Сент-Илер тем временем продолжал работу над регламентацией деятельности вверенного ему учебного заведения, результатом которой стала «Инструкция Морской академии», опубликованная в ПСЗ и датированная там 1 октября 1715 г.{133} Как легко заметить, по своему содержанию документ этот имеет мало общего с предыдущими проектами барона, так что Веселаго полагал даже, будто Сент-Илер не имел к его созданию никакого отношения{134}. Это очевидно не так. В «Деле об учреждении в С.Петербурге Морской академии» содержится черновик этой инструкции{135}: он не подписан и не датирован, однако выполнен тем же почерком, что и переводы более ранних проектов. Из правки в документе также видно, что именно в ходе работы над ним и появился в окончательном виде текст, опубликованный в ПСЗ. Например, первоначально в пункте 22 было написано «не будут после бою тапты», но эта фраза была зачеркнута и заменена на формулировку «когда тапту пробьют», которая и вошла в ПСЗ. В пункте 11 фразы «того задержит» и «оных за арест взять» заменены на обороты «того за арест возьмет» и «оных за караул взять», как это и осталось в итоговом тексте. Таким образом, с большой вероятностью перед нами текст, появившийся в процессе перевода первоначальной, иноязычной версии «Инструкции морской академии» на русский язык.
Авторство Сент-Илера подтверждает и другое, недатированное письмо авантюриста Петру, перевод которого содержится в той же подборке (документ 26){136}. Здесь Сент-Илер просит царя утвердить ранее сочиненные им «29 артикулов, которые во учреждение служить имеют корпусу морской гвардии». Опубликованная в ПСЗ «Инструкция» от 1 октября 1715 г. как раз и насчитывает 29 пунктов. Существенна и еще одна деталь: барон также просит Петра «под каждым артикулом назначить штраф как Ваше величество за благо разсудит»: таким образом, опубликованные в ПСЗ дополнения к тексту «Инструкции» были сделаны царем не по собственной инициативе, а в ответ на прямой запрос со стороны барона. «Инструкция» не пересекается с предыдущими текстами Сент-Илера, но и не противоречит им. Скорее, они описывают разные стороны жизни создаваемой академии. Если «Проект» задает программу обучения и структуру учебного процесса, то «Инструкция» регламентирует вопросы внутреннего распорядка: правила поведения, несения караульной службы, служебную иерархию и т.д. Можно предположить, что «Инструкция» создана в развитие «Проекта»: в своей капитуляции барон запрашивал «совершенную мочь политично их [гардемаринов] наказывать, когда они дела своего исправлять не будут, и того что им предписано будет для обучения их о житии и учении их», и теперь задавал нормативную основу для реализации полученных полномочий. Зарубежный прообраз «Инструкции» (если он существовал) нам выявить пока не удалось.
Примечательно, что, насколько нам позволяют судить источники, роль Петра в разработке этих регламентов была минимальной и совершенно пассивной. Нельзя сказать, конечно, что документы эти создавались помимо воли царя: мы видим, что он знакомился с ними и в целом одобрял их. Однако у нас нет прямых свидетельств того, что он инициировал их создание, давал какие-то установки касательно их содержания, участвовал в их редактировании. Можно было бы предположить, что эти документы и не были утверждены государем, что Сент-Илер просто направлял их Петру, а тот отмахивался от пустых бумажек неуемного прожектера. Но нет: пересылая «Инструкцию» в начале 1719 г. сменившему Матвеева во главе академии Григорию Григорьевичу Скорнякову-Писареву, Адмиралтейство отмечало, что «пункты» эти «состоялись за собственною Его царского величества рукою». Таким образом, факт подписания документов Петром имел место во всяком случае, Адмиралтейство официально считало их утвержденными монархом. Показательно, однако, что Скорняков тем не менее впоследствии счел возможным подвергнуть их собственному «рассмотрению», объявив, что многие из них нуждаются в корректировке, и предложить в результате обновленную версию{137}.
В октябре, судя по всему, началась практическая деятельность академии. И.И. Неплюев вспоминал, что 1 октября 1715 г. его, в числе других учеников Нарвской школы, перевели «в школу в Санкт-Петербург, которой школы был содержателем француз Баро», т.е. Сент-Илер; Неплюев 137 уточняет, что «оная была под ведением адмирала Федора Матвеевича Апраксина и генерал-майора и обер-штер-кригс-комиссара Григорья Петровича Чернышева; потом она поручена была Андрею Артамоновичу Матвееву. В той школе было нас обучающихся 300 человек»{138}. Из документов мы видим, что барон действительно принимает участие в академических делах во всяком случае, подписывает бумаги: за его рукой уходят доклады в Адмиралтейство о том, что многие недоросли неграмотны, бумаги об отправке таких неграмотных в Новгород в школу при тамошнем епископском доме, об отчислении совершенно неспособных («во учении быть невозможно») недорослей, и т.д.{139} 8 октября в Академии, похоже, побывал Петр (в тот день «Его величество был в Адмиралтействе, и в школах»), визит повторился 3 ноября («Его величество был во академии, срисовали человека»){140}. Это единственные известные нам случаи, когда источники фиксируют посещение Петром Морской академии в этот период.
Наконец, в самом начале 1716 г., перед своим отъездом в большое заграничное путешествие, Петр назначил президентом академии графа А. А. Матвеева. Говоря объективно, это назначение являлось несомненным нарушением заключенной с Сент-Илером капитуляции, прямо устанавливавшей, что директор Морской академии подчиняется непосредственно царю и генерал-адмиралу. В принципе, для Петра было довольно обычным подобное безразличие к им же самим ранее установленным правилам и взятым на себя обязательствам: документы того времени полны жалоб иностранцев, тщетно пытающихся добиться выполнения царем заключенных с ними «капитуляций». В данном случае можно предположить, что дополнительную роль сыграло раздражение Петра сентябрьскими предложениями Сент-Илера. С другой стороны, сильно ухудшились и придворные позиции авантюриста. На фоне параллельно протекавших беременностей царской супруги Екатерины Алексеевны и кронпринцессы Шарлотты отношения между дамами осложнились: кронпринцесса уверяла, что люди, посещавшие ее двор, впадали в немилость у царицы{141}. Если это и в самом деле было так, то логично предположить, что подобные трения должны были сказаться и на положении Сент-Илера. В ноябре кронпринцесса Шарлотта скончалась после родов: в результате он и вовсе потерял своего ключевого патрона при дворе. Труднее сказать, могли ли тут сказаться какие-то разоблачения авантюриста со стороны недавно вернувшегося в Россию Матвеева: судя по всему, осень 1715 г. граф провел в Москве, пытаясь поправить свои хозяйственные дела{142}. Нет уверенности, что и сам Матвеев в этот момент пользуется большим расположением Петра: как кажется, царь мог быть не вполне доволен результатами его дипломатической миссии в Вене. В переписке, во всяком случае, граф начинает вспоминать о прошлом барона лишь позднее, осенью 1716 г.
Назначение Матвеева было сделано Петром в его фирменном неформальном стиле: не сохранилось никакого письменного указа на этот счет. Более того, похоже, что сам Матвеев узнал о нем от Сент-Илера («вы, мой господине, сами вы указ тот нам объявляли», напишет он позднее), и подтверждение этому решению существовало лишь в виде приказа за подписью Апраксина: в дальнейшем мы увидим, как раздражается граф, когда авантюрист требует от него предъявить письменный указ, подтверждающий полномочия президента{143}. Сильно уязвляло Матвеева и большое жалование, которое получал Сент-Илер, при том что ему самому жалованья установлено не было вовсе. Не было предусмотрено, разумеется, и никакого формального и четкого распределения полномочий между «президентом» и «директором». Все это не могло не подталкивать двух руководителей академии к конфликту вне зависимости от личных качеств Сент-Илера.
Назначение Матвеева было сделано Петром в его фирменном неформальном стиле: не сохранилось никакого письменного указа на этот счет. Более того, похоже, что сам Матвеев узнал о нем от Сент-Илера («вы, мой господине, сами вы указ тот нам объявляли», напишет он позднее), и подтверждение этому решению существовало лишь в виде приказа за подписью Апраксина: в дальнейшем мы увидим, как раздражается граф, когда авантюрист требует от него предъявить письменный указ, подтверждающий полномочия президента{143}. Сильно уязвляло Матвеева и большое жалование, которое получал Сент-Илер, при том что ему самому жалованья установлено не было вовсе. Не было предусмотрено, разумеется, и никакого формального и четкого распределения полномочий между «президентом» и «директором». Все это не могло не подталкивать двух руководителей академии к конфликту вне зависимости от личных качеств Сент-Илера.
В первые месяцы своего президентства Матвеев, как кажется, не слишком вмешивается в дела Академии: уже в феврале он просит продлить ему отпуск в Москву для поправления хозяйственных дел (но так его и не получает). Его письма царскому секретарю Макарову, через которого и происходило общение с путешествующим государем, посвящены прежде всего слезным жалобам на безденежье и просьбам отпустить его проводить жену, назначенную гофмейстериной ко двору царевны Анны Иоанновны в Курляндию. Академия в этой переписке возникает лишь эпизодически. Когда Матвееву это выгодно, он даже готов признать, что в случае его отъезда в отпуск оставшихся кадетов «свободно и без меня директор барон управит» (документ 34){144}.
Первые отзвуки приближающегося конфликта, однако, слышны уже здесь. Профессор Фархварсон, прибывший из Москвы вместе с учениками Навигацкой школы, напрочь отказался подчиняться Сент-Илеру, и Матвеев с удовольствием поддержал его притязания на административную автономию. Уже к февралю он добился от Апраксина согласия на то, чтобы британец вместе с его геометрическим классом был «разведен» с бароном-«начальным директором», и в итоге Апраксин вывел Фархварсона и его учеников из подчинения Сент-Илеру{145}. К концу марта Матвеев, не называя никого по имени, жалуется, что, несмотря на его старания управлять академией как должно, «горестно и трудно застарелыя замерзелости из неохоты и с непослушания людей исправить», особенно когда управляемые не понимают «собственной самим им пользы»{146}. В июле он все еще заверяет Макарова, что в академии «управляетца здесь все гораздо порядочно, и кадеты не только наукам определенным им обучаютца, но и воинским экзерцыцыям». Впрочем, оговаривается он, это относится лишь к тому, «что особно ко мне приналежит», и глухо жалуется на разделение полномочий между ним и бароном: «В розности иных дел небезтяжно трудности мне ис той разделенной каманды во многия руки»{147}. Где-то в это же время, весной 1716 г., должно было быть составлено и известное нам только без подписи «Известие», автор которого фактически дезавуировал предложенную Сент-Илером модель академии. По его словам выходило, что «во француской морской академии недорослая шляхта, которая к тому делу употреблена, больши науки практикою самою действителные проходят там в свое совершенство», и содержать молодых дворян так долго в школе необязательно (документ 35){148}. Вполне возможно, что автором «Известия» мог быть Матвеев.