Людмила Никандровна усилием воли взяла себя в руки и очнулась. Стоило ей дотронуться до ноги, она будто просыпалась и сосредоточивалась. Нинка ее давно не щипала, но мышца все помнила. Людмила Никандровна еще раз посмотрела на Анну и опять задалась вопросом: «Зачем Нинка ее к ней отправила?» Максимум тоска заела, бытовуха. Или у мужа кризис среднего возраста. Переоценка ценностей. Обычный страх, что жизнь проходит мимо. Людмила Никандровна продолжала размышлять, но Анна не подходила ни под один из традиционных типов ее пациентов. Людмила Никандровна даже начала злиться на Нинку ну зачем тратить время? И ее, и этой женщины? Что Нинка вообще в ней разглядела странного? Обычная милая домохозяйка. Только от нее сама Людмила Никандровна впала в ступор, разболталась, как студентка-первокурсница, и провалила прием. Но дело даже не в этом. Диагноза нет. Женщина здорова. Тогда зачем Нинка так за нее просила?
Обычно все пациенты называли Людмилу Никандровну Людмилой Николаевной. Пару раз она была Никитишной, раза четыре как минимум Александровной и один раз Никаноровной. Пациенты не проявляли интереса к отчеству врача. Это нормально. Они могли запомнить Марьиванну, а на большее оказывались не готовы. Люди приходили со своими проблемами, а замысловатое отчество врача еще одна проблема. Зачем его запоминать? Но Анна заметила:
У вас необычное отчество.
Да, папу звали Никандр, но он терпеть не мог свое имя, поэтому его все звали Коля.
Наверняка вас тоже часто называют Николаевной. Не обижаетесь?
Да нет.
А меня мама называла Нюшей или Нютой. Я специально делала вид, что не слышу. Меня даже от Анютки трясти начинало. Почему нельзя называть ребенка полным именем? У нас была девочка в школе, ее звали Анна-Мария. Представляете? Так ее как только не звали то Аня, то Маша. Наша классная издевалась над ней, называя Марией-Антуанеттой. Девочки отказывались с ней дружить. Ее мама ходила к директору и настаивала, чтобы дочь называли полным именем, а не Аней или Машей. Я завидовала этой девочке, точнее тому, что у нее такая смелая мама не боится ходить к директору и отстаивать право дочери на полное имя. Моя мама считала, что та выпендривается. Даже сейчас она иногда называет меня Нютой. Неприятие собственного имени это ведь тоже своего рода диагноз?
Ну не то чтобы сразу диагноз, рассмеялась Людмила Никандровна. Сейчас вообще сплошное раздолье в именах. Даже у меня глаз начинает дергаться. Я вожу внучку на развивающие занятия, так там ни одной девочки с простым именем нет. Элина, Алина, Арина, Ариадна и Адриана, две Миланы, Марта. Две Евы и даже одна Сюзанна. Да что далеко ходить мою внучку зовут Марьяна. Не Мария, а именно Марьяна дочь тоже самовыразилась. А я на правах бабушки ласково зову ее Марьяша. А у вас есть дети?
Есть. Сын. Ему тринадцать, ответила Анна.
Переходный возраст? Людмила Никандровна все еще не понимала, зачем Нинка отправила к ней Анну.
Нет. То есть да. Но ничего необычного. Все в рамках приличий. Я справляюсь, ответила, улыбнувшись, Анна.
Людмила Никандровна отметила, что Анна говорит о сыне с любовью, нежностью. У многих матерей, когда они просто думают о собственном ребенке, меняется взгляд. И мало кто удерживается от соблазна достать телефон и показать фото. Так поступила и Анна на фотографии был обычный подросток, симпатичный парень. Явно спортсмен.
Он теннисом занимается и в футбол играет. И в баскетбол, добавила Анна. Она явно гордилась сыном, что тоже было нормальным.
Людмила Никандровна отмела еще один диагноз. Бывают случаи, когда даже врач бессилен, да и не нужен. Вот и сейчас, перед Анной, у нее была такая пациентка, которая не нуждалась в помощи. Ирина прекрасно себя чувствовала, но пришла на прием из-за собственной матери. И как раз мать считала, что дочь точно сумасшедшая. На всю голову больная. Собственно, мать и была пациенткой Нинки и просто умоляла уговорить Людмилу Никандровну принять ее сумасшедшую дочь, у которой крыша поехала и рассудок помутился. А как не сумасшедшую, если она мужа любит больше, чем ребенка! Да-да, именно так.
Молодая женщина, пришедшая к Людмиле Никандровне только для того, чтобы ее мать уже успокоилась, прекрасно осознавала свои чувства, не отрицала их, не стеснялась. Но в ней успел поселиться комплекс вины. К тому же бабушка со своими представлениями о любви накручивала и собственного внука, каждый раз напоминая, что его мама ненормальная, раз любит мужа, а не такого прекрасного сына. Благо парень оказался достаточно здравомыслящим, увлеченным гитарой, созданием собственной группы и бабушкиных причитаний, откровенно говоря, даже не слышал, поскольку спал и ел исключительно в наушниках. Когда бабушка заставляла его снять большие профессиональные наушники, он переходил на беспроводные, которых та не замечала. Парень был счастлив, что мать занята отцом и не достает его. Да и вообще был убежден, что ему повезло с родителями гитару новую купили, наушники подарили, колонку на Новый год обещали.
Но Ирина все же призналась Людмиле Никандровне, что иногда и сама задумывается, почему сын не вызывает у нее столько эмоций, сколько муж. Неужели она такая ужасная женщина, мать, которая не испытывает должных чувств к собственному ребенку? Или так тоже бывает? Ведь ребенка положено любить больше мужа, причем отца этого ребенка. Людмила Никандровна убедила ее в том, что ничего особенно с ней не случилось. Больше того, что ей повезло любить. Любить мужчину, мужа, отца своего сына. И сохранять это чувство ярким и неизменным в течение столь долгого времени. Если сын не страдает, если в доме царят мир и спокойствие, если никого эта ситуация не задевает, кроме бабушки, то, значит, такая у них семья, с такими устоями. И кто сказал, что должно быть иначе именно в их случае?
Ирина ушла успокоенная, а Людмила Никандровна еще долго думала о том, что, будь она не врачом, тоже бы повела себя как та бабушка. Она искренне не понимала, как можно вообще сравнивать и оценивать любовь? И разве любовь к ребенку не должна по определению, по всем человеческим и животным законам быть в миллиард раз сильнее? И как, должно быть, странно наблюдать за этой ситуацией той самой бабушке, которая жила по другим законам: главное для женщины ребенок. А мужчина так, между прочим.
Анна, очевидно, пришла с проблемой, никоим образом не связанной ни с мужем, ни с ребенком в переходном возрасте, ни с самооценкой, самоопределением, принятием себя или, наоборот, неприятием. У нее все было абсолютно нормально. Но не настолько, чтобы эта нормальность могла настораживать и вызывать подозрения в более сложных диагнозах. Например, шизофреники, которыми Людмила Никандровна искренне восхищалась. Точнее, заболеванием, которое было прекрасным и чудовищным одновременно. Которое делало людей талантливыми до гениальности и безумия. И в то же время доводило до животного состояния. Более общительных, очаровательных, харизматичных людей, способных увлечь, влюбить в себя, с великолепным чувством юмора Людмила Никандровна не встречала. И от этого еще страшнее становились преображение, полная подмена личности.
Вы давно в браке? Людмила Никандровна сделала еще одну попытку.
Да, давно. По нынешним временам просто неприлично давно. Вышла замуж в двадцать один год. Родила в двадцать три.
«Двадцать три плюс тринадцать, подсчитала про себя Людмила Никандровна. Значит, тридцать шесть. Прекрасный возраст».
Замигал телефон. Пришла эсэмэска, и через секунду сообщение в вотсап. И тут же завибрировал телефон, поставленный на беззвучный режим.
Простите, сказала Людмила Никандровна.
Ответьте, вдруг что-то важное, улыбнулась Анна.
Нажимая на кнопку и чувствуя себя до отвращения неловко, Людмила Никандровна думала про эту завораживающую и одновременно успокаивающую улыбку Анны. Никогда в жизни доктор Морозова не позволила бы себе ответить на звонок во время приема, но Анна так улыбнулась и таким тоном произнесла про «что-то важное», что хотелось подчиниться. Причем с облегчением и радостью. Будто кто-то наконец взял на себя ответственность и отныне будет говорить, что тебе делать, чтобы жить долго и счастливо. Кстати, мечта многих женщин и даже мужчин переложить ответственность на кого-то, не важно, кого именно врача, батюшку в храме, собственного мужа или жену, мать и даже ребенка. Людмила Никандровна тоже мечтала найти такого человека, но понимала, что в ее случае это совершенно, категорически невозможно. А Анна да она будто гипнозом владела. Людмила Никандровна посмотрела на часы прошло пятьдесят минут, но она, убей бог, не понимала, как такое могло произойти. И непонятно, что с этой Анной делать дальше. Надеяться, что больше сама не придет? А что сказать Нинке, если спросит?
Звонила дочь Людмилы Никандровны, тридцатилетняя Настя.
У меня прием, отчего-то шепотом, прикрывая рукой трубку, ответила Людмила Никандровна. Да, заберу Марьяшу, конечно. Куда ты уезжаешь? Когда вернешься? Это же через две недели. Да, хорошо, спасибо, что предупредила. Да, могла и не ставить меня в известность, естественно.
Еще раз простите, сказала Людмила Никандровна уже Анне. Дочь решила уехать. Неожиданно. Впрочем, как всегда. Может, и не уедет. С ней никогда не знаешь, что будет. Знаете, многим родителям хочется, чтобы их дети не взрослели и подольше оставались маленькими. А я вот уже мечтаю, чтобы моя дочь наконец перестала вести себя даже не как трудный подросток, а как шестилетка с вдруг проявившимся самосознанием.
Звонила дочь Людмилы Никандровны, тридцатилетняя Настя.
У меня прием, отчего-то шепотом, прикрывая рукой трубку, ответила Людмила Никандровна. Да, заберу Марьяшу, конечно. Куда ты уезжаешь? Когда вернешься? Это же через две недели. Да, хорошо, спасибо, что предупредила. Да, могла и не ставить меня в известность, естественно.
Еще раз простите, сказала Людмила Никандровна уже Анне. Дочь решила уехать. Неожиданно. Впрочем, как всегда. Может, и не уедет. С ней никогда не знаешь, что будет. Знаете, многим родителям хочется, чтобы их дети не взрослели и подольше оставались маленькими. А я вот уже мечтаю, чтобы моя дочь наконец перестала вести себя даже не как трудный подросток, а как шестилетка с вдруг проявившимся самосознанием.
Настя успела выйти замуж, родить дочь Марьяну, развестись, но так и не нашла времени повзрослеть. Марьяшу воспитывала Людмила Никандровна, пока Настя разбиралась с личной жизнью. Причем делала это так, как делают подростки, бурно, каждый раз на всю жизнь, до потери сознания и желания выйти в окно. Людмила Никандровна не знала названия препарата, который помог бы ее дочери повзрослеть. Ее знания в этом случае оказались ненужными. Настя переживала сразу все кризисы, вместе взятые, от трехлетнего до подросткового. Ее тянуло на крайности, подвиги, отрицание всего разумного и поиски смысла жизни.
Настя, очнись, тебе уже тридцать лет. Не шестнадцать, пыталась привести дочь в чувство Людмила Никандровна. У тебя ребенок, ты уже разведена. Не пора ли повзрослеть? Ну сколько можно?