Я с некоторым недоверием взглянул на прибор, но колбы и впрямь показывали приближение полуночи. А я не только не устал, но даже не проголодался толком. Хотя, быть может, откат придет позже? Кто этих женщин знает? Вдруг это всего лишь уловка, чтобы мы побыстрее справились с задачей?
«Перерыв?» тут же соткались на полу передо мной серебристые буквы.
Да, пожалуй, задумчиво согласился я, складывая на постамент последний обломок. После чего оглядел то, что у нас получилось, по достоинству оценил выложенные из камня изящные ступни, наполовину прикрытые куском такой же каменной туники, и с тихим смешком признал: Красивые ножки. Такие грех не закончить в ближайшие несколько дней.
«До завтра», снова написал Ал и широким ручейком вытек из-под обломков. После чего вернулся на свое законное место, обратился в наковальню и застыл неподвижной глыбой, снова позабыв снять с меня зеркальную броню.
Насчет вчерашнего я его, кстати, спросил. Но из сбивчивых объяснений понял одно пока в первохраме оставалась хотя бы одна серебряная капля, алтарь действительно мог выходить за его пределы. Правда, только внутри живого носителя. Вопрос заключался лишь в расстоянии. Поскольку в первый раз Поводырь утянул меня слишком глубоко от храма, то, чтобы сохранить мне жизнь, Алу пришлось перейти в мое тело полностью. Причем пока я болтался на глубине, все было терпимо. Но как только я поднялся ближе к поверхности, алтарь, оставшись без связи с первохрамом, начал быстро тяжелеть, а я на это оказался не рассчитан. Соответственно на верхнем уровне принял на себя почти весь его вес и непременно бы сдох, если бы не сумел вовремя вернуться в храм.
Мои подозрения насчет того, что алтарь не на всяком слое способен переходить в жидкое состояние, тоже подтвердились. Как выяснилось, чем глубже во Тьме, тем проще Алу было менять форму. Собственно, эта каверна максимально допустимый уровень, где он мог делать это без носителя. На моем привычном слое он бы моментально обратился в камень или железку. А в реальном мире, подозреваю, мы бы и вовсе не сдвинули его с места, потому что силы в этой болванке хранилось немеряно. Даже с учетом того, что за тысячу лет Ал серьезно ослаб.
Вопрос о том, почему для первохрама выбрали именно этот уровень, отпал сам собой просто спуститься ниже живому человеку было бы крайне затруднительно. Собственно, каверна стала своеобразным компромиссом между пожеланиями Фола и возможностями его жнецов. Но даже так они едва не прогадали, потому что, кроме меня, за целую тысячу лет никто не сумел сюда добраться. И еще бы столько же времени не пришел, если бы владыка ночи не расщедрился на благословение.
Одним словом, получалось, что носить зеркальную броню за пределами храма я все-таки мог. Причем сколь угодно долго, не опасаясь при этом оказаться намертво в ней запаянным. Но дальше одного пешего дня пути от столицы и ниже доступных мне слоев Тьмы Ал советовал не заходить. По крайней мере, до тех пор, пока не войдет в полную силу.
Насчет невидимости он тоже согласился, что штука полезная, и сообщил, что теперь я могу использовать ее по собственному усмотрению. Для этого достаточно было лишь высказать свое желание вслух. Но поскольку наличие второй брони делало меня в определенной степени от него зависимым, то с новшествами я решил поосторожничать. И этим же утром стряс с алтаря обещание, что он по первому же требованию избавит меня от своего присутствия и не станет вмешиваться в мои дела, пока я не посчитаю нужным его об этом попросить.
Уже уходя, я вдруг вспомнил о Мэле, который на протяжении всего дня упорно держался в тени. И едва не споткнулся, обнаружив, что стремительно возвращающая прежний облик кукла тоже щеголяет в серебристом доспехе. Более того, в это самое время Мэл как раз пытался придать себе невидимость, и у него, надо сказать, неплохо получалось. Так что ему не надо было большую часть времени проводить на нижнем слое теперь, чтобы следовать за мной на темной стороне, ему достаточно было попросить алтарь об услуге.
Спасибо, Ал, бросил я, оглянувшись на наковальню. Я был не прав: ты действительно очень полезен.
Алтарь никак не отреагировал. Но когда я поднялся по лестнице и вышел в призрачный город, на снегу все же проступило мимолетное: «Пожалуйста».
Глава 3
На этот раз я проснулся оттого, что на прикроватной тумбочке яростно вибрировала зачарованная монетка. Звук от нее шел такой, словно изнутри на столешницу набросился злобный термит и теперь грыз ее, грыз вместе с моими мозгами. Так что волей-неволей пришлось открыть глаза, сесть, накрыть дрожащую монетку рукой и, бросив взгляд на улицу, где еще толком не рассвело, буркнуть:
Йен кто бы сомневался?
Пока я собирался, Мэл метнулся в храм предупредить Ала, что сегодня нас скорее всего не будет. А быть может, и завтра-послезавтра тоже, потому что монетка все это время вибрировала без перерыва, из чего следовало заключить, что дело предстояло серьезное. Собственно, только поэтому я не стал медлить и, наскоро перекусив, всего через четверть свечи взялся за прикрепленный к монете поводок. А когда, ориентируясь на него, создал тропу, то изрядно удивился, обнаружив, что она ведет снова не в кабинет Йена.
Хорошо еще, что я привык сходить с тропы заранее, пользовался метками и, прежде чем выйти в реальный мир, всегда изучал обстановку с темной стороны. Как оказалось, Норриди изволил пребывать далеко от западного Управления и при этом выглядел безнадежно мокрым, несчастным и в момент моего прихода раздраженно мерил шагами большую лужу, в которой, на мой взгляд, не имелось ничего интересного.
Дело происходило на Шестнадцатой улице узкой, извилистой и грязной до неприличия. Как вскоре выяснилось, здесь издавна плохо работала ливневка, поэтому после продолжительных дождей все подступы к домам были основательно подтоплены, из-за чего даже лошади местами бродили по щиколотку в воде.
Здание, возле которого Йен бесцельно ходил туда-сюда, оказалось самым обычным. Серое, мокрое, в три с половиной этажа, если считать чердак. Первый этаж каменный, второй, что нетипично для Алтира, почти целиком сделан из дерева. Зато крыша выглядела абсолютно новой, чистой и совсем недавно была покрыта свежей черепицей, которая даже на темной стороне оказалась почти целой.
Углядев внутри дома многочисленные бело-черные ауры, многие из которых целеустремленно, как это бывает при обыске, перемещались по комнатам, я мысленно присвистнул. После чего прыгнул сперва к одной своей метке. Затем к другой, дважды оборвав след. На всякий случай велел Мэлу внутрь не соваться. И, выйдя в реальный мир за целых полквартала от нужного места, дальше пошел пешком, придерживая потяжелевшую от воды шляпу.
Углядев внутри дома многочисленные бело-черные ауры, многие из которых целеустремленно, как это бывает при обыске, перемещались по комнатам, я мысленно присвистнул. После чего прыгнул сперва к одной своей метке. Затем к другой, дважды оборвав след. На всякий случай велел Мэлу внутрь не соваться. И, выйдя в реальный мир за целых полквартала от нужного места, дальше пошел пешком, придерживая потяжелевшую от воды шляпу.
Когда я вывернул на затопленную улицу, тревожно озирающийся Йен встрепенулся и помахал рукой, привлекая внимание. Но я не стал бежать к нему сломя голову. А сперва дождался, когда мимо прокатит экипаж с характерной эмблемой Управления на дверце, вскочил на закорки и, без труда преодолев плещущееся на улице грязное «море», спрыгнул у крыльца дома номер восемь, лишь чудом не угодив в большую лужу.
Почему так долго? проворчал Йен, тут же устремившись внутрь. Мокрый, взъерошенный, как воробей под дождем. Недовольный, естественно. Но так и не соизволивший сообщить, какого демона он все это время торчал под дождем вместо того, чтобы спокойно обсохнуть в доме.
Впрочем, вскоре этот вопрос отпал сам собой как выяснилось, на втором этаже уже давненько прорвало трубу к счастью, обычную, водопроводную, а не канализационную. Поэтому обстановка в доме почти не отличалась от того, что творилось на затопленной улице. Более того, никого, кто в это время болтался внутри, похоже, не беспокоила льющаяся с потолка вода, а деловито снующие туда и сюда маги даже не пытались остановить нескончаемый дождь, который чьими-то усилиями лил не только снаружи, но и внутри.
Бытовика уже вызвали, он пока не приехал, не дожидаясь моей реплики, буркнул Йен и, подняв воротник, прошмыгнул под низвергающимся со стены водопадом. Нам в подвал. Там посуше. Только смотри под ноги ступеньки скользкие, можно навернуться на раз-два.
Пройдя вслед за Норриди полутемный коридор свет там, само собой, зажечь никто не догадался я походя заглянул в одно помещение, другое, третье и быстро понял, что дом на самом деле не жилой. Мебели в комнатах практически не было. Повсюду царила разруха и запустение. Единственным более или менее приличным помещением оказалась спальня, сейчас изрядно подмоченная и безнадежно испорченная льющейся из коридора водой. И вкупе с новенькой крышей, а также с недавно покрашенным фасадом это выглядело более чем странно.
Отложив расспросы на потом, я следом за Йеном свернул налево и, придержав скрипучую дверь, под которую целеустремленно текли настоящие ручьи, всерьез усомнился, что внизу будет лучше, чем на первом этаже. Судя по количеству воды, в подвале должно было уже образоваться целое озеро. Быть может, даже болото. И скользкие до отвращения, опасно узкие каменные ступени только укрепили меня в этом предположении.
Но как ни странно, я ошибся оказывается, вода, которая с веселым журчанием переливалась со ступеньки на ступеньку, скапливалась в глубокой щели у основания лестницы и с неприятным хлюпаньем стекала куда-то вниз. Вероятно, по специально сделанному желобу. Как в душе. Затем исчезала неизвестно куда, благодаря чему пол в подвале выглядел почти сухим.
Йен, перепрыгнув через щель в полу, целеустремленно порысил дальше. К единственной имеющейся здесь старой, но еще довольно крепкой двери, из-под которой пробивался слабенький свет.
Постучав по ней костяшками пальцев, Норриди крикнул:
Шеф! Я его привел!
Пусть заглянет, отозвался изнутри знакомый голос. Только магией чтоб не пользовался. Это может быть опасно.
Я удивленно вскинул брови, но когда Йен посторонился, занял его место, с любопытством приоткрыл деревянную створку и отшатнулся, потому что изнутри меня окатило такой волной ярчайшего света, что я едва не ослеп. Торопливо захлопнув проклятую дверь, я отвернулся, прикрывая ладонью слезящиеся глаза. И, уткнув нос в ближайшую стену, смачно выругался, без стеснения помянув и самого Корна, и его дурацкие шутки, и даже ни в чем не повинную дверь, которая от удара жалобно скрипнула.