Всех порвём! С такой игрушкой я готов отразить атаку любой банды. Так что, Батя, спрячь ты свою пукалку, ею только людей смешить.
Так, со смешками и подначками, в приподнятом настроении мы и отъехали от магазина, направляясь к дому. Я сидел и думал. Отчего мы с таким маниакальным упорством хватали всё, что попадалось на глаза, запасаясь вещами, вовсе нам теперь и не нужными? Просто в такой невообразимо жуткий жизненный момент набитый под завязку фургон, с дорогой, по прежней жизни, техникой особенно грел душу.
До выезда из города ехали минут двадцать, больше нигде не останавливались, машина и так была загружена полностью. Я оглядывал окрестности в шестикратный бинокль, взятый в магазине. Недалеко от выезда на Симферопольское шоссе стоял всё тот же полицейский «Уазик». Вокруг суетились пять человек трое в форме, а двое в гражданском, но почему-то все с автоматами. Меня насторожила реакция гражданских, когда они, увидев наш автомобиль, быстро спрятались за Уазик, чтобы мы их не заметили. Ещё больше насторожило то, что невдалеке стояли по крайней мере две знакомые машины, которые я хорошо запомнил ещё с утра, особенно микроавтобус «фольксваген», у него было сильно промято левое заднее крыло. Именно из этого «фольксвагена» утром постовой так грубо вытаскивал пассажирку. Тогда через окна микроавтобуса были видны различные коробки и пакеты, машина была загружена тогда примерно так, как теперь наша. Сейчас же никаких пассажиров и груза внутри не было видно, в бинокль это можно было хорошо рассмотреть.
Несуразности ситуации с этим постом добавляла обстановка в городе, где творился полный бардак, однако при этом мы за целый день так и не встретили ни одного поста полиции. А тут вдруг обычная патрульно-постовая служба, даже без гаишников, так серьёзно досматривает машины, тем более не на стационарном посту ГИБДД, да ещё с вооружёнными гражданскими лицами.
Воспоминание о перестрелке с пущинскими полицейскими, когда они начали стрелять без всякого предупреждения и сразу на поражение, было ещё свежо в памяти, поэтому я предупредил Сашу:
Если нас остановят, ты сразу открываешь боковую дверь и начинаешь стрелять из своего пулемёта по людям, сидящим и спрятавшимся за полицейский драндулет. Двух легавых, которые стоят у дороги и будут нас останавливать, я возьму на себя
Флюру, который внимательно прислушивался к нашему разговору с Сашей, я приказал:
Если нас будут тормозить, ты остановишься так, чтобы было удобно целиться и мне, и, главное, Саше стрелять из боковой двери.
Всё-таки выучка у ребят была отличная никто из них даже и не попытался что-то выяснить или вступить в пререкания. Когда мы приблизились к Уазику метров на семьдесят, на край дороги вышел один из полицейских и жезлом начал показывать, что требует остановиться. Метрах в пяти от него стоял другой коп с автоматом наизготовку. Я решил сначала стрелять в него, потому что тот, который с жезлом, по-любому, не успеет бросить его, схватить автомат и прицелиться тут у меня будет несколько секунд форы.
Флюр остановил машину метрах в десяти от полицейского с жезлом, выехав на обочину и поставив наш фургон немного косо. Как раз так, чтобы «Уазик» и подходящие к нему копы оказались в зоне поражения. Перед самым поворотом к постовым я, нажав на кнопку, опустил ветровое стекло. Ствол ружья, чтобы заранее не увидели, загородил пустым пластиковым пакетом. Как только мы остановились, я сразу же начал стрелять в дальнего от меня полицейского, сделав подряд три выстрела картечью первыми двумя целился в голову, третьим в ноги, предполагая, что копы могут быть в бронежилетах, а у меня всё-таки не пули, и я вряд ли пробил бы броник. Вторая серия из двух выстрелов была по полицаю, который нас останавливал. Он с выпученными глазами, с болтающимся на шнурке жезлом, нервно пытался изготовить свой автомат к стрельбе.
Флюр остановил машину метрах в десяти от полицейского с жезлом, выехав на обочину и поставив наш фургон немного косо. Как раз так, чтобы «Уазик» и подходящие к нему копы оказались в зоне поражения. Перед самым поворотом к постовым я, нажав на кнопку, опустил ветровое стекло. Ствол ружья, чтобы заранее не увидели, загородил пустым пластиковым пакетом. Как только мы остановились, я сразу же начал стрелять в дальнего от меня полицейского, сделав подряд три выстрела картечью первыми двумя целился в голову, третьим в ноги, предполагая, что копы могут быть в бронежилетах, а у меня всё-таки не пули, и я вряд ли пробил бы броник. Вторая серия из двух выстрелов была по полицаю, который нас останавливал. Он с выпученными глазами, с болтающимся на шнурке жезлом, нервно пытался изготовить свой автомат к стрельбе.
Поздно, батенька, поздно, перевозбужденно прошептал я. В это время Саша, настежь распахнув боковую дверь, хладнокровно, не очень длинными очередями, дырявил «Уазик».
Да всё-таки страшная штука действие пулемётных пуль на близком расстоянии. Уазик, а он был метрах в тридцати от нас, мало того, что насквозь прошивало, его ещё и шатало из стороны в сторону от попадания каждой очереди пуль.
Вся наша стрельба продолжалась от силы минуты три, да и то только потому, что Саша, пока не расстрелял все патроны из контейнера, не успокоился. Потом наступила тишина в ответ нам так и не прозвучало ни одного выстрела. Пока мы стреляли, Флюр, схватив второе ружьё, выскочил из машины, используя её как защиту, и настороженно всё оглядывал. Он тоже ни разу не выстрелил, но чётко контролировал окружающую обстановку и развитие ситуации нет ли где подозрительного движения. Движения не было, только тот полицейский, который останавливал нас, сейчас катался по земле и тонко повизгивал. Зарядив ружьё, я тоже вышел из машины и уже хотел было пойти, проверить, что там, в этом «Уазике» и за ним, как меня остановил Саша:
Постой, Батя! Сейчас начинается наша работа, отобрал у меня заряженную «Сайгу», потом почти кошачьим шагом на полусогнутых ногах добрался до «Уазика». Я даже не видел, когда он успел приготовить гранату. Дойдя до полицейской машины, он сначала заглянул в неё, потом за Уазик, затем выпрямился и убрал гранату в карман.
Всё нормально, крикнул Саша, но почему-то сделал три выстрела из моего ружья. После чего спокойно направился к нам. Флюр в это время занимался раненым полицейским.
Что там такое у Саши? Какого хрена палит? спросил я его.
На всякий случай, контрольный выстрел, теперь гарантированно все двухсотые, в спину никто не выстрелит, с каменным лицом проговорил Флюр.
Я себя чувствовал ужасно всё думал, что ребята меня сильно осуждают. Ведь, можно сказать, безо всякой причины и, в принципе, без проявления агрессии с противоположной стороны, только потому, что мне ситуация показалась опасной, взяли и убили кучу народа. Поэтому я чувствовал какое-то тяжёлое к себе отношение.
Саша и Флюр, не обращая внимания на меня, занимались единственным раненым. У второго копа, в которого я стрелял, голова была наполовину снесена, наверное, он умер уже после первого моего выстрела, а я методично стрелял уже в труп.
Так я накручивал себя и, когда подошёл к убитому мной человеку и посмотрел на разбросанные куски мозгов, меня затошнило. Я зашёл за «Уазик» облегчиться, и мне открылась не менее страшная картина там, буквально расчлененные близкими пулемётными очередями, лежали два трупа. Меня затошнило ещё больше, и я побежал к ближайшему оврагу, у самого его края затормозил, резко отшатнувшись от увиденного.
О, Господи! только и смог прошептать я. Там вповалку лежало больше тридцати трупов.
Одним из верхних был труп женщины, которую милиционер утром вытаскивал силком из микроавтобуса. Тут мне совсем стало плохо может, я схожу с ума и мне уже везде мерещатся убитые люди. Я повалился в снег и крикнул:
Ребята!
Первым подбежал Флюр, глянув в овраг, он остолбенел. Вторым подошел Саша, он успел вытащить из автомобильной аптечки нашатырный спирт и упаковку нитроглицерина, но было не до реанимации, он тоже молча уставился на страшное зрелище в овраге, которое вдруг открылось его взгляду. Так, безмолвно, суровые мои парни стояли перед этой незримой чертой, за которой простиралась смерть, несколько минут. Я уже немного оклемался и понял, что вовсе не сошёл с ума, и мне всё это не кажется.
В душе разрасталось ощущение жуткой неправильности всего происходящего, не может такое происходить с людьми в XXI веке, но факт, как говорится, был налицо. Тогда же я почувствовал, и по их уважительным взглядам, и по поведению, как изменилось отношение ко мне ребят; они полностью, без разговора признали во мне командира, который был вправе принимать любые решения, потому что оказался мудрее и предусмотрительнее их в данной ситуации.
Они, видимо, представили в этот момент, что и все мы могли бы лежать за той самой чертой, если бы я так безапелляционно, ничего не обсуждая, не приказал стрелять на поражение, поступая, на тогдашний их взгляд, неожиданно подло. Даже их военная подготовка, по-видимому, этого не предусматривала для проведения любой силовой операции нужно было какое-то серьёзное обоснование, и иногда они сами его придумывали, чтобы не превратится в хладнокровных, профессиональных убийц.
Я же сейчас был благодарен профессиональной подготовке Саши и Флюра они, не пререкаясь, точно выполнили полученные указания. Я хоть и не военный человек, но в тот момент сработала или память предков (всё-таки, я казацкого рода), или, может быть, биржевая привычка к необходимости решительных действий умению за ничтожно малое время принять единственно верное решение. А скорее всего опыт, полученный в Ясногорске тогда среди банды отморозков тоже были два человека одетые в полицейскую форму.
Итак, осмотрев ещё раз гору трупов в овраге и сопоставив с количеством стоящих рядом автомобилей, мы сделали вывод, что здесь нагло грабили проезжающие с грузом автомобили, а водителей и пассажиров просто безжалостно расстреливали, сталкивая их трупы в овраг и, судя по количеству тел, этим страшным делом занимались не один день.
Отношение к раненому в полицейской форме у ребят, после увиденного в овраге, изменилось на все сто. Ещё несколькими минутами ранее Флюр бережно перевязывал раненого и вкалывал ему обезболивающее из аптечки, а теперь, схватив этого урода в погонах за воротник куртки, он тащил его к оврагу, где лежала гора трупов. Раненый громко кричал, но подошедший сзади Саша грубо пнул его в бок, чтобы тот заткнулся, и коп сразу затих, только всхлипывал, тихонько подвывая. Я стрелял ему по ногам, и было видно, что на одной, на бедре, был вырван картечью целый кусок мяса, правда, Флюр перебинтовал ногу, но я ещё до этого успел увидеть результаты своей стрельбы.