Хорошо бы, конечно, дачу взять, вы бы там на воздухе с мамой у меня жили. Да как подумаю, что и дом там надо перестраивать капитально, и сколько вообще возни и вложений с тем участком требуется, так что-то и не очень хочется, бать.
Бери, решительно заявил Борис Анатольевич. Только не рвись сразу же хоромы городить, красоту наводить. Мы с тобой и дом, и участок потихоньку и неспешно до ума доведем. Я займусь.
Взяли. И на самом деле занялся.
Как инженер с огромным стажем и человек разносторонних талантов Борис Анатольевич и проект придумал толковый, и смету составил подробную, и рассчитал по годам, что, как и в какой последовательности они будут делать. И целое лето провел в поселке на участке безвылазно, воплощая свой план в жизнь, а мама лишь бывала наездами.
А зимой умер.
Был полон планов, идей, готовился к сезону, договаривался со строителями, изучал огородное дело и
Заболела голова. И все сильней и сильней, и никакие таблетки боль уже не снимали. Сам сыну не сказал, мама пожаловалась, когда Артем позвонил.
Уж и не знаем, что такое? расстроенно докладывала она. Вчера целый день болела, ночь промаялся, не спал почти, и сегодня с утра все болит и болит.
Мам, отчитал ее Артем. Что вы как дети! Вы же взрослые, грамотные люди. Надо срочно к врачу идти. Или даже «Скорую помощь» вызывать, особенно если боль никакими препаратами не снимается.
Да я хотела жаловалась мама, а Боря не позволил, говорит, что за ерунда, «Скорую» еще вызывать, не сердечный же приступ.
Тогда немедленно собирайтесь, вызывайте такси и езжайте в поликлинику, раз он такой щепетильный у нас! распорядился Артем.
Да мы уж и собрались, как-то неуверенно сказала она.
Мам, немедленно и не откладывайте, настаивал Артем. Я бы сам приехал и отвез вас, да у меня тут запарка полная.
Да что ты, что ты, работай. Мы доберемся.
Не добрались. Отец вроде бы и согласился, но без особого энтузиазма и еще два часа возился: то чаю попить, то полежать боль невмоготу, ничего делать невозможно, то спорили о «Скорой», на которой настаивала Лидия Архиповна, потом говорит:
Ладно, вызывай такси, в поликлинику поедем.
Не добрались. Отец вроде бы и согласился, но без особого энтузиазма и еще два часа возился: то чаю попить, то полежать боль невмоготу, ничего делать невозможно, то спорили о «Скорой», на которой настаивала Лидия Архиповна, потом говорит:
Ладно, вызывай такси, в поликлинику поедем.
Она вышла из комнаты к телефону в прихожей, вызвала такси, а когда вернулась
Мне казалось у Артема перехватило горло, и он замолчал. Сглотнул, совладал с собой и продолжил: На самом деле не знаю, что мне тогда казалось, но мой мир стал другим. В один момент. Я никак не мог полностью осознать, что его нет окончательно и бесповоротно. И чувствовал непереносимое, изводящее чувство вины. И ругал себя каждый день: почему я не приехал, почему узнал о его боли только на следующий день, а не за день до этого, почему сам не вызвал ему «Скорую». Миллион тысяч «почему». И хотя доктора объяснили нам, что отца невозможно уже было спасти, что аневризма лечится на начальных стадиях заболевания, а у него оно протекало без симптомов, что очень часто бывает, и люди гибнут, не зная про свой диагноз. И все равно Он сделал продолжительный вдох и медленно выдохнул. А еще я обвинял его в том, что он ушел, и обижался на него. Вот так.
Я тебя понимаю, тихо произнесла Арина. Я тоже ужасно обижалась на деда, когда он умер. Обижалась и винила. Мне казалось, что он нас предал с бабушкой. Взял и умер. И долго не могла его простить и примириться с его уходом.
Прости, я все время хотел тебя спросить: что стало с твоими родителями? Как я понял, тебя растила Анна Григорьевна? быстро перевел тему Красногорский, чувствуя запоздалую досаду на себя за свое откровение.
А Арина, легко, без душевного надрыва и боли, без обвинений и невысказанных претензий, рассказала ему о родителях, о том, как и почему осталась с бабулей, и о смерти дедушки.
Они повернули назад к поселку, прошли через сосновую рощицу и футбольное поле и вышли на улицу, ведущую к их участку.
Я особо не интересуюсь, как отец, он общается только с бабушкой, когда изредка звонит, но знаю, что живет во Владивостоке, имеет какой-то свой бизнес, и что у него вроде бы все в порядке. Подробностей не знаю. А мама замолчала ненадолго Арина. Мама несколько раз была сильно влюблена. Сменила то ли троих, то ли четверых мужей официальных и несколько гражданских. Слабое сердце, слабые сосуды и виагра мама таким образом потеряла нескольких из них. Родила троих детей. Но, думаю, она была не очень счастлива все эти годы. Страстная и красивая женщина, которая так и не нашла себе партнера под стать и ужасно переживает свой возраст. Общеизвестно, что красивая женщина умирает дважды. И для нее это трагедия. Арина уже давно не обижалась, а сочувствовала маме и по-женски ее жалела.
Когда они вернулись домой, обнаружили заснувшего на диване в гостиной Матвея, заботливо прикрытого пледом.
Мы его специально не раздевали, прошептала Анна Григорьевна. Чтобы дважды не тревожить. Решили, вы перенесете его в кровать, тогда и переоденем в ночное.
Я отнесу, вызвался Артем.
Он подхватил малыша на руки и понес в комнату, которую единолично занимал Матвей.
Лидия Архиповна позвала Арину за какой-то хозяйской надобностью, Артем кивнул, мол, иди, я его отнесу, раздену и подожду тебя.
Никто не может подготовить вас к той бесконечной любви и к тому страху, которые входят в вашу жизнь и ваше сердце, когда вы первый раз берете на руки своего ребенка.
Красногорский уже множество раз поднимал Матвея на руки и множество раз носил его на закорках и видел его спящим. Но так получилось, что первый раз он нес заснувшего малыша.
Он смотрел на круглое веснушатое личико ребенка, на чуть приоткрытый во сне ротик, на эти непокорные кудри-вихры, на пухлые щечки и смешно торчащие уши, на ладошку, полусжатую в кулачок, и внезапно почувствовал такую непереносимую, сжавшую сердце и горло бесконечную нежность, такую любовь к этому ребенку, такое высшее родство и единение с ним, что сердцу стало больно, глаза защипало от подкативших слез, и не было никакой возможности вздохнуть от перехватившего дыхания.
Ощущение этой бесконечной любви к вот этому родному малышу и столь же бесконечного страха за его хрупкую жизнь, за его здоровье, были настолько неожиданными и сильными, что затопили его целиком, и он прижался к щечке малыша губами, втянул в себя воздух, почувствовал его неповторимый, еще младенческий запах и замер, переживая этот момент всей душой.
Так и стоял какое-то время, потрясенный и обескураженный захватившими его чувствами, пока не услышал в коридоре легкие торопливые шаги спешившей к ним Арины.
На следующее утро, привычно уехав совсем рано вдвоем в Москву, они отчего-то долго молчали.
Красногорский, находившийся под впечатлением пережитого вчера духовного откровения, не спал полночи, размышляя о том, как теперь с этим жить.
А Арина. Арина думала о том, что вчера они перешли некую важную грань, разрешив себе откровенность, доступную лишь очень близким людям, и она не чувствует от этого неловкости или смущения, принимая доверие к этому мужчине как нечто естественное, как дыхание.
Ну конечно, не полную откровенность Бабушка поддержала внучку в том, что не стоит рассказывать мужчине подробности своего бурного романа и признаваться в сильных чувствах к другому, пусть и давно забытому мужчине. Может, когда-нибудь, но и тогда стоит сильно подумать, а нужно ли у каждой женщины должны иметься свои секреты, не стоит их выкладывать до донышка даже очень близким людям.
И Арина улыбалась, глядя на пролетавшие за окном пейзажи, вспоминая этот их разговор и бабушку, наставляющую ее, как правильно держать интригу и соблюдать тайну, чтобы она не давила на тебя желанием открыться и поделиться теми давними переживаниями и чувствами было, прошло: прожили, пережили, переплакали, отболели и остались теплыми, приятными воспоминаниями, не тревожащими душу.
Вот смотри, внезапно заговорил Красногорский, странное дело, я ведь несколько раз подходил к теме твоей работы, а так и не узнал, чем ты, собственно, занимаешься?
Шоколадом, легко рассмеялась Арина. Я занимаюсь шоколадом.
Арина, с тоской и ужасным нежеланием, буквально пересиливая себя, все же настроилась на возвращение на работу. И даже позвонила в свой отдел и начальству, наведя предварительные справки на предмет ее выхода.
Ждут. Будут рады возвращению. Только вперед.
А тут у сынишки ее подруги Никитки должен был состояться «юбилей» пять лет. Его родители, люди состоятельные, готовили масштабный праздник для любимого сынка с нанятыми аниматорами, с кучей сюрпризов, развлечений, игр и поздравлений, с широким застольем и настойчиво приглашали Арину, требуя обязательно быть.
Прямо слово взяли, что непременно приедет.
Слово-то она дала, да крепко призадумалась: что дарить?
Ерунду какую-то, так, лишь бы обозначиться и отделаться, никогда и никому не дарила и не собиралась начинать. Но и на хороший, добротный подарок выделить средства из семейного бюджета никак не получалось.
Сделать что-нибудь самой? А что? Торт? Так можно представить, какие торты будут на том шикарном празднике! А что тогда?
И тут Арина вспомнила, что на прошлой неделе готовила шоколад по рецепту из старинной бабушкиной книги по домоводству, доставшейся Анне Григорьевне от ее прабабушки, а той, в свою очередь, от тетушки.
Представили? То есть середина девятнадцатого века, на минутку. На форзаце толстой тяжелой книги чьей-то рукой, еще чернильной ручкой, со всей старательностью и тщательностью очень красивым, каллиграфическим почерком были переведены фунты в граммы и все остальные старинные единицы измерения в современные.
Арина с Анной Григорьевной частенько пользовались рецептами и советами из этой книги, можно сказать, бесценными, настолько уникальными они были на самом деле. И, кстати, большая часть хозяйских советов не просто работали до сих пор, а прекрасно работали, хоть и были благополучно забыты за современными технологиями и химией. А им вот повезло иметь такого помощника.
Но все это лирическое отступление.
Отчего ей взбрело в голову приготовить шоколад по старинному рецепту из книги, Арина и не вспомнит, но это решение было хоть и спонтанным, но воистину эпохальным. Потому что получилось так вкусно! Так вкусно, что она никогда такого шоколада не пробовала в своей жизни, совсем не хуже знаменитого швейцарского, а может, даже и лучше. Для нее так точно!