Гримберт размышлял о том, как распалить посильнее поутихшую было свару между Теодориком и Герардом, но вдруг почувствовал, как смолк шепот среди рыцарей. Будто все слова и мысли в одночасье выдуло из шатра невесть как забравшимся внутрь ветром. Оттого в наступившей тишине он отчетливо услышал звонкий голос герольда:
- Его светлость императорский сенешаль, герцог Гиенньский Алафрид.
И сразу вслед за этим:
- Его сиятельство Лаубер, граф Женевский.
Часть 2
Герцог прошествовал к возвышению, высоко подняв голову, рыцари расступались перед ним, как глина, размываемая стремительным ручьем. Гримберту даже показалось, что если бы кто-то из них замешкался, его снесло бы в сторону еще до того, как он коснулся бы богато расшитого бархатного камзола, столько в невысокой фигуре его светлости императорского сенешаля было энергии. Вместе с ним зашел и граф Лаубер Гримберта неприятно удивило то, что держится он не за герцогом, как полагалось по протоколу, а по правую руку от него, почти по-приятельски. Но сейчас он не собирался на это отвлекаться.
Алафрид поднялся на свое возвышение и остановился, молча разглядывая собравшихся в шатре рыцарей, баронов и графов. Человеческое море, взволновавшееся было и забурлившее с его приходом, стало быстро стихать под этим взглядом, и даже голодное ворчание раубриттеров сделалось как будто тише.
Иногда Гримберт задумывался, сколько же лет по воле Господа прожил в мире Алафрид, и каждый раз приходил к мысли, что выяснить это невозможно.На вид ему можно было бы дать сорок пять возраст прихода мудрости, когда мужчина, подобно клинку, остуженному в ледяной воде, окончательно избавляется от юношеского жара, обретая взамен холодную острую силу истинного ума.
Спокойное волевое лицо грубых черт, брызги серебра в густых волосах, высокий и мощный, как бронеплита, лоб и выступающий тараном подбородок, скрытый короткой бородой Гримберт не знал, что за лекари творили личину господина королевского сенешаля, но знал, что они создали настоящее чудо. Сколько надо колдовать над плотью, используя секретные технологии Святого Престола и еретические инкунабулы, чтобы сосредоточить в одном лице властность строгого отца, кроткое смирение пастыря, уверенность мудреца и ярость воина?
Гримберт полагал, что никогда этого не узнает, даже если наводнит своими шпионами столичный Аахен, как не узнает и истинного возраста сенешаля. Есть тайны, которые империя хранит в самом дальнем сундуке, и каждый, кто излишне близко протянет к нему руки, может мгновенно их лишиться как тот мальчишка, что испачкал «Тура» нынче утром. Не потому, что империя зла или стыдлива. Империя, как и всякий большой механизм, совершенно бездушна. Однако ей свойственен инстинкт самосохранения, чудовищно сложный, разбитый на сотни и тысячи частей и автономных механизмов, многие из которых за древностью лет превратились в бесполезную архаику.
Чтобы понять все тонкости ее внутреннего устройства надо обладать памятью мемория и умом совершенной вычислительной машины. А еще - смелостью дикого тура. Потому что эта безмозглая, древняя, невероятно сложная и столь же примитивная машина может раздробить тебя мимоходом в любой момент, практически этого не заметив.
Алафрид не стал садиться в предназначенное для него кресло. Он прошелся по возвышению, расправив плечи и глядя вниз точно воин по крепостной стене. Движения у него были степенные и уверенные, не размягченные ни возрастом, ни властью, ни вином.
Даже голос у него был звучный, как охотничий рог, такой, что мгновенно подавил все прочие звуки в шатре.
- Приветствую вас, добрые рыцари! Многих из вас я вижу в первый раз, полагаю, как и вы меня. Я Алафрид, сенешаль его императорского величества. И если этот титул вам ничего не говорит, могу сказать иначе. Я слуга императора. Я его глашатай, его судья, его полководец и его посол. Я рука милующая и карающая. Я его глаза и уста здесь, в негостеприимном восточном крае на самом рубеже империи. И именно потому, что меня ведет воля императора, я не стану утомлять вас долгим вступлением. То, что вы находитесь в этом шатре, уже говорит о том, что вы знаете, для чего собрались. А значит, рыцарская честь уже направила вас по верному пути, в моих силах лишь обозначить надлежащий маршрут.
Толпа рыцарей издала приглушенный, но одобрительный рокот. Все эти люди были хищниками. Некоторые лощеными и ленивыми, другие злыми и голодными, но их роднило одно плотоядные инстинкты, более древние, чем сама империя или человеческий генокод. В Алафриде она ощущала то, что стая ощущает в вожаке силу.
Алафрид обвел собравшихся взглядом.
- Проклятые лангобарды слишком долго испытывали терпение империи. Погрязшие в ереси арианства, они годами истощали наши восточные земли, терзая пограничные марки с алчностью голодных демонов. В них нет ни христианского смирения, ни рыцарской чести, всего лишь одна черная злоба. Так что пусть ваше сострадание не туманит визор, когда придет момент снять орудия с предохранителей.
- Мерзкие отродья! пробормотал Теодорик, пытаясь сфокусировать взгляд на сенешале. Судя по всему, он накачался вином так, что уже позабыл о приличиях, но сенешаль не удостоил его взглядом.
- Когда лангобарды захватили тучные поля Венеции, мы, франки, не смогли достойно наказать их. Наши рыцари несли слово Христа в дикие мавританские земли за морем, отбивались от бретонских мятежников, терзающих западные рубежи, и диких необузданных кельтов, несших смерть и погибель с севера. И это не считая постоянной византийской угрозы, которая только и ждет мига нашей слабости, чтоб нанести смертельный удар. Не считая кровожадных берберов, хозяйничающих на море. Не считая кочевых орд венедов, готов и эскелов, обращающих в смрадные некрополи наши беззащитные города. Слишком долго проклятые лангобарды пользовались своей безнаказанностью. Слишком долго в их черных сердцах вызревала ересь арианства, порочащая святую веру. Слишком долго рыцари-франки не демонстрировали им своего гнева.
Алафрид всегда умел находить нужные слова, подумал Гримберт, невольно ощущая, что даже его отчасти завлекла эта речь. Нужные слова, нужные монеты, нужную информацию, нужных людей, нужные причины Наверно, только такой человек и может стать императорским сенешалем.
- Напомнить вам, как лангобарды распорядились своей безнаказанностью? голос сенешаля потяжелел, обретя тревожные обертоны, - Напомнить про судьбы тех несчастных подданных императора, которые оказались в их власти? Семь лет назад лангобарды взяли Бароло. Напали на него темной ночью, как разбойники, перебив стражу и захватив всех горожан в своих постелях. Бароло, маленький город, славный своим вином и гостеприимством. Граф Асти со своей дружиной в отважной схватке, стоившей ему немало славных рыцарей, отбил город спустя три дня. И что же он увидел?
По рядам рыцарей прошел ропот, тяжелый, как свинцовая волна мертвого моря Mediterranea, в чьих недрах давно не осталось ни рыбы, ни прочей жизни.
- Кровь и смерть вот что он там увидел! голос сенешаля ухнул, точно боевой молот, способный раскрошить самый крепкий щит, - Лангобарды растерзали всех, кто не успел спрятаться, щедро заплатив их кровью адским демонам, которым служат! Груды растерзанного мяса покрывали мостовую! Кровь лилась как вино!
По рядам рыцарей прошел ропот, тяжелый, как свинцовая волна мертвого моря Mediterranea, в чьих недрах давно не осталось ни рыбы, ни прочей жизни.
- Кровь и смерть вот что он там увидел! голос сенешаля ухнул, точно боевой молот, способный раскрошить самый крепкий щит, - Лангобарды растерзали всех, кто не успел спрятаться, щедро заплатив их кровью адским демонам, которым служат! Груды растерзанного мяса покрывали мостовую! Кровь лилась как вино!
Теодорик с отвращением взгляд на свой наполненный кубок и хотел было его отставить, но сморщился и сделал большой глоток.
- Мерзавцы, какие же мерзавцы - пробормотал он, давясь, по его щеке стекал бордовый ручей, - Сукины дети эти лангобарды, подумать только
- Девять лет назад! Город Андорно-Микка. Воспользовавшись тем, что маркграф Биелла оставил свою вотчину, отправившись в Крестовый поход, лангобарды захватили его почти без сопротивления. В разграбленной церкви они нашли нейро-корректор, использовавшийся Святым Престолом для наложения Печати Покаяния на приговоренных преступников. И пропустили через него все население города, наложив Печать Покаяния седьмого уровня.
Под сводами шатра разнесся недоуменный гул кажется, не все собравшиеся рыцари владели церковной терминологией.
- Седьмой уровень это полное разрушение основных нейронных связей в мозгу. С исчезновением всех условных рефлексов, памяти, чувств, мыслей. Две тысячи человек столько жило в Андорно-Микке до того, как туда пришли лангобарды. Две тысячи сомнамбул вот что мы обнаружили, когда отбили город. Живые тела, в которых осталось меньше разума, чем у цыпленка. Из таких не получилось бы даже сервусов. Пришлось отправить всех до единого на сангвинарную фабрику и даже там они молчали, когда их разделывали на куски!
- Невероятно, - произнес вдруг Леодегарий негромко, словно очнувшись от долгого сна, - Очень необычная формулировка. А запах
Гримберт не хотел знать, что граф Вьенн имеет в виду. Как не хотел знать и того, что сейчас видят его затуманенные полуприкрытые глаза. Его и без того мутило.
- Пришло время лангобардам заплатить за все преступления против короны и веры, - глаза Алафрида опасно сверкнули, точно инфракрасные прожектора, - О первом позаботимся мы, рыцари-франки. Вопросами веры позже займется епископ из епархии Кунео, наша же задача расчистить ему путь, чтоб он смог заняться врачеванием душ. Тем не менее, по воле Святого Престола к нашему походу присоединилась дружина рыцарей Ордена Святого Лазаря под духовным управлением приора Герарда.
Приор Герард встал со своего места и поклонился. Губы его опасно раскачивались, а зубы под ними, как с отвращением заметил Гримберт, полопались и вросли в плоть. Не иначе, подумалось ему, сподвижнику епископа приходится питаться через медицинский катетер.
- Впервые за двадцать лет империя собрала достаточно сил, чтоб отомстить лангобардам за их коварство и вероломность, - Алафрид соединил руки за спиной, сделавшись похожим на гранитное изваяние рыцаря, которое Гримберт когда-то видел в аахенском дворце, - И нет, мы не удовлетворимся одним ударом. Души погибших вопиют, взывая к отмщению! Огненным мечом мы пройдем сквозь гнилые потроха Лангобардии, разрубая ее на части. Мы не будем довольствоваться одной только Арборией! Новаро и Мортара, Маджента и Черано, Ассаго и Раццано все они падут, подобно спелым колосьями, полным золотого зерна! А если нам улыбнется удача и Господь распрострёт над нами свою длань, в скором времени мы увидим на горизонте черные стены самой Павии, этого еретического гнезда, которое давно надо было выжечь каленым железом!