Двигаясь по коридору, Вика нагло заглядывала во все двери подряд. «Библиотека, понятно полки с книгами. Бильярдная с огромным экраном на стене, зачем это? Деревья в горшках, скамеечки что-то типа зимнего сада?» усмехнулась она, задержавшись на пороге. Она заметила балконную дверь, прошла к ней, дернула за ручку. Та поддалась. Вика вышла на балкон и посмотрела вниз. Крутой каменистый склон заканчивался канавкой. Вика прикинула глубину. «В мой рост. Блин, не выберешься. Нет, это дохло», пробормотала она.
Смотришь пути отступления? раздалось от двери. Девушка с теннисной ракеткой в руках смотрела на Вику и приветливо улыбалась.
Тебе-то что?
Год назад и я так же обследовала территорию.
Смотришь пути отступления? раздалось от двери. Девушка с теннисной ракеткой в руках смотрела на Вику и приветливо улыбалась.
Тебе-то что?
Год назад и я так же обследовала территорию.
И что ж не сбежала?
Это невозможно, забудь. Девушка посерьезнела.
Посмотрим. А что будет, если попробую?
Ничего, пожала та плечами. Здесь никого не бьют и не наказывают. Кстати, курить собралась?
Компанию составишь?
Нет, не курю.
Что так?
Да здесь никто не курит. Некогда. Привет! Девушка махнула рукой кому-то, проходившему по коридору, и вновь повернулась к Вике: У меня занятия. Хочешь посмотреть?
На фиг надо, процедила Вика презрительно.
Тогда пока. Еще увидимся.
«Дурдом. Некогда ей покурить занятия у нее. Может, старая ведьма что-то колет всем? Для счастья! пришло вдруг в голову объяснение. Тогда папочка точно ошибся, определяя меня сюда!»
Глава 13
«Этой осенью почти не было бабьего лета», Агнесса Бауман смотрела на рано оголившиеся деревья с тоской. Этот год для нее стал, пожалуй, самым непредсказуемым. Она вдруг поняла, что строить планы на будущее смешно и грешно. Бог и так отмерил ей долгую жизнь без инвалидной коляски и старческого маразма. Единственное, о чем она молила, уйти в сознании и в одночасье.
Она хорошо помнила отца, но совсем не помнила мать. Одно время, будучи совсем малышкой, она считала тихо сидящую в кресле у окна женщину бабушкой. Просто потому, что у той были седые волосы. И странный, пугающий своей неподвижностью, взгляд. Когда Агнесса подходила к креслу и осторожно дотрагивалась до руки женщины, чтобы привлечь к себе внимание, сухая, словно обтянутая бумагой кисть приподнималась с подлокотника кресла и прикасалась к ее голове. И тут же в бессилии падала обратно. Агнесса пугалась и убегала. Ей исполнилось пять, когда кресло опустело. Смерть матери никак не отразилась на ее жизни.
Агнесса была дочерью революционера, коммуниста Лазаря Баумана. Как позже рассказал отец, с ее мамой случился казус: она влюбилась в проходимца и попыталась покончить с собой из-за мук любви. Но неудачно. Перенесенный страх лишил ее подвижности и окрасил в белый цвет волосы. Но разум сделал ей поблажку, отключив от действительности. Отец говорил это с пренебрежением, но Агнесса видела, каким трудом тому дается этот равнодушный тон.
Лазарь был человеком образованным разносторонне и свою дочь воспитывал в том же духе. Агнесса училась в классе с детьми партийных чиновников, но кроме этого, у них в доме на правах дальней родственницы жила еще папина гувернантка. Она, конечно, не могла обойти Агнессу вниманием, что доставляло той массу неудобств: без ножа не поешь (а хочется побыстрее, подружки ждут), громко не рассмеешься (не приличествует барышне). И, кроме того, почти нет свободного времени: музыка, вальсирование со стулом в качестве партнера, французский, рисование никому не нужных пейзажей и прочее. Агнесса жаловалась отцу на несносную бонну, но тот лишь посмеивался. «Ты думаешь, пионерка должна уметь только ковыряться в носу и громко горланить песни?» задавал он вопрос, прищурив один глаз: такая у него была привычка.
То, что сделали для нее отец и Мария, полностью Агнесса сумела оценить, лишь открыв собственную школу
Агнесса Лазаревна, можно? без стука вошла в кабинет молодая женщина с туго заплетенной косой. Расшитое золотыми нитями по зеленому шелку свободное платье или балахон, как ни назови, все равно мешком висело на худеньких плечиках.
Заходи, Ядвига. Агнесса понимала, что цивилизовать эту дикарку уже не получится: Ядвига основную часть жизни провела в приюте.
У нас новенькие? Сейчас столкнулась в коридоре с одной красавица! Ядвига произнесла это без зависти, но сделав минутную паузу.
Софья Риттер. Что думаешь?
Давайте посмотрим, Ядвига достала из кармана бархатный мешочек.
Подожди, не торопись. Сначала так.
Как хотите, пожала плечами Ядвига, садясь в кресло и закрывая глаза.
Агнесса в который раз наблюдала, как меняется лицо Ядвиги, когда та «уходит». Черные дуги бровей и пушистые ресницы стали резко заметны на сильно побледневшей коже. Кончик носа заострился, а краска на губах приобрела синеватый оттенок. Если бы не подрагивающие веки, можно было бы решить, что в Ядвиге нет жизни.
Софья сирота при живой матери уже платит за ее грехи И еще впереди Нет любви, она не будет любить никого все только ее. А потом все потеряет Смерть близкого человека поможет ей И ребенок Ядвига шумно вздохнула и резко открыла глаза. С минуту она невидяще смотрела перед собой, затем повернулась к Агнессе.
Не нужно было ее брать, она несет беду Ядвига открыто посмотрела на нее.
Не смогла отказать отцу. Да и не хотела. Девочке нужно помочь. Доставай карты. Агнесса и сама была в сомнениях.
Судьбу Софьи предсказать невозможно. Выбор за ней.
Вот и посмотри, в каком месте мы сможем ей соломку подстелить.
Агнесса Лазаревна, вы же знаете, нам нельзя вмешиваться.
Пусть тебя это не волнует.
Ладно. Ядвига разложила карты на небольшом столике. Посмотрю этот год. Уйдут проблемы со здоровьем. Вот, я так и знала. Несчастная любовь. Уже из-за нее страдает парень. Я же говорила! Ядвига с досадой смешала карты.
Не кипятись, девочка. Гордей рассказал мне о встрече Софьи с Климом.
С Кошелевым, новеньким? ахнула Ядвига.
Да, с ним. Гордей обеспокоен, говорит, мальчик просто в ступор впал, когда ее увидел. И у Ады он пытался о Софье спрашивать
Вы его кому в партнеры определили?
Ксении Ляшенко. На, посмотри, Агнесса протянула Ядвиге фотографию.
Она совсем ребенок!
Они с Софьей ровесницы. Ну, что скажешь? спросила Агнесса, глядя в уже разложенные Ядвигой карты.
Очень интересная судьба. Карьера, просто взлет! И деньги. Учеба за границей, но она там не останется. Вернется домой. Ее любовь вернет, она не сможет жить без любимого. Но у них не все гладко будет. Личное счастье только после двадцати пяти лет. А вот своих детей Бог не даст.
Нам сейчас с ней что делать?
Ничего. Ей просто не хватает любви. Она будет много учиться, интерес и стимул есть. Кстати, кто-то много ее старше словно кирпичики в ее биографию уже заложил. Его нет в живых, но она все время помнит об этом человеке. Но он не кровный ее родственник.
Да, точно. Приемный дед, муж бабушки. Он воспитывал ее с детства.
Наверняка с этой девочкой у нас проблем не будет. Она очень сильная. Даже свою любовь скрыть сможет!
Осталась еще одна, сказала Агнесса, пододвигая Ядвиге фотографию и вздыхая. Она ничего не могла с собой поделать, Вика Шляхтина ей не нравилась совсем.
Господи, просто пустой сосуд. Нет, не пустой. С мусором. Эту девочку чистить нужно. Иначе ничего хорошего из нее не получится. И еще лечить. И еще она беременна.
Да, я знаю. Посмотри ее будущее.
Слава богу, самое обыкновенное. Семья, дети. Замуж выйдет очень рано. И чем раньше, тем лучше для нее. С будущим мужем уже знакомы, он друг детства. Она совсем не яркая личность, но женой будет примерной, матерью хорошей. И будет всем помогать. В общем, ничего особенно страшного и примечательного. Впрочем Она не простая У нее есть определенные способности. Возможно, придется с ней позаниматься. По крайней мере, контролировать.
Ну и ладно. Займись ею сама.
Хорошо. После карантина?
Нет, сегодня же. Я всех троих поселила рядом. Думаешь, зря?
Ксению-то зачем к ним?
Пусть учится общаться и выживать. Сама же сказала, что у нее карьера!
Да, Агнесса Лазаревна, страшный вы человек! Девочку не жалко?
Агнесса не ответила. «А кто их пожалеет там, куда они вернутся?» подумала она, убирая фотографии обратно в папки.
Глава 14
Зинаида считала падающие в стакан капли «Корвалола» и слушала стенания подруги. Досчитав до пятнадцати, закрутила крышку пузырька, долила воды из графина и подала Валерии.
Шляхтин животное. Нет! Животные своих детенышей не бросают, а этот! Зубы Валерии дробно стучали о край стакана.
Лера, он правильно поступил! Ты же видишь, во что Вика превратилась!
У тебя детей нет! И ты не поймешь! Она маленькая еще, разберется в жизни, просто покуролесит немного. Зачем в колонию-то? Вы со Шляхтиным с ума сошли, точно! И меня не слышите! Валерия швырнула пустой стакан на пол. Упав на ковровое покрытие, тот даже не звякнул.
Во-первых, это не колония. Там прекрасные условия, питание, лечение. Просто в строгости держат.
Вот-вот. И в изоляции. Как в тюрьме! Зинуля, ты же знаешь, где это? Ты же ездила, следила за этим! Валерия со злости не смогла произнести имя мужа.
Вот-вот. И в изоляции. Как в тюрьме! Зинуля, ты же знаешь, где это? Ты же ездила, следила за этим! Валерия со злости не смогла произнести имя мужа.
И что?
Отвези меня туда. Я только увижусь с ней.
Ни за что.
Ты мне не подруга!
Это как угодно.
Зина и сама уже не знала, чья она подруга. Десять лет назад запуталось все. А можно даже сказать, что запуталось все еще там, в детстве.
С Лерой они учились в одном классе и жили в одном подъезде. И еще вместе работали их родители. Лерин отец, Корецкий, в биологической лаборатории с матерью Зины, отец Зины, Друккер, в милиции с матерью Леры. Они потом так и переженились. Зине и Лере исполнилось по десять лет, когда их отцы вдруг поменялись местами. Лера стала тоже Друккер. Но Корецкий свою фамилию Зинаиде не дал. А через год умер, подцепив в Африке вирус. Майор Друккер стал отцом двух семейств.
Лера занималась музыкой и танцами, Зина борьбой и плаванием. Лера гуляла с мальчиками, Зина, направленная отцом, охраняла ее честь. Лера вышла замуж за Шляхтина, Зина стала кем-то вроде подруги семьи.
Зинаида любила Шляхтина. И с каждым годом все меньше любила его жену, беспутничавшую практически у нее на глазах. Став сначала личным телохранителем Шляхтина, а потом и начальником всей службы безопасности его фирмы, она стала и его любовницей. Совесть спала, как, впрочем, и разум. Находясь рядом с любимым начальником вне службы, Зинаида становилась кроткой и нежной перед ним, но страстной и голодной до любовных ласк. Это перевоплощение суровой Зины так увлекало Шляхтина, что он однажды заметил, что пресный секс с купленными девочками ему уже не нужен. Крепкое, тренированное тело Зины заводило его, часто уже уставшего и бессильного, и толкало на поступки, которых он потом, после осмысления, сам же и пугался. Он никогда не покупал столько подарков жене, сколько любовнице. Зина же небрежно смахивала очередной браслетик или колечко в шкатулку. «Глупый ты, Шляхтин! Ну куда я все это надену! Хотя пусть лежат, разоришься будет на что пакет макарон купить!» смеялась она.