«Что же это за штуковина такая? спросил сам себя Костя, вновь пробежавшись взглядом по мелким строчкам. «Джед» что-то знакомое. Какая-то бомба? Или ракеты? Нет, точно не из военной тематики. Не вспомнить сейчас. Погуглить надо будет обязательно. И зачем их отписали в Зону? Хотят скрыть до поры до времени, а потом, как уляжется шум, продать?»
Сплошные вопросы, ответов на которые пока нет.
«Ну ничего, это только до времени. Докопаюсь до истины в любом случае».
Костя отложил документы и закрыл глаза. Мерный перестук колес поезда укачивал и навевал сон, и вскоре парень начал клевать носом.
Проснулся Костя только под вечер от протяжного заунывного гудка, раздавшегося за окном. Парень подскочил и едва не упал вниз.
Соседа по плацкарту на своем месте не оказалось.
«Может, в туалет вышел?» предположил Костя, спускаясь на нижнюю полку. От неудобного лежания болела спина и мышцы.
Из коридора поезда раздался знакомый голос. Венедикт Михайлович говорил с кем-то на повышенных тонах. Костя не обратил бы внимания, но ученый почти вскрикнул, а следом раздался глухой удар.
Парень поднялся, но выйти не успел двери распахнулись, и Венедикт Михайлович буквально влетел в купе. Следом зашел здоровый амбал и закрыл за собой дверь.
Долг святое, дядя, процедил сквозь золотые зубы незнакомец и глянул бычьим взглядом на Костю.
Вы обманщик! почти плача, выдохнул Венедикт Михайлович, поднимаясь с пола. Вы мухлевали. У вас туз из рукава выпал. Я же сам видел! И ваш коллега тоже видел.
За базар ответишь? Кто видел? Что видел? Деньги давай, дядя.
Венедикт Михайлович, что происходит? спросил Костя, поглядывая украдкой на амбала.
«М-да, такого не победить силой».
Константин, ты когда уснул, я решил пройтись, размяться. Гляжу, люди сидят, в карты играют. Ну пусть играют, мне-то что с них? А этот к-хм, молодой человек сказал, что у них как раз одного не хватает. Константин, я вообще не играю обычно, но тут вдруг сам черт дернул. Решил скинуть партейку. И выиграл. А потом еще. А потом Венедикт Михайлович потупил взор.
Проиграл, закончил за него амбал. Деньги давай, дядя.
Но он жульничал! не обращая внимания на незнакомца, продолжил ученый. У него карты выпали из рукава! Это же нечестно!
Честно, нечестно, пургу тут мне сейчас не гони. Сел играть значит, играй. Ты ставку сделал? Сделал. Проиграл? Проиграл. Отдавай деньги. А не то я тебя
Амбал размахивал перед лицом Венедикта Михайловича огромным, размером с лопату, кулаком, на костяшках пальцев которого поплывшим синим цветом было написано: «ГЕНА».
Гена, ты успокойся, произнес Костя, подойдя чуть ближе к амбалу.
Было дико страшно, но выручать Венедикта Михайловича надо в обязательном порядке. Главное, не выдать панику и отыграть до конца. Опыт картежника имелся, одно время Костя баловался покером, оттуда и научился хорошо блефовать. В жизни не раз пригождалось.
А ты чего лезешь не в свое дело? оскалился здоровяк.
Если хочешь, то будет мое дело, произнес Костя, потянувшись к нагрудному карману. Делать дела я умею. И тебе могу сделать. Точнее, сшить. Хочешь?
Костя достал из кармана красные корочки давно просроченное удостоверение журналиста, быстро махнул ими перед лицом амбала и спрятал обратно.
Особый отдел, майор Мешков. Пакуй вещи, Гена. Подставной человек выполнил свою роль. Костя глянул на Венедикта Михайловича тот был напуган не меньше амбала. Скрытые камеры сейчас изымают, видеосъемка будет приложена к материалам дела.
Какого еще дела? не понял амбал.
Уголовного, Гена, уголовного.
Чего это начал шулер, но голос его заметно дрогнул.
Молчи, когда с тобой старший по званию разговаривает! рявкнул Костя. На лоха решил кинуть? Перед кем пальцы гнешь? Кто старший? Кому капусту слюнявишь?
Так это, Кича главный. Он с проводником базарил
Проводника уже оформляют, Гена, хмыкнул парень.
Как?!
Вот так. Сейчас его с одного поезда на другой пересадят и отправят.
Куда?
Известно куда в Магадан. А следом и ты.
Хрен вам! амбал ломанулся в двери и убежал прочь.
Стоять! закричал Костя вслед уходящему жулику, но догонять благоразумно не стал.
Константин, ты что, правда из органов? вытирая пот со лба, спросил ученый.
Ага, из органов, хмыкнул парень. Венедикт Михайлович, вы же взрослый человек, а сели играть. Неужели не знаете, как тут это все устроено? Раскрутят так, что не успеешь понять, как в одних трусах остался.
Стыдно, ученый покраснел как вареный рак, опустил глаза. Меня теперь тоже в тюрьму, да?
Да в какую тюрьму?! не выдержал Костя. Я же блефовал. На дурака развел его.
Правда?! Вот ничего себе! А я поверил. Ты спас меня, Константин. Я уж думал, квартиру надо будет продавать. Оно как-то само получилось, ставка за ставкой и сам не понял, как на сумму кругленькую влетел.
Ладно, успокойтесь, присядьте. Чайку попейте.
Да, охотно закивал ученый. От чайка я бы не отказался.
Венедикт Михайлович сел, достал почти допитую бутылку коньяка и в два глотка осушил.
Костя подсел ближе к биохимику и начал непростую беседу:
Венедикт Михайлович, мне бы переговорить с вами надо.
О чем? вдруг, словно что-то почувствовав, насторожился спутник.
Дело очень серьезное, произнес Костя.
И, сделав глубокий вдох, начал свой рассказ.
Глава 3
Метель
Сначала в город пришли мародеры. Это старик помнил точно. Каждый сам по себе, они безнаказанно грабили магазины, уносили телевизоры, компьютеры, аудиотехнику. Даже устраивали друг с другом стычки, пытаясь заполучить последнюю модель какой-нибудь бесполезной ерунды. Тогда еще казалось, что все само собой исправится, как-то переживется, вылечится, а вещички останутся у тех, кто вовремя успел подсуетиться. Не пережилось. Не вылечилось. Вещи превратились в бесполезный хлам. Их новые хозяева тоже.
Когда стал одолевать голод, а верхушка власти официально объявила саморегуляцию населения и ушла в бункеры, на технику перестали обращать внимание перешли на чистку продуктовых лавочек и магазинов. Уже без того хулиганского задора, что был вначале, остервенело, молча, не гнушаясь даже просроченными пакетами с молоком и вздутыми консервами. Выносили все подчистую.
Когда начали умирать целыми подъездами, а умерших оставлять на улицах (просто потому, что никто не хотел хоронить незнакомых ему людей), мародеры, обчистившие практически все, принялись грабить и убивать оставшихся в живых. Подсознательное чувство самосохранения заставило бандитов объединиться в стаи, и звериные инстинкты не подвели. К концу третьего месяца Черной осени город быстро был поделен на районы, которыми владели четыре разные группировки. Начались локальные войны за сферы влияния. Из бесхозных магазинов оружия были извлечены последние аргументы, и загрохотали перестрелки.
Когда начали умирать целыми подъездами, а умерших оставлять на улицах (просто потому, что никто не хотел хоронить незнакомых ему людей), мародеры, обчистившие практически все, принялись грабить и убивать оставшихся в живых. Подсознательное чувство самосохранения заставило бандитов объединиться в стаи, и звериные инстинкты не подвели. К концу третьего месяца Черной осени город быстро был поделен на районы, которыми владели четыре разные группировки. Начались локальные войны за сферы влияния. Из бесхозных магазинов оружия были извлечены последние аргументы, и загрохотали перестрелки.
А потом в город пришла вторая волна болезни, и стрельба прекратилась. Город умер.
Каша с женой ушли в поселок еще до кровавого беспредела, успели пересечь границы города до того, как они были оккупирован ахметовскими. Через два дня на выездах были установлены железные ограждения, опутанные колючей проволокой, а головорезы, дежурившие у дороги, расстреливали автомобили и грабили: тела убитых укладывали штабелями в один грузовик с выцветшей надписью «Хлеб», пожитки и имущество в другой. Потом этот самый «хлеб» отправлялся прямиком в столовую. Так говорили ренегаты, не выдержавшие службы у бандитов.
Все это вдруг вспомнилось, когда Каша проходил вдоль рядов машин, испещренных дырами от пуль. Путь в сторону леса пролегал как раз мимо одного из въездов в город. Конечно, можно было и не идти этой дорогой, чтобы не смотреть на жуткую картину, а сделать небольшой крюк через старый мост, как он поступил в прошлый раз. Но старик не стал тратить время, которое у него теперь было одно общее с Викой и Глебом. Мертвые могут подождать, а вот живые нет. В спешке тоже, конечно, можно много дров наломать, но поступить иначе Каша просто не смог. Надо торопиться.
Дорога петляла среди канав и рытвин. У заброшенной маленькой заправки, в две колонки да с ларьком диспетчера, стоял бесколесный «зилок», покрытый с одного бока черной маслянистой копотью. Кто-то давно тут делал привал и жег костер, смекнул старик.
Каша взял в руки автомат. Хоть следы и были старые, но лишняя предосторожность не помешает.
За грузовиком что-то гулко стукнуло о железную дверь автомобиля. Каша остановился, прислушался. Почудилось, что с той стороны, где стояла машина, доносится тихий шепоток. Неприятно укололо сердце и шевельнулись на затылке волосы.
«Кто это? Зверь или человек?» подумал Каша, и ему вдруг показалось, что за машиной кто-то тоже едва слышно повторил: «Человек».
Дрожащими руками старик направил ствол автомата в сторону машины. Тихо произнес:
Выходи.
Но реакции не последовало. Лишь еще раз что-то стукнуло о дверцу «зилка».
От нахлынувшего страха сознание начало работать с какими-то перебоями, все время уводя его разум в сторону от реальности. Первая волна невидимой силы была слабой и короткой, старика качнуло, и он лишь почувствовал, как по телу прошлось легкое дуновение теплого поветрия. Вторая заставила затуманиться мозг еще сильнее. Все поплыло перед глазами. Старик вновь повторил:
Выходи.
Слово далось с трудом, словно застряв костью в глотке. Каша удивился, пораженный тем, как немощен и тих был его голос. На плечи навалилась свинцовая усталость. Захотелось бросить оружие и идти вперед к машине, потому что там там он не знал, что там, но чужой голос подсказывал, что в конце пути его будет поджидать приятное забытье. В нос ударил тяжелый трупный запах, но идущему на верную погибель было уже все равно. Сердце начало словно бы покрываться накипью тоски, а руки окончательно ослабели и, безвольно свесившись, выронили оружие. Автомат, крутанувшись в воздухе, брякнулся на еще не покрытый изморозью асфальт. Этот звук и вывел Кашу из сонливости.