Он молча выслушал меня, потом сказал:
Не беспокойся. Не подведу никого. Все будет тип-топ или, если хочешь, окэй
Праздник прошел как нельзя лучше.
Ардик заявился к Тане раньше гостей. Когда уже все собрались, он все еще колдовал на кухне над огромной кастрюлей, в которой варился плов.
Ардик великий специалист по части плова. Он уверяет, что его научил готовить плов некий узбекский аксакал, когда он побывал в командировке в Ташкенте.
Итак, было весело, звучала музыка по «магу», который Ардик в прошлом году подарил Тане, гости оживленно говорили все вместе в одно и то же время, по всей квартире разливался упоительный запах плова, щедро уснащенного различными травами. Марина накрывала на стол, а время от времени в комнату входил Ардик, без пиджака, в Маринином переднике поверх рубахи, вид самый что ни на есть домашний, и торжественно провозглашал:
Потерпите еще немного, он закипает
Все понимали: «он» это плов. Его величество плов, как выразился Сережа. Мальчик, в которого влюблена Таня.
Я впервые увидела его.
По-нынешнему, он акселерат, длинные ноги, очень высокий, чуть гнется от своего чересчур высокого роста. Светлые волосы закрывают уши, карие, насмешливые глаза. Много курит.
По-моему, теперь резко изменился тип юношей. В мое время они все как-то иначе выглядели прежде всего, были ниже ростом, как-то мельче, что ли, и волосы были стрижены под бокс, голый затылок, а спереди чуть-чуть, и мало кто курил тогда
Впрочем, к чему вспоминать о прошлом?
Когда-то мой муж Игорь сказал:
В тот день, когда ты скажешь: «В наше время молодежь была другая», знай, что наступила старость. Такие фразы обычно произносят одни лишь старики
Что ж, должно быть, так оно и есть. Я уже шагнула вплотную к старости. Осталось совсем немного, чтобы окончательно окунуться в нее.
И все-таки не хочу идти против правды, нынешние молодые внешне сильно отличаются от нас, и выглядят лучше кормленными, и одеты куда разнообразнее.
Немудрено, на нашу долю выпала война, а для них война, наверное, как для нас нашествие татар. Или что-то вроде военных сражений англичан с бурами
Все было, повторяю, хорошо. Гости веселились напропалую, сперва отплясывали свои дикие танцы, подобные ритуальным пляскам какого-нибудь африканского племени, проживающего в глубине непроходимых джунглей, потом устроили, как выразилась Таня, гала-представление.
Мы все уселись, кто на стульях, кто на диване, а кто и просто на полу. Таня и еще два мальчика вышли на середину комнаты, стали показывать пародии на телевизионные передачи «А ну-ка, девушки!», «Алло, мы ищем таланты», «Шире круг» и, разумеется, на «Голубой огонек».
Это все было по-настоящему смешно и остроумно.
Ардик наклонился ко мне, спросил:
Как считаешь, Танька вроде бы у нас талантливая?
Еще как талантлива, ответила я.
Я и в самом деле считала Таню одаренной. На ее бы месте я после школы во что бы то ни стало подала заявление в театральное училище в Щукинское, в Щепкинское, в училище при МХАТе и везде держала бы экзамены, куда примут
Но она решила биофак, ничего другого. А как она решила, так и будет. Она умеет настоять на своем
Ардик вел себя безукоризненно. Ни одного прокола, ни одного необдуманно сказанного слова. И в самом деле, комар носу бы не сумел подточить, таким он казался озабоченным, домовитым семьянином, готовил плов, вносил чистую посуду и уносил со стола грязную, произносил тосты и даже танцевал с некоторыми, наиболее непривлекательными девочками, причем, по общему признанию, у него совсем неплохо получался шейк, хотя, конечно, его конек не шейк, а все-таки танго или, в крайнем случае, медленный вальс
В конце вечера он нащелкал множество снимков, снимал всех подряд, и вместе и по отдельности, и почти на всех снимках была Таня, или в центре, или хотя бы стороной, как говорится, по периферии
Разошлись поздно. Мы с Мариной поставили чисто вымытую посуду в сервант, Таня подмела пол, Ардик закурил вторую за весь вечер сигарету.
Всё, в один голос сказали Марина и я, поставив последний бокал и последнюю тарелку на положенное место. Теперь полный порядок!
Порядок, отозвалась Таня, кончив подметать пол.
Ардик глянул на часы, перевел взгляд на меня.
Однако в метро мы с тобой, старуха, уже опоздали, придется, видно, поехать на шашечках с зеленым огоньком
Ну и что ж? спросила я. Будто мы не выдержим этот непредвиденный расход?
Расход не расход, а в трешку встанет, сказал Ардик и добавил великодушно: Ладно, так и быть, беру весь расход на себя
За что я тебя ценю, сказала Марина, так это за неподдельную широту натуры
А как же, и цени, ответил Ардик, в простоте душевной приняв ее слова за чистую монету. Мы с Мариной переглянулись: Ардика отличал один недостаток, с которым он не всегда боролся в нужную силу: был немного прижимист
Таня вышла в прихожую нас проводить.
Ну как, Настена, спросила она, все вроде бы ничего?
Больше чем ничего, превосходно, ответила я.
Таня подошла к Ардику, обняла, поцеловала не то в висок, не то в глаз.
Спасибо, па
За что? не понял Ардик. За плов, что ли?
Ну как, Настена, спросила она, все вроде бы ничего?
Больше чем ничего, превосходно, ответила я.
Таня подошла к Ардику, обняла, поцеловала не то в висок, не то в глаз.
Спасибо, па
За что? не понял Ардик. За плов, что ли?
Будет тебе, будто сам не знаешь.
Была уже глубокая ночь. Быстрые осенние облака мчались по небу. Улица казалась пустынной.
Ардик взял меня под руку.
Пошли, старуха, будем надеяться, что где-нибудь все-таки мелькнет в ночном тумане заветный зеленый огонек
Я сказала:
А ты, в общем, молодец!
Он усмехнулся:
Что? Не подвел, как считаешь?
Считаю, что молодец, повторила я.
Надеюсь, что никто из ребят не видел, как мы вышли из дома, сказал он.
Конечно, нет, они нас опередили на добрых сорок минут.
Сорок семь с половиной, сказал Ардик. Я специально засек время.
Мы прибавили шагу.
Тебе понравился ее кабальеро по имени Сережа? спросил Ардик.
Ничего, ответила я. А тебе?
Кто его знает? Вроде с виду действительно ничего.
Глаза Ардика оживились.
Знаешь, о чем я подумал сейчас? А вдруг этот самый Сережа решил, как и подобает истинному влюбленному, всю ночь напролет простоять под Танькиными окнами?
Зачем? спросила я.
Видно, что ты давно не влюблялась, так делают всегда все влюбленные.
Но не в такую погоду и не современные акселераты, сказала я. Они боятся прежде всего за свои фирменные джинсы.
Взяла и все разом опошлила, сказал Ардик. Забыла небось, как сама, бывало, простаивала у какого-нибудь дома в каком-нибудь переулке, вдруг удастся увидеть его, того самого
Это было давно, сказала я. Давно и, скорее всего, неправда
Не хочу, чтобы он нас увидел, озабоченно проговорил Ардик. Мы бы тогда здорово подвели бы Таньку
Успокойся, заверила я Ардика. Он уже давно спит крепким сном и не подозревает, что Танин отец, автор изумительного плова, умеющий носить дамские передники и отплясывать шейк, в сущности, существо эфемерное, так называемый амбулаторный отец
Я не докончила. Навстречу неслось несколько машин с зелеными огоньками. Ардик бросился наперерез.
Он всегда храбро бросался ловить машины. Однажды, боюсь, его сшибет какой-нибудь лихач.
Он сел с шофером, я сзади. Он довез меня до моего дома, вышел из машины, подождал, пока лифтерша откроет подъезд.
Спросил скорее печально, чем мечтательно:
А хороша у нас Танька, верно?
Еще бы, рассеянно ответила я, ища в сумочке ключи от квартиры.
Сегодня я вдруг ощутил себя отцом, старым, добрым, снисходительным папой, продолжал Ардик.
Только сегодня? спросила я.
Представь себе, только сегодня. Когда я увидел, как Танька говорит с этим своим избранником, как обращается к нему, как, наконец, глядит на него, у меня вдруг сжалось сердце.
Перестань, сказала я, у нее еще будет столько всякого в жизни, одни увлечения начнут сменяться другими, по себе небось знаешь
Знаю, согласился Ардик. Но за себя, поверь, никогда не было страшно. А вот за нее
Он помолчал немного, пока лифтерша, бренча задвижками, открывала дверь, потом сказал на прощанье:
А тут еще ты так своеобразно выразилась
Как же?
Амбулаторный отец, звучит страшненько, разве не так?
Перестань, сказала я. Не грызи себя
Ладно, покорно ответил Ардик. Не буду. Во всяком случае, постараюсь
Отвернулся, пошел к машине, ожидавшей его, снова сел рядом с шофером.
А я побежала к себе; наверху, заслышав мои шаги, громко, радостно залаяла Клуша.
Не раздеваясь, я нацепила поводок к ее ошейнику и вышла пройтись с нею возле подъезда.
Ходила по темной, совершенно пустой улице, думала об Ардике, о словах, сказанных им напоследок, и все время мне виделись его понурые, опущенные плечи, когда он шел к машине.
Что за необычно грустные были у него плечи
Почему мы живем не так, как следовало бы? Почему так неэкономно, расточительно тратим драгоценные, немногие дни, отпущенные нам?! Почему Ардик, хороший, добрый, отзывчивый, живет не в семье с дочерью? Он же любит, любит ее, и она его любит, а все получается как-то не так, совсем не так.
Кто может сказать почему? Кто?..
Кто может сказать почему? Кто?..
5
Мы, газетчики, часто говорим:
Первая публикация это как первая любовь, трудно ее позабыть
Моя первая публикация в газете, посвященная премьере в Театре имени Вахтангова, была напечатана в середине пятидесятых годов, а точнее, в пятьдесят пятом году; в ту пору я заканчивала вечерний факультет Полиграфического института, редакторское отделение, и понемногу начала сотрудничать в ежедневной московской газете, той самой, в которой продолжаю работать по сей день.
Сперва я давала коротенькие информации в несколько строчек: открытие новой библиотеки, юбилей старого производственника, встреча знаменитой спортивной команды с московскими школьниками, выставка картин советских художников
В те годы ответственным секретарем редакции был Евсей Евсеич Ефимов, которого в редакции все называли Еее, старый московский журналист, некогда работавший с Гиляровским, Амфитеатровым и с самим Власом Дорошевичем.
По сей день помнятся мне его всегда небрежно выбритые щеки, небольшие темно-коричневые глаза в коротких ресницах, скупая, нечастая улыбка, от которой мгновенно вдруг хорошело его лицо
Евсей Евсеич был моим крестным отцом в журналистике.