Потому что он сможет быстро уйти подсказал как будто кто-то сверху.
Может быть. Но как именно уйти?
Прикинуться своим? Надеть русскую форму? Нереально. Тот, кто будет обнаружен в русской форме но на вражеской позиции в лучшем случае будет препровожден в контрразведку для выяснения. В худшем выяснят на месте и кончат. Снайперов нигде, никто, никогда не любит. Вряд ли пойманный подозрительный господин в русской форме сможет на хорошем русском объяснить, кто он, правильно назвать фамилии и звания офицеров
Просочиться через линию прочесывания? Просто сбежать? Опасно движение увидят и откроют огонь при прочесывании все настороже, все только этого и ждут.
Как можно уйти быстро и с гарантией? Как бы ушел он сам?
Бросился бы в воду. Всех морских пехотинцев учат вода это твой друг. Она укроет тебя плавать не умеют очень и очень многие. Самые грозные сухопутные силы беспомощны на воде. Да, он бросился бы в воду.
По воде нельзя преследовать. Вода не оставляет следов. В воду можно нырнуть он сам может задерживать дыхание больше пяти минут.
А что если что если снайпер находится в воде? В полосе прибоя?
С воды стрелять невозможно не устойчива основа. Но если он в самом прибое ему надо будет замаскировать винтовку. Ему надо будет сделать так, чтобы винтовка не касалась воды, чтобы в ствол не попала вода, чтобы при выстреле не поднимался пар, не было волнения от пороховых газов. Это должен быть опытный, уже проделывавший подобное снайпер
Как тот, кто захватил наши позиции и взорвал базу!
Он вскочил и бросился вниз
Несколько пулеметных расчетов, подошедших к самому хребту ждали сигнала.
Где-то за спиной кто-то выстрелил из ракетницы, потом еще и еще. Белые фонари осветительных повисли в стремительно темнеющем небе и пулеметные расчеты бросились на свои позиции. Им надо было занять позиции и открыть огонь практически одновременно, чтобы не дать снайперу бросить позицию и уйти под воду
По кромке воды! орал Федорцов. Он был около одной из позиций и орал так, что его голос перекрывал даже грохот пулеметов. Семь пулеметов Браунинг ижевский производили огневой налет, хлестали прибой, освобождаясь от лент, отплевываясь гильзами.
Ленты закончились и пулеметчики отработанными движениями вставили новые
Он должен был его видеть. Знать, какой он
Стоящий за спиной танк громыхал своим ДШК, заставляя морщиться и инстинктивно приседать. Пули летели в сторону другого берега, заставляя тех, кто может рискнуть и обстрелять русских, ведущих поисковую операцию. По кромке берега шарили с десяток фонарей: надо было найти тело, если оно, конечно, есть до того, как его унесет прилив. Искать вызвались доброхоты, но их было достаточно. Этот снайпер наделал дел.
За танком курили, морщились, разгоняли дым ладонями офицеры.
Федорцов просто сидел на корточках у скалы и ждал.
И дождался.
Радостный крик известил его о том, что что-то нашли. Потом кто-то крикнул брезент сюда и он понял, что нашли то, что искали
Он должен был его видеть. Знать, какой он
Офицеры говорили о формируемом конвое в город первом со времен мятежа. На брезенте несколько дюжих нижних чинов тащили из прибоя тело. Затащили за танк.
Тяжелый гад
Не ныть Дербец
Да я чего, Ваше Благородие. Крови гад попил
Федорцов подошел ближе.
Свет! Свет сюда Свет, тудыть вас
Из танка, из башни протянули свет
Снайпер лежал на брезенте. Он не был похож на человека черный костюм, судя по всему резиновый, какие-то водоросли, грязь наверное, как маскировка. Рядом с ним, на брезенте винтовка. Странная, с автоматным прикладом, короткая, обмотана какой-то дрянью, с утолщением на конце ствола прибор Максима. Сама винтовка разбита пулей.
У самого края нашли.
Повезло
Один из доброхотов перекрестился.
Тю черт. Как дьявол ажник мороз по коже
Дьяволы не умирают, солдат
Довольно пишите на результат.
Федорцов повернулся и пошел в темноту
Аден. День второй. 07 октября 1949 года
К середине второго дня черным дьяволам, шайтан савдаа, как морских пехотинцев называли воюющие в городе боевики удалось взять под контроль основную магистраль города проспект Александра Четвертого вплоть до Дар-ас-Саада и деблокировать аэропорт. Началась высадка частей шестьдесят шестой парашютно-десантной дивизии.
Федорцов довел свой личный счет до пятидесяти семи. Как бы все не повернулось пятьдесят семь боевиков уже не уйдут в горы, чтобы ждать нового подходящего момента.
Сейчас он смотрел через прицел на танк, ползущий к перекрестку, с группой укрывающихся за ними морских пехотинцев, у одного из которых был ранцевый огнемет. По его прикидкам их обязательно должны были атаковать, потому что если танк закрепится на перекрестке и начнет его простреливать морские пехотинцы получат возможность продвинуться вперед больше чем на сто метров и оседлать перекресток. После чего снабжение боевиков, в немалом количестве засевших в домах будет затруднено, и рано или поздно они отступят.
Конечно, не так просто подбить танк. Но это настоящий танк. Настоящий танк имеет пушку калибра восемьдесят пять или сто семь миллиметров, и тяжелую броню. Танк морской пехоты имеет главным калибром миномет, калибра восемьдесят два миллиметра и броню, борта которой держат только бронебойную пулю трехлинейки. А все, что сверху уже нет. И других танков уже тоже нет.
Было тяжело дышать. Несмотря на то, что в Адене почти нет дерева все равно что-то горело. Тяжелый, черный, солярный дым. Аэропорт был справа, он его не видел но видел алые трассы, несущиеся в сторону гор. Нормальной артиллерии тоже не было и для работы по целям на склонах гор использовали зенитки.
Хотя нет, нормальная была на кораблях. Сейчас она молчала.
Как только танк попытаются подбить он вступит в игру. И пополнит свой счет.
Он не испытывал ни ужаса от того, что делал, ни страха за свою жизнь. Он уже перерос все это. Значение теперь имел только счет, и те, кто сделал из севастопольского пацана машину для убийства, теперь расплачивались сполна
Нападение началось как всегда неожиданно. Серая полоса дыма, вспышка! Танк остановился, он не загорелся но не стрелял, и видно было, что поврежден. Из домов справа ударили выстрелы, прижимая морских пехотинцев.
Видно плохо.
Он увидел, как кто-то перебегает дорогу.
Этот пусть бежит. Этого он не тронет. Первого он никогда не трогает. И это не дань уважения его храбрости, все проще. Просто первым всегда пускают того, кто ниже всех в иерархии банды. Как приманку для возможного снайпера. Он уже выучил это и на приманку больше не ловится, ему надо, чтобы первый дал сигнал, что путь безопасен.
Платок. Похоже, сигнал дан.
А вот и второй. Тот, кто поверил, что путь безопасен. Бежит, выкладывается. Опрометчивое решение. Выстрел и человек хотя какой человек, нет среди этих людей падает у самого спасительного провала в стене.
Один.
Из провала тянутся руки, кто-то пытается затащить упавшего внутрь. Он успевает передернуть затвор и стреляет вновь. Это его тактика он старался подстрелить ублюдка, когда-то был почти у самой цели. Кто-то попытается прийти на помощь, решит, что успеет нет, не успеет. Еще один валится как подрубленный, и он видит, как слетает с простреленной головы чалма.
А вот и второй. Тот, кто поверил, что путь безопасен. Бежит, выкладывается. Опрометчивое решение. Выстрел и человек хотя какой человек, нет среди этих людей падает у самого спасительного провала в стене.
Один.
Из провала тянутся руки, кто-то пытается затащить упавшего внутрь. Он успевает передернуть затвор и стреляет вновь. Это его тактика он старался подстрелить ублюдка, когда-то был почти у самой цели. Кто-то попытается прийти на помощь, решит, что успеет нет, не успеет. Еще один валится как подрубленный, и он видит, как слетает с простреленной головы чалма.
Два.
Еще один перебегает дорогу и падает за два шага до первого.
Три.
Морские пехотинцы, видимо поняв, что на их стороне снайпер активизируются. Кто-то начинает стрелять из пулемета, кто-то пытается помочь танкистам.
Уже двое бегут через дорогу, один несет что-то, похожее на водопроводную трубу. Они уже знают, что это
Базука.
Четыре.
Пятый пытается помочь тем, кто внутри затащить тело первого внутрь. Но так они только мешают друг другу. Тормозят действия друг друга.
Пять.
Шестой в стволе, последний дальше надо перезаряжать, причем по одному патрону винтовка то старого образца. Больше не надо но свое он возьмет. И тут он видит удивительную картину. Из пролома выскакивает бандит и куда-то стреляет но в то же время укрыться не пытается. У него винтовка нет, кавалерийский карабин, и он дергает затвор и стреляет. Смертник видимо, обдолбанный
Шесть
Его доля в этой смертельной игре, ставкой в которой являются жизни.
Из кармашка он достает по одному гладкие, блестящие патроны и дозаряжает винтовку. В желудке сосет от голода, но идти обратно не время есть такое ощущение, что шансы еще будут. И он еще пополнит свой счет.
Интересно, почему они пытались так вытащить тело этого, первого. Может, это был амир? А впрочем какая разница.
В этом хаосе, кровавом, безумном хаосе, уже погубившем тысячи душ какой-то порядок еще существовал.
Несколько человек один тащил на плече что-то навроде ковра, несколько прикрывали его добрались к северным пригородам Адена лишь к вечеру. У них был мотоцикл но он сломался по дороге и последнюю ее часть пришлось проделать пешком.
Это был район дорогих вилл. Безошибочно найдя нужную они постучали в окованную железом дверь.
Дверь открылась. Из двери на них глянул толстый ствол дробовика.
Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед Пророк Его сказал тот, кто нес ковер.
Боевик отступил в сторону.
Во дворике виллы был полный порядок. Справа в тени невысоких деревьев были расстелены модельные коврики, но их хозяев не было видно. Чуть дальше, у самой стены в мешке валялось самое разное золото, некоторые чистое, некоторое с бурыми ошметками мяса. И его никто не брал. Здесь грабили но воевали не за золото
Боевики прошли в дом. Там, в комнате, в которой из обстановки был только ковер молился пожилой, благообразный человек. Он молился в направлении Мекки, кибла[53] была нанесена на стене черным мазком угля.
Это был шейх духовный лидер местной салафитской общины.
Боевики почтительно остановились, чтоб не мешать старику, совершающему намаз. Тот, кто нес на плече ковер не снял его, хотя ноша была тяжела.
Наконец старик а это был шейх Рашани закончил намаз, повернулся к вошедшим.
Какую ты принес весть, Рахман?