- Эй, Задорожный, выходи. Поговорить надо.
- Чего орешь! Ты кто такой?
- Комиссар Ялтинского Совета - ответил "кожаный человек". Выдавай Романовых - у меня постановление. Они - враги народа и мы требуем суда над тиранами.
- Плевать мне на ваш совдеп и его бумажки. Покажите бумагу за подписью Ленина, а без этого катитесь к черту.
Словесная перепалка продолжалась еще минут десять. В конце концов, Задорожный послал по матери Ялтинский совдеп, его мандаты и всех его комиссаров, включая лично здесь присутствующего и велел убираться, иначе угостит пулеметным свинцом. После этого он развернулся и пошел обратно от ворот, не обращая внимания на вопли "кожаного".
Через неделю у ворот появился уже грузовик с двумя десятками обвешанных гранатами солдат и матросов. На турели в кузове стоял пулемет, выгрузили еще один. На этот раз Задорожный вел себя тише, он как будто уговаривал комиссара ялтинского совдепа (я стоял у окна, не высовываясь, мне не было слышно слов, но интонацию можно было разобрать). Потом они опять перешли на повышенные тона:
- Сколько тебе заплатили, Задорожный?
- Достаточно, чтобы оплатить твои похороны!
- Та предатель и контрреволюционер, продался врагам народа, я напишу в Питер и тебя арестуют!
- Я старый член партии и политкаторжанин! Я уже дважды бежал с каторги тогда, когда ты еще учился мелочь по карманам тырить и не тебе меня снимать.
- Та предатель и контрреволюционер, продался врагам народа, я напишу в Питер и тебя арестуют!
- Я старый член партии и политкаторжанин! Я уже дважды бежал с каторги тогда, когда ты еще учился мелочь по карманам тырить и не тебе меня снимать.
Потом они опять принялись что-то тихо обсуждать. Приехавшие солдаты пытались заговорить с нашей охраной, занявшей позиции на стене: "Эй, братки, ваш комиссар Задорожный - контра! Давайте к нам, у нас в Ялте полно девок и вина!". Но наша охрана в разговоры не вступала, лишь бросала со стены в приехавших камешки и окурки, приводя их в бешенство. После таких "переговоров" Задорожный вернулся озабоченный и раздраженный, таким я его еще не видел.
- Пришлось показать ему мандат за подписью Ленина. Судя по всему, у них тоже есть связь с Петроградом. Пока моя бумага сильнее его ялтинских писулек, кроме угроз они ничего не могут, даже штурмовать побоятся. А вот если будет питерская бумага, они могут и на штурм пойти, особенно, если подтянут артиллерию. За Дюльбером уже начинаются предгорья Главного Крымского хребта и местность довольно заметно повышается. С двух верст трехдюймовки будут накрывать фугасами внутренний двор, а картечь сметет защитников с внутренней части стены. Надо продумать пути отступления в горы, там можно укрыться в пещерах.
Я подумал, каково будет детям в пещерах зимой. Видимо, Задорожный понял, о чем я думаю и улыбнулся: "Не унывайте, адмирал, флаг еще вьется над нами. Не так уж все плохо, осталось немного еще продержаться и все будет хорошо. Я завтра поеду с бойцами по окрестным аулам за продуктами, разведаю обстановку. И еще - я собираю в Дюльбере всех ваших родственников. Надо, чтобы в критическую минуту все были вместе. Помощи у Севастопольского Совдепа я уже попросил".
Когда Задорожный улыбался, его лицо становилось каким-то немного детским и совсем не страшным. Видимо, поэтому, он улыбался крайне редко.
Так мы встретили Рождество и Новый, 1918 год. Что-то он нам принесет?! Стол был скромный: бифштексы из тертой моркови и прочие вегетарианские радости. А вот пирог с капустой получился на славу, вкуснее, пожалуй, я не ел даже в Зимнем! Вино было крымское и весьма неплохое, здешние вина по типу портвейнов, сделанные из винограда местных татарских сортов Дерваз-Кара и Эким-Кара (Черный полковник и Черный лекарь) из долины Архадересе (Солнечная) не уступят португальским.
Штурм. Январь-февраль 1918. Дюльбер
Рождество Задорожный не праздновал, а вот с Новым годом поздравил и пожелал здоровья (он же и привез два небольших бочонка упомянутого вина). Потом извинился, что надо проверить караулы и ушел. Караульная служба у Задорожного была поднята на недосягаемую высоту, даже государя-императора, похоже так не охраняли, а уж в революционное время это вообще была какая-то диковинка. Молчаливые, всегда подтянутые с вычищенным оружием караульные менялись как автоматы. Никто не дремал на посту. Ночью прожектора постоянно перекрещивали свои лучи над бухтой, большей частью контролируя прибрежную полосу, где можно пробраться на мелких судах, а то и пешком вдоль берега, высадившись поодаль от Дюльбера. Пулеметные расчеты в считанные минуты занимали позиции - для чего проводились чуть не ежедневные учения. Часто проводились и тренировки по пристрелке по ориентирам и я заметил, что пулемётчики, не тратя лишних патронов, короткими очередями поражают мишени. На задворках было оборудовано стрельбище и часто можно было слышать сухой треск винтовочных выстрелов. Хотя Задорожный и разжился вином, но, получалось, это он сделал для нас, так как ничего из этих бочонков не перепало охране и никаких пьяных я не видел вообще, не то что при "временном" карауле.
Такое рвение отметил и Николай Николаевич, все же бывший Главком, а после того как этот пост возжелал занять Ники, командующий Кавказским фронтом (и довольно успешный командующий).
- Наш матрос отменно поставил стрелковую подготовку, как ты это находишь, Сандро? Будь у нас хоть процентов двадцать таких унтеров и еще год назад мы были бы в Берлине - сказал мне вопрос Николай Николаевич, удобно разместившись с рюмкой портвейна в кресле у камина.
- Да, я тоже это могу подтвердить - ответил я.
- А я то думал, что ты с ним все разговоры ведешь, он же палач и ему ничего не стоит всех нас поставить к стенке, а теперь вижу, очень он непрост, наш комиссар Задорожный.
Такого же мнения придерживались, в общем -то все августейшие обитатели Дюльбера. Великая княгиня Ольга Александровна (дочь Марии Федоровны), проживавшая в имении со своим мужем, полковником Куликовским, вспоминала: " Это был убийца, но человек обаятельный. Он никогда не смотрел нам в глаза. Позднее он признался, что не мог глядеть в глаза людям, которых ему придётся однажды расстрелять. Правда, со временем он стал более обходительным. И все же, несмотря на все его добрые намерения, спас нас не Задорожный, а то обстоятельство, что Севастопольский и Ялтинские советы не могли договориться, кто имеет преимущественное право поставить нас к стенке" [ ].
Приблизительно так же выразился Феликс Юсупов, зять Александра Михайловича, женатый на его дочери, красавице Ирине Александровне: "Странный человек этот Задорожный. Не могу его понять, но, кажется, от него нельзя ждать ничего хорошего". "...То, как он вел себя в Ай-Тодоре, могло быть показным, ради представителя Петроградского совета, который там с ним был". Для такой корректировки были основания: Задорожный предлагал им переехать в Дюльбер, но Юсуповы отказались, так как к ним ялтинцы не приезжали и вообще у Юсупова был ореол своеобразного фрондера и борца с царизмом - как же, он убил самого Распутина и был за это выслан (ага, в свое имение в Крыму), да и Ирина сыграла в этом деле роль "приманки" для любвеобильного "старца". Свои воспоминания о Задорожном оставил Глеб Дерюжинский, приятель Феликса Юсупова еще по гимназии, талантливый скульптор. В целом они подтвеждают вышесказанное. Дерюжинский писал, что Задорожный как-то признался ему, что он офицер...
Между тем, самое унылое в нашем положении было не морковные котлеты и вообще, проблемы с едой, а отсутствие информации извне. Задорожный как-то приносил центральные большевистские газеты, но мне казалось, что он дозирует информацию: кроме трескучих речей Ленина, Троцкого и политиканов поменьше, в них ничего не было. А обрывочные сведения от прислуги свидетельствовали о том, что в Севастополе неспокойно. Сразу перед Новым годом туда вернулся отряд матросов-большевиков, посланных на Кубань воспрепятствовать проникновению в создаваемые добровольческие части офицеров и юнкеров, оказывающие вооруженное сопротивление режиму. Вернулись сильно потрепанными: мальчишки-юнкера в пух и прах раскатали революционных матросиков и теперь те вымещали злобу на офицерах, проживающих в Севастополе. Ходить в городе в офицерской форме даже со снятыми погонами категорически не рекомендовалось - людей хватали прямо на улицах и больше о них никто ничего не слышал.
Про Ялтинский Совдеп я и не говорю: к визитам человека в кожаных штанах мы уже привыкли и ничем, кроме криков у ворот, они не заканчивались. Но тут Задорожный пришел и сказал:
- Они требуют выдачи генерала Орлова. Князь Орлов был мужем дочери Петра Николавевича и они проживали в своем доме практически в Дюльбере, но отделенном парком от нашего мавританской крепости, также как и Юсуповы, находясь под защитой Задорожного. Задорожному так и не удалось уговорить их переехать в "крепость", но они могли подать условленный знак и вооруженная охрана была бы там через несколько минут. Мотивом для выдачи было то, что генерал Орлов подавлял рабочие забастовки в Эстонии в 1907 г. Но это был другой Орлов, наш князь еще молод и генералом в 1907 г не был, как не был и в Эстонии. Затруднения были в том, что мандат Задорожного предусматривал охрану именно Романовых, а князь Орлов Романовым не был.
Я стал свидетелем такого разговора:
- Задорожный, тебе предписано отдать нам генерала Орлова и мы передадим этого палача, расстреливавшего эстонских рабочих нашим эстонским товарищам!
- Я тебе говорю, это другой Орлов, к расстрелам в Эстонии в 1907 г он отношения не имеет.
- Выдавай, ты прав его удерживать не имеешь, а там разберутся.
-Ага, разберутся.. Ты его кокнешь за углом, а потом все на меня и спишут.
- Послушай, Задорожный, если я вернусь без него, меня самого расстреляют. Товарищам уже надоело, что я езжу сюда без толку и мне поставили ультиматум.
- Ну и черт с тобой, ты сам себе вырыл эту яму.
- Задорожный, я же тебя как товарища прошу...
- Черт тебе будет товарищ!
И Задорожный чуть не пинками выгнал ялтинского комиссара.
Так прошло еще некоторое время. В гости к нам приехала Ирина и сообщила чудовищные известия. В Севастополе и Ялте массово казнят офицеров, даже тех, кто находится в крымских здравницах на излечении после ранений. Их расстреливают прямо на молу, на глазах родных, а некоторых связывают и живьем бросают в воду.
Эта вакханалия продолжается уже не один день. Вот вам и добрые большевики из Севастопольского Совета! Где же командование флота! Все же происходит у них на глазах! Или разложение флота дошло до того, что офицеры уже не командуют эскадрой. Собрать офицеров, унтеров и верных присяге матросов, не забывших честь и совесть русских моряков хотя бы на один линкор, повернуть орудия на гнездо большевиков и выставить ультиматум: прекращение кровавого террора, публичное наказание виновных или камня на камне от Советов здесь не останется! Почему бы и нет, история броненосца "Князь Потемкин-Таврический" свидетельствует, что даже один корабль может повернуть историю. Хотя, конечно, тогда броненосец угрожал открыть огонь по правительственным зданиям, а теперешние большевики будут только рады выставить семьи тех же офицеров в виде живого щита - стреляйте на здоровье. Значит, надо поставить условие эвакуации на линкор семей офицеров и тех, кто может подвернуться репрессиям и уходить в Новороссийск, на Кубань, туда, где формируются добровольческие части. Может и нам нашлось бы место на этом линкоре...