Но какое ему дело? Они не в ответе за весь род человеческий. Сглупил, освободив демонов надежды и желания, которых теперь надо победить еще раз. Но он справится с этим и закончит свои дни среди книг и произведений искусства. Может быть, останется единственным действительно цивилизованным человеком
Цивилизованным Миллер вспомнил лица Сюзи и ее спутниц, кошачье выражение больших, устремленных на него глаз. Он задрожал. Какое несчастье, что не удалось договориться с чокнутой мисс Дениз! Но, учитывая обстоятельства, ничего другого ему не оставалось
Разве что разом отбросить все принципы.
Сумеет ли он это сделать? Миллер посмотрел на нож и снова задрожал под тяжестью своих демонов. Его пальцы еще крепче сжали роковую рукоять
Спустя минуту на земле исчез последний цивилизованный человек. Вместе с ним погибли последний пацифист, последний отказник по этическим убеждениям, последний ценитель произведений искусства, последний библиофил. На месте этих достойных восхищения фигур стоял МИЛЛЕР с ножом в руке, диким взглядом, ищущий что-то по сторонам.
Он нашел это «что-то» толстый сук, сломанный молнией, с метр длиной и быстро очистил его от сломанных сучков.
Мисс Дениз не замедлила увидеть, как перед ней возникло ужасное воплощение всей мужской расы: отвратительное, грязное, вонючее и размахивающее дубиной. Миллер надеялся все же, что она успела понять и осознать, что сама возродила сего пещерного дикаря. Это было для нее настоящим откровением.
И четыре молодые особы вскоре тоже получили свою долю откровения. Больше всех досталось Сюзи.
Паломничество на Землю
Элфред Саймон родился на Казанге IV небольшой земледельческой планетке неподалеку от Арктура; там он водил комбайн по пшеничным полям, а долгими тихими вечерами слушал записи любовных песен Земли.
Жилось на Казанге, пожалуй, неплохо, девушки там были миловидные, резвые, искренние и покладистые хорошие спутницы для прогулки по холмам или купания в ручье, верные подруги жизни. Однако романтики в них не было! Очень приятны веселые, безыскусные развлечения на Казанге. Но только приятны не более.
Саймон чувствовал, что в его размеренном существовании чего-то недостает. Однажды он понял, чего же именно.
Потрепанный космический корабль, груженный книгами, занес на Казангу странствующего торговца. Это был изможденный, седой, слегка помешанный человек. В его честь устроили торжество ведь за пределами Солнечной системы горячо радовались всякому новому знакомству.
Торговец выложил все свежие сплетни: и о войне цен между Детройтом II и Детройтом III, и во что обходится рыбалка на Алане, и как одета жена президента Морации, и до чего чудной говор на Доране V.
И наконец кто-то попросил:
Торговец выложил все свежие сплетни: и о войне цен между Детройтом II и Детройтом III, и во что обходится рыбалка на Алане, и как одета жена президента Морации, и до чего чудной говор на Доране V.
И наконец кто-то попросил:
Расскажи нам о Земле.
Ага, сказал торговец, подняв брови. Хотите послушать о планете-праматери? Так вот, друзья, нет другой такой планеты, как старушка Земля, и ничто с ней не сравнится. На Земле, друзья, все возможно, там исполняются все желания
У каждого? спросил Саймон.
У них там есть закон против отказов, с усмешкой разъяснил торговец. Пока еще никто его не нарушал. На Земле все иначе, друзья. Вы, ребята, специализируетесь по сельскому хозяйству? Ну вот, а Земля специализируется по всяким излишествам таким, как безумие, красота, война, опьянение, непорочность, ужасы и прочее. Люди преодолевают световые годы, чтобы изведать эти блага.
А любовь? спросила какая-то женщина.
Девушка, мягко сказал торговец. Земля это единственное место во всей Галактике, где еще сохранилась любовь! На Детройтах II и III ее попробовали, но оказалось, что она непомерно дорога, а на Алане сочли, что она слишком выбивает из колеи, а импортировать ее на Морацию или Доран V еще не успели. Но, как я сказал, Земля специализировалась по излишествам, и они окупаются сторицей.
Сторицей? переспросил дородный фермер.
Конечно! Земля уже стара, ее недра исчерпаны, а почва бесплодна. Колонии ее стали независимыми и заселены людьми с трезвой головой вроде вас. Такие люди хотят получить полную цену за свой товар. На чем же еще может заработать Земля, как не на пустяках, благодаря которым жизнь обретает смысл?
А ты-то был влюблен на Земле? спросил Саймон.
Уж чего-чего, угрюмо ответил торговец. Был когда-то влюблен, а теперь вот странствую. Друзья, эти книги
За баснословные деньги Саймон купил древний сборник стихов и, читая, грезил о страсти под безумной луной, о бледных лучах рассвета, ласкающих иссушенные губы любовников, о сумеречном береге моря, где сплетенные тела упоены любовью и оглушены рокотом прибоя.
И это было возможно лишь на Земле. Ибо, как рассказывал торговец, разбросанные по Вселенной дети Земли слишком уж тяжко трудились, отвоевывая пропитание у враждебных миров. На Казанге росла пшеница и кукуруза, на Детройтах II и III множились фабрики и заводы. О рыбных угодьях Аланы ходили легенды по всему Южному звездному поясу. На Морации водились опасные хищники, а на Доране V предстояло распахать целину. Это было прекрасно, как и должно быть.
Но все же новые миры оказались слишком суровыми и стерильными в своем совершенстве слишком уж точно была там спланирована жизнь. Что-то было утрачено в мертвых просторах космического пространства. Только на Земле сохранилась любовь.
Поэтому Саймон работал, копил деньги и мечтал. На двадцать девятом году жизни он продал ферму, уложил чистые рубашки в прочный баул, надел свой лучший костюм, крепкие дорожные ботинки и поднялся на борт ракеты «Казанга-Метрополия».
И наконец он прибыл на Землю, где мечты непременно сбываются, так как попытки воспрепятствовать этому караются законом.
Саймон быстро прошел таможенный досмотр в астропорте Нью-Йорка, и подземка мигом доставила его на Таймс-сквер. Там он вышел на дневной свет и стоял ослепленный, крепко прижимая к себе баул, так как его уже стращали карманниками и прочими хищниками большого города.
Он огляделся по сторонам, и у него дух захватило от изумления.
Первое, что поразило его, была бесконечная вереница кинотеатров, где фильмы демонстрировались в двух, трех и четырех измерениях, по выбору зрителя. И какие фильмы!
Справа от него шатром навис рекламный щит: «ПОХОТЬ НА ВЕНЕРЕ! Документальный отчет о сексуальной жизни обитателей зеленого ада! Шокирует! Разоблачает!»
Он хотел войти, но на другой стороне улицы шел военный фильм. Афиша зазывала: «УКРОТИТЕЛИ СОЛНЦ! Посвящается сорвиголовам военно-космического флота!»
А рядом шла картина: «ТАРЗАН ПОБЕЖДАЕТ ВАМПИРОВ САТУРНА!»
Тарзан, смутно припомнил он читанное в книгах, это герой древних народных сказаний Земли.
Все это удивительно. А то ли еще ждало его впереди! Он видел лавчонки, где можно было полакомиться кушаньями всех миров, особенно национальными земными блюдами пиццей, расстегаями, спагетти и кнышами. Были магазины, где шла распродажа уцененной одежды с космических кораблей, и лавки, торгующие только напитками.
Все это удивительно. А то ли еще ждало его впереди! Он видел лавчонки, где можно было полакомиться кушаньями всех миров, особенно национальными земными блюдами пиццей, расстегаями, спагетти и кнышами. Были магазины, где шла распродажа уцененной одежды с космических кораблей, и лавки, торгующие только напитками.
Саймон не знал, с чего начать. Внезапно он услышал отрывистую дробь пулеметной очереди и круто обернулся.
То был всего лишь тир длинная, узкая, ярко расписанная галерея с барьером по пояс. На высоком табурете сидел хозяин смуглый толстяк с бородавкой на щеке. Он улыбнулся Саймону:
Хочешь попытать счастья?
Саймон вошел внутрь и увидел, что вместо обычных мишеней в конце галереи, на изрешеченных пулями стульях, сидят четыре едва одетые женщины. На лбу и над каждой грудью у них нарисованы крохотные «яблочки».
А у вас стреляют настоящими пулями? спросил Саймон.
Разумеется! ответил хозяин. На Земле есть закон, воспрещающий лживую рекламу. И пули настоящие, и девки настоящие. Заходи и сшибай любую!
Одна из женщин подзадорила его:
Давай, давай, красавчик! Бьюсь об заклад, что промажешь!
Другая вскричала:
Да он и по космическому кораблю промахнется!
Ну что ты, он малый не промах! подхватила третья. Давай же, красавчик!
Саймон потер лоб, стараясь не выказать удивления. В конце концов, ведь это Земля, где разрешается все, что приносит прибыль.
Он спросил:
А есть тиры, где стреляют в мужчин?
Конечно, ответил хозяин. Но ты ведь не страдаешь извращениями, правда?
Безусловно, нет!
Ты из другой системы?
Да. А как ты узнал?
По костюму. Всегда можно отличить по костюму. Толстяк закрыл глаза и затянул нараспев: Подходи! Подходи! Убивай женщин! Избавляйся от гнета подавленных желаний! Нажми курок дай выход застарелой ярости! Это лучше, чем мордобой! Лучше, чем пьянка! Подходи! Подходи! Убивай!
Саймон спросил у одной из женщин:
А когда вас убивают, вы так и остаетесь мертвыми?
Не задавай дурацких вопросов, ответила девушка.
Но ведь шок
Она пожала плечами.
Бывает работа и похуже.
Саймон хотел было спросить, что может быть хуже, но в эту минуту хозяин, перегнувшись через барьер, доверительно сказал:
Послушай-ка, приятель. Погляди, что у меня есть.
Саймон заглянул за барьер и увидел миниатюрный пулемет.
За смехотворно низкую плату, сказал хозяин, я дам тебе пострелять из томми. Можешь исполосовать весь тир, сбить всю арматуру, продырявить стены. Здесь пульки сорок пятого калибра, приятель, а уж отдача у него точно осел лягается. Кто стреляет из томми, тот действительно стреляет.
Не интересуюсь, непреклонно ответил Саймон.
У меня найдется граната-другая, сказал хозяин. Осколочное действие. Ты мог бы
Нет!
Если заплатишь как следует, сказал хозяин, можешь уложить и меня, раз уж у тебя такой вкус, хотя я никогда бы этого не подумал. Ну как?
Нет! Никогда! Это отвратительно!
Хозяин посмотрел на него отсутствующим взглядом.
Не в настроении? О'кей. У меня открыто круглые сутки. Заходи в другой раз, красавчик.
Никогда! ответил Саймон, уходя прочь.
Ждем тебя, милый! крикнула ему вслед одна из женщин.
Подойдя к киоску, Саймон заказал стаканчик кока-колы.
Он заметил, что руки его трясутся. Усилием воли он подавил эту дрожь и маленькими глотками стал прихлебывать освежающую жидкость. Он напомнил себе, что нельзя подходить к Земле со своей меркой. Если на Земле одним людям нравится убивать других, а жертвы ничего не имеют против, почему кто-то должен возражать?