Почему она всегда выбирает его, а не тебя? спросил Дарр.
Да что уж, ответил Служитель, будто ответ был очевиден или, наоборот, слишком сложен.
Ты добрей.
О-хо-хо, вздохнул Служитель, не думаю, что это так уж важно.
Правда?
Он надежный кормилец. Посмотри, как трудится. Хороший супруг.
Теперь супруги почти не разлучались, всегда были вместе в гнезде и в полете, в дозоре и в поисках пищи. Остальных они почти не замечали. Если они не строили и не ели, оба тщательно прихорашивались, чистили перья друг другу, ласково касаясь клювами груди или головы партнера, выклевывали кусочки пищи, насекомых и другой мусор. Подними клюв, и я почищу тебе шейку, склони голову, и я приведу в порядок оперенье на затылке. Иногда они отвлекались от дел и сцеплялись клювами: один прихватывал клюв другого, а тот выкручивался; потом менялись ролями, расправив хвосты и подрагивая. Время от времени игра достигала такого накала, что они дрались всерьез, широко распахнув клювы, поблескивая белесым внутренним веком, прикрывшим глаз. Потом они ненадолго отдалялись друг от друга, то ли от стыда, то ли просто от усталости, но долго злиться не могли и вскоре снова принимались за работу. Удивительно было смотреть на них, но и тревожно.
По вечерам они улетали от гнезда в дубовую рощу. Не стоит показывать ночным проходимцам, где именно появятся на свет твои птенцы. Остальные тоже возвращались с охоты и поисков пропитания, и все собирались вместе все, кроме Бродяги. Он в последнее время почти не попадался им на глаза, возился где-то на окраине надела, выказывая полное равнодушие к происходящему.
А было так же, когда я начала Младшая Сестра, и Дарр Дубраули сразу добавил:
Да, так и было, когда мы
Да, так и было, заявил Отец (лишь по ночам супруги отдыхали, а ночи становились все короче). Всегда так. Если получается.
Мать уже задремала, но, услышав это, открыла глаза.
А было так же, когда я начала Младшая Сестра, и Дарр Дубраули сразу добавил:
Да, так и было, когда мы
Да, так и было, заявил Отец (лишь по ночам супруги отдыхали, а ночи становились все короче). Всегда так. Если получается.
Мать уже задремала, но, услышав это, открыла глаза.
Как-то весной, продолжил Отец, налетела буря и смела все, что мы построили. Почти закончили уже.
И что вы сделали?
Начали заново.
Дети примолкли.
В другой год, снова вступил Отец, словно не мог удержаться и хотел наконец поговорить об этом, пришли Ласки. Прибрали всех птенцов, едва они вылупились.
Мать уже снова прикрыла глаза, но сейчас тревожно встрепенулась.
И вы, спросил Дарр Дубраули, начали заново?
Слишком поздно, сказал Отец.
Поздно?
Момент ушел. Приходит момент и уходит; вот и всё.
Мелких птичек еще было слышно некоторые продолжали петь даже ночью и насекомых тоже, их гудение сменило зимнюю тишину.
У меня так не будет, заявила Младшая Сестра. Никогда.
Да ты сама не знаешь, сказал Отец. Ничего ты не знаешь.
Дарр Дубраули приподнялся, ему вдруг стало жарко.
Трудное дело! проговорил он.
Скоро будет труднее. Всем вам придется помогать. Увидите.
Но почему мы все делаем именно так? прошептал Дарр. А если попробовать иначе, лучше? Это же
Это наша Судьба, сказал Отец, и его зоркие глаза блеснули в сумерках. Так нам положено, так положено делать; всегда мы так делали, так и будем делать.
Дарр Дубраули замолчал. Отец с неимоверной важностью отвернулся от сына и закрыл глаза. Все замерли, уцепились лапами за ветки накрепко, чтобы не свалиться во сне. Спрятали клювы на груди. Дарр услышал тихий всхлип: это была Мать или Младшая Сестра, которая сидела чуть поклювнее? Его терзали упрямство и недовольство. Ему хотелось сказать или услышать что-то еще.
Судьба Вороны говорят о ней только в эту пору. Если есть у них какие-то верования о мире и своем месте в нем, они выражаются этим словом обычно Вороны вовсе не думают, почему мир такой, каков есть, почему они поступают так, как поступают. Вороны всегда скажут: «Мы такие», но лишь иногда они говорят: «Такими нам до́лжно быть». «Судьба» значит ровно это, не больше.
Гнездо достроили, выложили мягкой подстилкой подшерстком мертвого Кролика, которого семья съела, пухом растений, названий которых они не знали, зато умели им найти применение. Отец и Мать теперь проводили дни в занятиях, которые Служителю казались трогательными и даже захватывающими, но дети находили их смешными и в то же время муторными.
Ах. Ах, выдохнул Служитель, подражая странному курлыканью, с которым Мать обратилась к своему супругу. Смотрите.
Ой-ой! воскликнула Младшая Сестра.
Супруги принялись подкармливать друг друга, приносить лакомства и класть друг другу в рот, одобрительно и радостно щелкать клювами. Они раскланивались почти одновременно, она отступала, а Отец подходил на шаг, потом наоборот. Она улетала от него в гнездо, жеманно подзывала его, пока Отец не взлетал к ней, и этот ритуал повторялся снова и снова. Отец улетал, чтобы найти для нее лакомства, кувыркался и пикировал в воздухе, чтобы покрасоваться.
Как помолодел, проговорил Служитель. И каждую весну так.
Дарр Дубраули и его сестра больше не могли это терпеть и покатились со смеху, а потом улетели, будто их это вовсе не тронуло.
Они не успели забраться далеко, когда услышали позади громкий шум и крик Служителя, то ли тревожный, то ли раздосадованный.
Да ну их, сказала Младшая Сестра.
Служитель частенько начинал кричать без особой на то причины. Но крики становились все настойчивей, так что Дарр повернул обратно и Младшая Сестра, ворча, полетела следом. Уже на подлете они увидели, что Мать сидит на земле под гнездом среди белого Боярышника, а Служитель прыгает с ветки на ветку над ней и надрывно кричит; а рядом с ней Отец: распахнул крылья, развернул напряженный, дрожащий хвост. И она тоже развернула хвост; склонила голову, а потом их крылья сомкнулись, едва не коснувшись земли.
Только это был не Отец. Служитель вопил, потому что там, внизу, с их Матерью сейчас был Бродяга. Ему она низко кланялась, ему курлыкала.
Ой-ой, пробормотала Младшая Сестра. Держись от них подальше.
Едва они поняли, что происходит, будто из ниоткуда вырвался клубок черных перьев и врезался в Бродягу, и оба покатились потому что это Отец набросился на соперника. Мать закричала, Бродяга подпрыгнул и взвился в небо, растрепанный, взлетел на ветку и чуть не свалился с нее так торопился встретить нападавшего. Отец наскакивал на него, щелкая клювом, пытался ударить лапой.
Ой-ой, пробормотала Младшая Сестра. Держись от них подальше.
Едва они поняли, что происходит, будто из ниоткуда вырвался клубок черных перьев и врезался в Бродягу, и оба покатились потому что это Отец набросился на соперника. Мать закричала, Бродяга подпрыгнул и взвился в небо, растрепанный, взлетел на ветку и чуть не свалился с нее так торопился встретить нападавшего. Отец наскакивал на него, щелкая клювом, пытался ударить лапой.
Предатель! кричал он голосом, какого Дарр Дубраули никогда прежде не слышал. Предатель!
Бродяга перелетел на дерево подальше, а затем снова повернулся, надулся и начал издеваться:
Да сдохни же! Ты, старая Ворона! Не хочет она тебя! Улетай отсюда и сдохни!
Услышав это, Отец в ярости клюнул ветку, на которой сидел. В стороны полетели щепки.
Вот я зол! закричал он. Ох как я зол! Мы тебя приняли. А теперь такое!
Это ты зол? Да я с ума сошел от злости! отозвался Бродяга. Он тоже клюнул ветку и выплюнул щепки. Она моя теперь. Проваливай. Тебе конец!
Продолжая осыпать друг друга угрозами, они медленно сближались, перепрыгивая с ветки на ветку. Оперенье на головах взъерошено, оба раздулись, распушили перья. Дарр почувствовал, как у него самого встают дыбом перья на горле. Мать смотрела на них с земли, но молчала, будто это все вовсе ее не касалось.
Я с тобой буду биться до смерти! кричал Отец. Грудь тебе расклюю, как Ястреб!
Да ну? отозвался Бродяга, распахнув крылья. Это я тебя расклюю!
На! На! На! заверещал Отец и метнулся со своей ветки к Бродяге, рассекая воздух.
Бродяга был моложе и быстрей, Отец старше и сильней, и Бродяга взлетел, подался назад, в открытое небо, поднимался по спирали, одновременно дрался и ускользал, а Отец гнался за ним, оба взлетали все выше и выше, словно тащили друг друга вверх. Мощные удары крыльев разносили по сторонам вырванные и выклеванные перья.
Наконец Бродяга сдался и бежал. Отец сперва опешил, а потом бросился в погоню. Теперь оба молчали, Отец разъяренный и неумолимый травил соперника, пикировал на него, бил острым клювом, целясь в лицо, в глаза. Гнал его, как целая стая Ворон отгоняет Ястреба, налетая снизу, чтобы вырвать перо из хвоста, отставая, когда Бродяга поворачивался, чтобы ответить.
Дарр Дубраули и Служитель сидели на дереве с гнездом. Они остались в дозоре, так выходит? Да, точно так.
Мать взлетает в гнездо, садится там, уцепившись за крепкие ветки, и ждет, когда вернется Отец. Она бросает взгляд на Дарра Дубраули, будто делится с ним секретом, смешным секретом, хотя на самом деле вовсе и не смешным, делится только с ним одним. А когда она склоняет грудь к гнезду и широко расправляет хвост, раскрывает клюв, смыкает внутренние веки, Дарр чувствует неимоверно странный, глубочайший, мощнейший порыв. Почти непреодолимый.
Нет, говорит Служитель. Дарр и не думал, что старик сидит так близко от него. Нет!
А потом вернулся Отец перья все еще вздыблены, на щеках пятнышки крови, занял свое место на краю гнезда, поклонился несколько раз, формально и поспешно, и Дарру Дубраули показалось, что по перьям на груди Отца видно, как бьется его сердце. Мать подвинулась к нему, поднимая хвост, чтобы он смог пристроиться. Это было нелегко всегда нелегко. Она громко закричала, когда он это сделал, странные звуки, каких Дарр никогда прежде не слышал; и Служитель тоже закричал, совсем как она. И через миг все закончилось.
Еще несколько дней все повторялось, не всегда успешно, но достаточно часто. «Достаточно, объяснил Служитель, чтобы он был уверен: в каждом яйце в ее кладке будет его птенец».
Судьба продолжала указывать Воронам, что делать. Мать начала откладывать сине-зеленые яйца с черно-коричневыми пятнышками, а семье приходилось кормить ее в гнезде: она скорей умерла бы с голоду, чем оставила яйца без присмотра хотя бы на миг. Повсюду рыскали по-весеннему голодные твари. Даже другие Вороны не побрезговали бы яйцом, останься гнездо без охраны. Они подбирались слишком близко, опасные и до жути дружелюбные, и улетали только с возвращением Отца.