Она должна была огорчиться. Ведь так бывает с дочерью, когда ей сообщают, что ее матери больше нет? Но она не почувствовала ничего.
Что ж, ладно, услышала она свой ответ, холодный и трезвый, которым словно давала понять, что ей в глубине души вовсе не нужно смиряться со смертью женщины, давшей ей жизнь, ведь она уже приняла это как свершившийся факт.
Когда память вернется, придет и боль, вместе с воспоминаниями, утешил ее доктор.
Может, лучше не надо? Вы говорите так, будто подобные вещи пойдут мне на пользу.
Никому из нас не дано избежать страдания, Сэм. Это было бы неправильно.
Вам не кажется, что я уже достаточно настрадалась?! На нее вдруг накатила ярость. Что вы об этом знаете? Что вам известно об этом, а? У вас, наверное, прекрасная семья, жена, дети. А у меня? У меня украли пятнадцать лет. Хуже: кто-то забрал себе часть того, что во мне было.
Тебе говорит о чем-нибудь имя Тони Баретта?
Кто это? Как он со всем этим связан?
Определенно нет. Грин сам ответил на свой вопрос. Когда ты пропала, твоя подруга Тина вы сидели за одной партой, но ты, возможно, этого совсем не помнишь рассказала полиции, что у тебя в тот февральский день было назначено свидание с Тони: он ходил в ту же школу и передал через друга, что хочет тебе что-то сказать.
Доктор боялся, что продолжение истории не понравится ей.
Только поэтому мальчик возглавил список подозреваемых, продолжал Грин. Полицейские даже предполагали, будто он тебя убил и избавился от тела. Доктор устремил на нее серьезный взгляд. Но я думаю, что Тони Баретта просто хотел объясниться тебе в любви Ему, как и тебе, было всего тринадцать лет.
Несколько секунд оба молчали.
Извини, не хотел тебя расстраивать. Это не твоя вина. Но то, что произошло с тобой, отразилось на многих. Все они невинные жертвы, так же как и ты. Они заслужили, чтобы мы за них болели душой. Даже ты, поверь.
Что-то кольнуло у нее в груди.
Что я теперь могу для них сделать?
Помоги мне поймать монстра. Грин поменял ленту в магнитофоне. Сэм, необходимо приложить больше усилий, неожиданно сурово проговорил он. У нас мало времени, ты должна мне хоть что-нибудь дать Ты это понимаешь, правда?
Я не знаю Фраза оборвалась: Саманта ни в чем не была уверена.
Может, пока еще ты не сможешь рассказать все, но постарайся вспомнить хоть какие-то детали: какого он роста, какой у него голос
Девушка поглядела доктору в лицо:
Он никогда не говорил со мной.
Грин ответил не сразу, сначала включил запись.
За пятнадцать лет ни единого слова?
Думаете, я сумасшедшая, да?
Вовсе нет, поспешил возразить доктор. Это вопрос веры. Он посмотрел ей в глаза. Видишь ли, Сэм, многие люди убеждены в том, что за их существованием постоянно следит некая высшая сила. Ее называют Богом и приписывают власть над земным бытием. Хотя эти люди не могут Его видеть, они знают, что Бог есть. А также убеждены, что Бог как-то связан с их присутствием в мире и с целью их жизни. Без Него они бы чувствовали себя потерянными, брошенными. Они нуждаются в Боге.
Вы хотите сказать, что я нуждаюсь в том монстре? Что я его оберегаю?
Нет. Ты хочешь, чтобы я поверил в существование кого-то, кого ты никогда не видела и не слышала, и я готов с тобой согласиться: я на твоей стороне. Но какие-то вещи нуждаются в разумном объяснении. Например, как тебе удалось бежать после стольких лет?
Она никак не могла взять в толк, чего хочет от нее доктор Грин. Чего он добивается? В этот момент что-то тихо загудело.
Доктор достал мобильник из пиджака, висевшего на спинке стула. Пришла эсэмэска.
Мы вводим тебе средство, нейтрализующее психотропные препараты, и скоро оно поможет тебе вспомнить, проговорил он, читая сообщение. А теперь ты должна меня извинить: я отлучусь на минутку.
Доктор встал, бросил взгляд на капельницу, соединенную с рукой Саманты, и направился к выходу.
Доктор Грин, позвала она. Вы не могли бы оставить дверь открытой?
Он улыбнулся:
Я чуть-чуть ее приоткрою, хорошо?
Она кивнула в знак согласия. Доктор оставил узкую щель, через которую она могла разглядеть больничный коридор. Нельзя было понять, ночь на дворе или день. Но дежурный полицейский по-прежнему пребывал на посту, спиной к двери. Стояла приятная тишина звуки больницы слышались, но в отдалении. Хотя веки смыкались, Саманта боялась заснуть. Была уверена, что во сне он вернется.
Тогда-то и зазвонил желтый телефон.
Страх пронизал все ее тело, притянул к постели, будто к огромному магниту. Она медленно повернула голову к тумбочке.
Телефон звонил не переставая. Требовал внимания к себе.
Краем глаза она проследила за реакцией полицейского, что сидел за дверью. Он не сдвинулся с места. Она хотела окликнуть его, позвать на помощь. Но страх сжимал горло, не давая произнести ни слова.
Тем временем звонки вонзались один за другим в тишину, обволакивающую, будто вата. Как призыв или как угроза.
Одна часть рассудка отрицала очевидное. Другая, наоборот, нашептывала нечто такое, чего она не желала принять. А именно: что на другом конце провода старый знакомый старый друг, он звонит, чтобы сообщить: скоро, очень скоро он придет за ней.
Чтобы отвести домой, в лабиринт.
Она хотела встать, убежать от телефона. Но загипсованная нога не позволяла сдвинуться с места. Тогда она повернулась к зеркальной стене. Грин говорил, что за ней полицейские, которые слышат каждое слово. Неужели сейчас там нет никого? Она подняла руку, пытаясь привлечь их внимание. Одновременно повернулась к двери и наконец тонким голоском стала звать полицейского:
Простите Простите твердила она в ужасе, но и смущаясь, поскольку осознавала, что страх может лишить разума.
Но тут звонки прекратились так же внезапно, как и начались.
Теперь она слышала только собственное судорожное дыхание. И назойливый свист в ушах, отражение того дьявольского звука. Она еще раз повернулась к телефону, удостовериться, что он в самом деле прекратил звонить. Да, действительно: аппарат снова молчал.
К счастью, ей на помощь пришел знакомый звук: она узнала позвякивание ключей, которые доктор Грин носил на карабине, прикрепленном к поясу. Вскоре дверь отворилась, и врач вошел в палату.
Сэм, с тобой все хорошо?
Телефон, показала она. Телефон звонил.
Он подошел к постели.
Успокойся, это просто недоразумение. Кто-то ошибся номером.
Но она не слышала, что ей говорят. Даже не слушала. В ее уме обретала форму некая туманная мысль. Звонки телефона пробили дорогу в памяти, и нечто вроде смутного воспоминания выходило наружу. Память о звуке.
Простите Простите
То был ее голос, то были те же слова, какие она только что произнесла, пытаясь привлечь внимание дежурного полицейского. Но теперь слова звучали у нее в уме, ведь она сама произнесла их в другое время, в другом месте
Она идет по лабиринту. В конце длинного серого коридора железная дверь. Дверь заперта. Всегда была заперта она это помнит совершенно точно. Но теперь за дверью слышится звук.
Будто кто-то скребет по железу.
Звук негромкий: то ли мышка прогрызает нору, то ли жучок точит дерево. Но в тишине лабиринта малейший шорох кажется грохотом. И она расслышала шум из своей комнаты. И явилась, чтобы выяснить, откуда он.
Медленно подходя к двери, спрашивает себя, что же это может быть. Боится обнаружить источник звука, но понимает, что иначе нельзя. Ею движет не простое любопытство. Она научилась проверять каждую деталь, постигать любую перемену в рутине заточения.
Ведь она не знает, когда и как начнется новая игра.
Инстинкт подсказывает, что за этим порогом что-то ожидает ее.
Простите Простите все зовет и зовет она с неуместной вежливостью, надеясь получить ответ.
Вы правы, сказала она, глядя на доктора Грина. Я там была не одна.
11
Бруно отъехал от «Дюрана» как раз вовремя, чтобы увидеть начало атаки «кожаных шлемов» в зеркало заднего вида своего «сааба».
Он не успел добраться до пригорода, как по радио уже объявили об аресте первого подозреваемого по делу о похищении Саманты Андретти. Дженко вел машину, не переставая обдумывать то, что услышал в заведении. Вся эта история о человеке с головой кролика до сих пор казалась ему маловероятной.
Он не успел добраться до пригорода, как по радио уже объявили об аресте первого подозреваемого по делу о похищении Саманты Андретти. Дженко вел машину, не переставая обдумывать то, что услышал в заведении. Вся эта история о человеке с головой кролика до сих пор казалась ему маловероятной.
«Нам все еще неизвестно, на каком основании был задержан Том Криди, объявил диктор. В данный момент его собираются доставить в секретную тюрьму, где заключенного допросит полиция».
Значит, парня зовут Том Криди. С него в полиции семь шкур спустят, подумал Бруно. Юнец идеально подходит для того, чтобы отвлечь журналистов и общественное мнение от охоты на настоящего похитителя. А если охота окажется безуспешной, браконьер заплатит за все.
Но если Том поведал Бауэру и Делакруа ту же историю про человека-кролика, он запросто может отделаться тем, что его признают невменяемым. Дженко представил себе, какие гримасы скорчат оба полицейских, обнаружив, что у них не получится сделать из бедолаги козла отпущения, и расхохотался.
Но смех перешел в приступ кашля. Бруно внезапно почувствовал тяжесть в груди. «Сааб» опасно вильнул и выехал на встречную полосу, по которой двигалась другая машина. Дженко едва успел свернуть. Когда он уже решил, что наступает конец, боль пропала в единый миг, так же как и началась.
Он понял: прозвучал тревожный звонок. Сердце напоминало о том, что нужно беречься. Беречься но для чего? Полиция располагала средствами и ресурсами для более углубленного расследования. Его возможности в этом плане по определению ограничены. Единственный след, который он взял, упирается в Тома Криди и его бессмысленные видения.
Он ощутил бездонную пустоту внутри и ужасающую тоску. У него больше не было цели. Оставалось только умереть.
Бруно подъехал к городу около часа ночи. На улицах скопились пробки. Люди, жизнь которых из-за жары сместилась на ночное время, высыпали из домов в поисках развлечений. Иные к тому же еще и работали: небоскребы, где размещались офисы, были ярко освещены, внутри царила деловая суета.
Дженко подумал, что у всех есть какое-то дело кроме него. Он даже не знал, куда ему ехать. Можно было вернуться к Квимби в «Кью-бар» и попытаться развеяться, поболтать с кем-нибудь, пропустив рюмочку. А можно было забиться в номер 115 отеля «Амбрус», растянуться на покрытом пятнами покрывале и ждать когда придет сон, а возможно, смерть. И конечно, всегда остается квартира Линды. Среди ее единорогов он найдет человеческое тепло, но их отношения уже окрасились грустью, а Бруно не хотел грустить. Только не сегодня ночью. Он хотел прожить день своей прежней жизни, один из многих, из тех, о каких уже и не помнишь наутро. Обыденный день, когда ты забываешь о том, что жив. Сколько у него было таких дней? Их накапливаешь, складываешь в прошлом, не задаваясь вопросом, послужат ли они чему-нибудь. Но в данный момент такие дни казались самыми желанными. Будь у него возможность прожить один-единственный день из своего прежнего существования, он выбрал бы не самый прекрасный, а самый нормальный.