Я сначала подумал, что он читает кадиш по Шпинделю КонСенсус подсказывал, что молиться надо дважды в день на протяжении года, если мы столько проживем. Но выглянув из-за спинного хребта в центре вертушки, я смог считать его грани так же ясно, как если бы сидел с ним рядом. Биолог не заскучал, не отвлекся и не задумался. Роберт Каннингем оцепенел. Я встал и прошел по вертушке. Потолок переходил в стену, стена в пол.
Я встал настолько близко, что слышал нескончаемый бормочущий шепоток, единственный невнятный слог, повторявшийся снова и снова. Настолько близко, что мог разобрать, о чем же Роберт лепечет.
чертчертчерт
И он даже не дернулся, хотя я не пытался скрыть свое появление.
В конце концов, когда я заглянул ему через плечо, он замолк.
Ты слепой, изрек он, не оборачиваясь, знаешь?
Нет.
Ты. Я. Все, биолог сплел пальцы и стиснул их, будто в молитве, так сильно, что костяшки побелели. Только теперь я заметил, что сигарета исчезла.
Конечно, зрение по большей части, ложь, продолжил биолог. Мы на самом деле не видим ничего, кроме как щель шириной в пару градусов с максимальным разрешением. Все остальное периферическое зрение, клякса, просто движение и свет. Движение фокусирует взгляд. Твои глазные яблоки постоянно подергиваются ты знаешь, Китон? Саккады, так это называется. Они размывают картинку, слишком быстро мечутся, мозг не успевает интегрировать данные, поэтому глаз просто выключается в паузах. Он улавливает лишь изолированные стоп-кадры, а мозг вырезает пропуски и заполняет их иллюзией связности.
Он повернулся ко мне.
И знаешь, что самое потрясающее? Если что-то будет двигаться только в этих промежутках, то он станет невидимым, мозг его просто проигнорирует.
Я заглянул в его рабочее пространство. По одну сторону, как обычно, мерцало спаренное окно сигнал с камер в клетках шифровиков, но центр сцены занимала гистология, в десять тысяч раз крупнее, чем в жизни. В главном окне сияла парадоксальная нейронная сеть Растрепы и Колобка, отчищенная, размеченная, накрытая функциональными схемами в десять слоев. Плотная, откомментированная чаща чужепланетных дерев и терний. Немного похожая на «Роршах».
Я ничего в ней не понимал.
Ты меня слушаешь, Китон? Понимаешь, о чем я говорю?
Ты разобрался, почему я не увидел Хочешь сказать, эти существа могут каким-то образом определить, когда наши глаза не работают
Я не закончил, это казалось невозможным.
Каннингем покачал головой. С губ его сорвалось нечто, пугающе похожее на смешок.
Я хочу сказать, эти твари с другого конца коридора видят, как функционируют твои нейроны, и разрабатывают на этой основе стратегию маскировки; посылают команды двигательной системе, действуя на ее основе, а затем другие команды, чтобы замереть, прежде чем твои глаза вновь сработают. И все это за время, которое уходит, пока нервный импульс пробегает половину пути между плечом и локтем. Эти твари быстрые, Китон. Они гораздо резвее, чем мы можем предположить, даже судя по их ускоренному шепоту, за которым мы тут наблюдали. Они, блин, сверхпроводники какие-то!
Я только сознательным усилием удержался от того, чтобы нахмуриться.
Такое возможно?
Каждый нервный импульс генерирует электромагнитное поле. Значит, его можно уловить.
Но магнитное поле «Роршаха» настолько Я хочу сказать, уловить сигнал единственного оптического нерва в этом шуме
Это не шум. Поля часть их биологии, забыл? Должно быть, так они это и делают.
Значит, тут у них этот номер не пройдет.
Ты не слушаешь. В ловушку, которую вы поставили, никто попасться не мог, если только сам не хотел залезть в капкан. Мы не образцы притащили, а привели к себе лазутчиков.
В спаренном окне перед нами парили Растрепа и Колобок, извивчивыми хребтами колыхались щупальца. По шкурам обоих неторопливо ползли загадочные узоры.
Предположим, это просто инстинкт, высказался я. Камбала отлично сливается с фоном, но не размышляет над этим.
Откуда у них взяться такому инстинкту, Китон? Как он мог развиться? Саккады случайный сбой в зрительной системе млекопитающих. Где шифровики могли с ними столкнуться? Каннингем покачал головой. Это существо то, которое поджарил робот Аманды, разработало способ маскировки самостоятельно, на месте. Оно импровизировало.
Слово «разумный» едва ли вмещало подобный уровень импровизации. Но на лице Каннингема под уже высказанными опасениями отражалось что-то еще его очень сильно тревожила какая-то мысль.
Что? спросил я.
Это было глупо, признался он. При таких способностях оно повело себя по-идиотски.
В каком смысле?
У него же не получилось, шифровик не смог поддерживать маскировку в присутствии нескольких человек.
«Потому что наши глаза саккадируют не синхронно, сообразил я. Лишние свидетели разоблачили нашего пришельца».
Они могли бы многое сделать, продолжил Каннингем. Вызвать у нас синдром Бабинского или агнозию: мы бы тогда спотыкались о целое стадо шифровиков, а наше сознание его даже не заметило бы. Господи, да агнозии порой случайно возникают. Если твои чувства и рефлексы развиты настолько, что ты прячешься между чужими саккадами, зачем останавливаться? Почему не придумать трюк, который сработает при любых обстоятельствах?
Они могли бы многое сделать, продолжил Каннингем. Вызвать у нас синдром Бабинского или агнозию: мы бы тогда спотыкались о целое стадо шифровиков, а наше сознание его даже не заметило бы. Господи, да агнозии порой случайно возникают. Если твои чувства и рефлексы развиты настолько, что ты прячешься между чужими саккадами, зачем останавливаться? Почему не придумать трюк, который сработает при любых обстоятельствах?
А ты как думаешь? спросил я, рефлекторно избегая ответа.
Думаю, что первый был это ведь была молодая особь, так? Скорее всего, просто неопытная. Глупая, вот и ошиблась. Думаю, мы имеем дело с существами, настолько превзошедшими человека, что их малолетние дебилы способны на ходу перепаять нам мозги, и по-хорошему я даже передать не могу, насколько это должно нас всех пугать, блин!
Я видел страх в его графах, слышал в его голосе. Застывшее лицо оставалось мертвенно-спокойным.
Надо бы прямо сейчас их грохнуть, прошептал он.
Если это шпионы, они не смогли узнать много. Постоянно находились в клетках, если не считать взлета. И всю обратную дорогу были рядом с нами.
Эти существа живут и дышат электромагнитным излучением. Даже увечные и изолированные. Кто знает, сколько они выведали о нашей технике, просто читая ее сквозь стены?
Надо сказать Сарасти, выпалил я.
О, Сарасти знает. Как думаешь, почему он отказался их отпускать?
Он никогда не упоминал о
Надо быть сумасшедшим, чтобы ляпнуть такое. Ты забыл он же отправляет вас туда раз за разом. Как можно рассказать вам все, что ему известно, а потом швырнуть в лабиринт с кучей минотавров-телепатов? Он знает и уже просчитал все до последнего волоска, глаза Каннингема маниакально сияли на бесстрастной маске. Он поднял глаза к оси вертушки и не повысил голос ни на децибел: Правда, Юкка?
Я проверил активные каналы через КонСенсус.
Роберт, по-моему, он тебя не слышит.
Губы Каннингема растянулись в чем-то, что сошло бы за жалостную улыбку, если бы к ним присоединилось остальное лицо.
Ему не надо слышать, Китон. И не надо за нами шпионить. Он просто знает.
Дыхание вентиляторов. Почти неслышный гул подшипников. Затем по вертушке разнесся бесплотный голос Сарасти:
Всем в кают-компанию. Роберт хочет поделиться информацией.
Каннингем сидел по правую руку от меня. Его резиновую физиономию снизу подсвечивал стол. Биолог уперся взглядом в сияющую поверхность и слегка покачивался. Его губы шевелились, повторяя какое-то неслышное заклинание. Напротив нас уселась Банда. Слева Бейтс одним глазом следила за ходом совещания, другим за разведданными с передовой.
Только Сарасти присутствовал астрально: его кресло во главе стола пустовало.
Рассказывай, потребовал он.
Надо уносить но
С начала!
Каннингем сглотнул и начал по новой.
Эти их расползающиеся нейроны, которые я не мог раскусить, бессмысленные перекрестные синапсы на самом деле, логические вентили. Шифровики таймшерят. Их чувствительные и двигательные узлы во время простоев работают ассоциативными нейронами, поэтому любая часть системы может использоваться для мыслительных процессов, если не занята другим делом. На Земле не возникло ничего даже отдаленно похожего. Это значит, что даже как индивидуумы они располагают изрядными вычислительными мощностями без специализированной ассоциативной нервной ткани.
Их периферические нервы мыслят? Бейтс нахмурилась. А помнить они могут?
Безусловно. По крайней мере, я не вижу причины, почему бы нет, Каннингем вытащил сигарету из кармана.
Так что, когда они растерзали того шифровика
Не мятеж, а передача данных. Скорее всего, о нас.
Радикальный способ вести беседу, заметила Бейтс.
Для них это не оптимальный вариант. Думаю, каждый шифровик служит узлом распределенной сети, по крайней мере когда они на «Роршахе». Но эти поля должны стыковаться до ангстрема, и когда мы спускаемся туда со своими машинами и экранами, то пробиваем дыры в проводниках обрушиваем им сеть, забиваем сигналы. Поэтому они прибегли к разведке.
Сигарету биолог так и не зажег, катал фильтр в пальцах. Его язык шевелился между губами, точно червь за маской.
Инициативу перехватил скрывшийся в своей палатке Сарасти.
Кроме того, шифровики используют ЭМ-поле «Роршаха» для метаболизма. Некоторые биохимические пути достигают протонного переноса через туннелирование тяжелых атомов. Возможно, радиационный фон является катализатором.
Кроме того, шифровики используют ЭМ-поле «Роршаха» для метаболизма. Некоторые биохимические пути достигают протонного переноса через туннелирование тяжелых атомов. Возможно, радиационный фон является катализатором.
Туннелирование? переспросила Сьюзен. В смысле квантовое?
Каннингем кивнул.
Что заодно объясняет проблемы с экранированием. По крайней мере частично.
А такое вообще возможно? Я хочу сказать, квантовые эффекты наблюдаются только при низких те
Забудь, отрезал Каннингем. О биохимии можем потом поспорить, если выживем.
А о чем нам спорить, Роберт? вкрадчиво поинтересовался Сарасти.
Для начала, самая тупая из этих тварей способна заглянуть человеку под череп и увидеть, какие участки его зрительной коры работают в данный момент. Если есть разница между этой способностью и телепатией, она не очень велика.