыжий поднялся быстро, буркнул что-то недружелюбное и, завернувшись в одеяло, протопал к костру. Она проводила его взглядом, внезапно подумав, что у них у всех, тут собравшихся, есть свои секреты! Только, пожалуй, у Марины он самый нестрашный. А еще подумалось, что ей совсем не хочется знать чужие тайны. Особенно то, о чем молчит Данила, но о чем говорят его глаза.
Он уснул, непростительно уснул. Может, на час, может, всего на минуту, но и этого времени хватило, чтобы случилось что-то страшное. Данилу разбудила интуиция, выдернула из сна, как неосторожно упавшего в воду котенка. Но из-за того, что он оказался в реальности так резко, не сразу успел сориентироваться.
Анфиса почему-то предпочла спать в отдалении от костра, куда не достигали огненные блики, а теперь оттуда доносились странные шорохи. Спросонья Данила решил, что Анфиса и Артем под покровом ночи предаются любви. Он даже успел подумать какая раскомплексованная нынче пошла молодежь! А потом подскочил, ибо вспомнил, что Артема в их компании теперь нет. Но над Анфисой и правда кто-то склонился, вдавил ее в песок, как в любовных ласках, закрыл ей рот жадным поцелуем. Только она не отвечала на ласки и не пыталась выбраться из-под тела, а лежала неподвижно, раскинув в стороны руки, будто находилась без сознания.
Она спохватилась, что, задумавшись, перестала следить за огнем. От усталости ее сильно клонило в сон, и Стефания не стала рисковать разбудила следующего дежурного. Рыжий поднялся быстро, буркнул что-то недружелюбное и, завернувшись в одеяло, протопал к костру. Она проводила его взглядом, внезапно подумав, что у них у всех, тут собравшихся, есть свои секреты! Только, пожалуй, у Марины он самый нестрашный. А еще подумалось, что ей совсем не хочется знать чужие тайны. Особенно то, о чем молчит Данила, но о чем говорят его глаза.
Он уснул, непростительно уснул. Может, на час, может, всего на минуту, но и этого времени хватило, чтобы случилось что-то страшное. Данилу разбудила интуиция, выдернула из сна, как неосторожно упавшего в воду котенка. Но из-за того, что он оказался в реальности так резко, не сразу успел сориентироваться.
Анфиса почему-то предпочла спать в отдалении от костра, куда не достигали огненные блики, а теперь оттуда доносились странные шорохи. Спросонья Данила решил, что Анфиса и Артем под покровом ночи предаются любви. Он даже успел подумать какая раскомплексованная нынче пошла молодежь! А потом подскочил, ибо вспомнил, что Артема в их компании теперь нет. Но над Анфисой и правда кто-то склонился, вдавил ее в песок, как в любовных ласках, закрыл ей рот жадным поцелуем. Только она не отвечала на ласки и не пыталась выбраться из-под тела, а лежала неподвижно, раскинув в стороны руки, будто находилась без сознания.
Ослепленный то ли страхом, то ли яростью, Данила налетел на неизвестного, вздернул его за шкирку, как щенка, и встряхнул. Пойманный закрутился, пытаясь вырваться, замахал руками, заскулил тихо и противно. Но Данила только крепче вцепился в свою жертву и поволок к костру. Комплекцией и ростом напавший значительно уступал ему, но в тот момент, когда они почти выбрались на свет, пленник изловчился и с силой пнул Данилу в голень. Он взвыл, потому что пойманный попал ему по ране. Небо будто взорвалось и рассыпалось миллионами искр, а затем опрокинулось. Данила даже не сразу понял, что небо опрокинулось потому, что это он сам повалился в песок и невольно ослабил хватку. Пленник не преминул этим воспользоваться и моментально скрылся в темноте. Данила дернулся следом, но, сраженный новой вспышкой боли, обреченно рухнул обратно и сцепил зубы, чтобы не заорать.
Данила? над ним кто-то уже присел и легонько коснулся плеча. Стефания, черт бы ее побрал. Почему не Марина? Не Анфиса, а она? Почему сейчас, когда он валяется, скрючившись на боку и схватившись за ногу, а не на пару минут позже, когда успел бы более-менее прийти в себя?
Что с тобой? испугалась Стефания. Ее рука скользнула по его щеке, коснулась лба, проверяя температуру.
М-м-м, простонал он, вложив в этот стон длинную тираду «черт-тебя-побери-вали-отсюда-обойдусь-без-тебя». Только она поняла все в точности наоборот и, что-то испуганно пробормотав, принялась торопливо ощупывать его голову, плечи, грудь.
Я в порядке, выдавил Данила, поняв, что от нее так просто не отделаться, дай воды.
Стефания помогла ему сесть, затем метнулась к пещере и принесла наполненный кипяченой водой ковш. Данила сделал несколько жадных глотков, потом, вылив часть воды на ладонь, умылся. Стефания все это время сидела перед ним на корточках, встревоженно хмуря лоб. И только когда он протянул ей ковш, спросила:
Что случилось?
На Анфису кто-то напал.
Анфиса спит.
Это и странно. Странно, что она не проснулась. А Марина где?
Я тут, раздался знакомый голос.
Разбудите Анфису! занервничал Данила. Это ненормально! Неправильно, что она продолжает спать, когда он своим воплем перебудил всех. Девушки коротко переглянулись, Марина поднялась, а Стефания так и осталась сидеть напротив него.
Кто напал на Анфису?
Не знаю.
Это был мужчина?
Может, и женщина. Хотя логичнее предположить, что мужчина, но невысокий и тощий. Я бы выволок его на свет, если бы он не пнул меня в ногу.
В раненую?
Если бы в здоровую, я бы так не заорал!
Ее пальцы тут же коснулись его правой лодыжки, подцепили штанину и осторожно потянули вверх. Данила, не сопротивляясь, чуть согнул ногу в колене. Стефания легонько прошлась пальцами по повязке и вздохнула:
Промокла. Рана кровоточит.
Еще бы, пробормотал он и завозился, пытаясь встать, но она решительным жестом остановила его.
Куда? Сиди!
Промокла. Рана кровоточит.
Еще бы, пробормотал он и завозился, пытаясь встать, но она решительным жестом остановила его.
Куда? Сиди!
Когда рассиживать? Тут кто-то рядом ходит! И что там с Анфисой?
Стефания поднялась на ноги и отвернулась, то ли пытаясь разглядеть, что происходит в темноте, то ли огорченная его несговорчивостью.
Я ее разбудила. С трудом, но разбудила, ответила Марина, появляясь в свете костра. За ней, пошатываясь и одной рукой растирая щеку, шла Анфиса. Данила невольно перевел дух, только сейчас поняв, насколько перепугался. Потерять еще кого-то из их компании, даже «эту», ему вдруг показалось страшным. Какую-никакую ответственность за «дамочек» он нес. И теперь испытывал чувство вины за то, что уснул на дежурстве.
Что случилось? Моя очередь? спросила Анфиса.
«Нужно ли ей рассказывать? думал он. Да, похоже, нужно. Но лучше дождаться утра, когда тени растворятся в солнечном свете. Зачем пугать ее сейчас?»
Но Марина его опередила:
Кто-то пробрался в наш лагерь, а Данила его поймал.
И выпустил, буркнул он.
Не твоя вина, спокойно ответила Стефания. Она успела сходить в пещеру и принести моток бинта. Ну, почему именно Стефания взяла на себя роль медсестры? Прикосновения ее рук одновременно и успокаивали и раздражали. Раздражали тем, что ему нравилось, когда она его касалась. А это недопустимо. Недопустимо!
Больно? испугалась Стефания, когда он непроизвольно дернул ногой. Данила мотнул головой и сцепил зубы, но не от физической боли, а от другой, вновь пробудившейся. Ну почему Стефания? Какого черта печется о нем? И как бы поступила, если бы узнала, кто он?
А она, не подозревая о раздирающих его сомнениях выкрикнуть ей в лицо все то, что он знал, или продолжать и дальше делать вид, что они впервые встретились тут, разбинтовала рану, оглядела ее и нахмурилась.
У тебя нет проблем со свертываемостью крови? внезапно спросила она, поднимая на него лицо. Полуосвещенное отблесками костра и полускрытое тенями, оно показалось неожиданно красивым, настолько, что Данила не сразу смог ответить. Но то, что ее лицо было таким привлекательным, еще больше разозлило его.
Нет, ответил он тоном, который отсекал бы дальнейшие вопросы. Стефания тихо вздохнула, молча перевязала ему ногу и наконец-то ушла.